— О! — Мэдселин искоса поглядела на него. — А кто же наш враг, если не скотты?

Орвелл отвернулся и посмотрел на свою крепость.

— Мне сообщили, что шайка отступников-англов и саксонцев готовится устроить мятеж в этом крае. И хотя все мои попытки узнать правду оказались бесплодными, мне кажется, что предводитель шайки — человек, которого вы, скорее всего, знаете. — Он помолчал, чтобы она вдумалась в смысл его слов. — Пока я ничего не могу доказать, но у меня во многих местах есть уши и глаза.

— А кто этот человек? — Мэдселин почувствовала комок в горле.

— Эдвин Эдвардсон.

— Вы уверены? — Она еле выговорила эти слова.

Он пожал своими широкими плечами.

— Скорее всего, да. Однако он хитрый человек и умеет поворачивать события в свою пользу. И поэтому тем более опасен.

Мэдселин хранила молчание, пытаясь разобраться в услышанном.

— Я искренне желаю вам блага, леди де Бревиль. Только учтите, никому ни слова, иначе он сбежит.

Ошарашенная, Мэдселин смогла лишь кивнуть в ответ. «Неужели мои первоначальные подозрения оказались справедливыми?»

— Когда Бронвен вам будет больше не нужна, отправьте ее назад с воинами и нанесите мне визит. — Серые глаза его смотрели умоляюще.

— Я постараюсь, — Мэдселин через силу улыбнулась. В горле у нее запершило и подкатилась тошнота.

Ульф отдал дань уважения Изабелле де Вайлан тем, что поторопился вернуться в крепость до того, как с моря налетели ночные тучи. И не жалел крепких слов, подгоняя своих людей, Мэдселин и священника, словно те норовили ослушаться его приказаний.

Мэдселин удивилась преданности этого человека, она никак не ожидала ничего подобного от саксонского грубияна.

Когда ворота крепости де Вайлан остались позади, все в отряде вздохнули с облегчением. Им навстречу тотчас устремилась толпа людей. Сидевшая на крупе лошади позади Ульфа Бронвен быстро соскочила на землю и стала озираться по сторонам.

Только тут Мэдселин осенило, что Бронвен являлась самым действенным орудием в руках Генри Орвелла, если он и впрямь такое чудовище, каким его рисует Эдвин. Он ведь предложил услуги Бронвен, не колеблясь ни секунды, — значит, либо искренне хотел помочь, либо решил использовать травницу в качестве шпионки.

В течение нескольких часов, проведенных в седле, Мэдселин размышляла над этим вопросом. «Разве мог Ги дружить с предателем? Генри Орвелл показался мне таким милым и порядочным, что и вправду трудно думать о нем плохо. А он назвал Эдвина предателем».

Мэдселин потерла виски: голова у нее разрывалась. Несмотря на свою ненависть к английской расе, она не могла не признать, что слишком много людей, которым она доверяла, высоко ценили Эдвина Эдвардсона. «Надо действовать осторожно».

Бронвен остановилась возле двери Изабеллы, словно страшась войти.

— А что будет со мной, если она умрет? — спросила она, откинув волосы за плечи.

Мэдселин пристально посмотрела на нее.

— Ничего, — в сердцах ответила она и рывком распахнула дверь.

Агнесса подняла голову и приложила палец к губам. Изабелла спала.

В комнате стояла неописуемая жара, и Бронвен небрежно стряхнула с себя свой красивый плащ и бросила его на ковер. А потом приблизилась к кровати.

Она принялась не спеша осматривать Изабеллу, тихонько задавая вопросы на местном наречии. Чаще всего Агнесса в ответ кивала головой. Мэдселин с грустью отметила, что Изабелле не стало лучше.

Наконец Бронвен откинула одеяло и положила свои ловкие смуглые пальцы на вздутый живот Изабеллы. Склонив голову, она несколько минут прислушивалась к движениям младенца. Мэдселин слышала только потрескивание дров в камине да конское ржание на дворе.

Бронвен медленно выпрямилась и нежно провела рукой по телу Изабеллы. С непроницаемым лицом она положила одеяло на место и, не сказав ни слова, медленно подошла к столу, чтобы налить себе бокал вина. Мэдселин и Агнесса обеспокоено наблюдали за ней, негодуя, что она заставляет их так долго ждать.

Вытерев губы рукавом, Бронвен повернулась к ним.

— Я ничего не могу сделать для вашей госпожи. Она не переживет нынешнюю ночь, и никакая сила на свете не сможет ее спасти. — Эти жестокие слова эхом разнеслись по жарко натопленной комнате. Мэдселин, не веря своим ушам, тупо смотрела то на Бронвен, то на Изабеллу.

— Ты лжешь! — наконец воскликнула она. — Наверняка ты что-нибудь можешь сделать.

— Я могу сохранить жизнь ребенку, но это будет зависеть от тебя. — Бронвен повернулась к спящей. — Ваша госпожа почти мертва. Она живет только благодаря исключительной силе воли. Если я сейчас буду действовать, ребенок выживет.

— Что ты будешь делать? — прошептала Мэдселин, чувствуя, как кровь застывает у нее в жилах.

Изабелла пробормотала что-то невразумительное, и все взгляды сразу же устремились к ней. Невозможно было поверить в то, что она умирает.

— Ребенок сам не выйдет, — без обиняков заявила Бронвен. Она присела на край койки и принялась осторожно вытирать исхудалое лицо Изабеллы. — Его надо вырезать — это единственная возможность сохранить ему жизнь.

— Но это значит убить Изабеллу! — Ужас охватил Мэдселин. «Это не может быть правдой!»

— Другого выхода нет, — тихо повторила Бронвен. — Такова ее судьба. Решение должно быть принято в течение часа. Через час оба будут мертвы.

Изабелла подняла веки. Мутные карие глаза повернулись к Бронвен, оценивающе остановились на ней, потом отыскали Мэдселин.

— Спасите ребенка, — слабо прошептала она. — Вы должны спасти ребенка.

Наклонившись ближе к Изабелле, Мэдселин взяла ее холодную ладонь в свою.

— Ты не умрешь, Изабелла. Ты очень сильная.

Изабелла де Вайлан собрала остатки сил и выдавила скупую улыбку.

— Эта женщина права, Мэдселин. Приказываю тебе спасти ребенка. — Потом, обернувшись к Бронвен, она схватила ее за руку. — Я вручаю тебе свою жизнь. Спаси моего ребенка и позаботься о нем как следует.

Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, и Мэдселин чувствовала, что они словно находятся в каком-то ином мире. Между этими двумя женщинами происходило нечто такое, что исключало всех остальных. И все же Мэдселин не видела в такой жертве никакого смысла.

Бронвен, однако, все прекрасно понимала.

— Не надо взваливать ответственность на меня, — почти выкрикнула она. — Я не хотела приезжать. — Она собралась, было встать, но Изабелла по-прежнему удерживала ее за руку и даже крепче вцепилась в нее.

— Ты не можешь отказать, — неумолимо ответила она. — А теперь пришлите мне священника.

Пока отец Падрэг уединился с Изабеллой и Агнессой, Мэдселин отвела Бронвен в тихую комнату, чтобы приготовить все необходимое. Несмотря на взбалмошный характер и вроде бы неряшливый вид, Бронвен очень аккуратно и умело обращалась с травами и дозами снадобий. Наконец она вынула небольшой нож из кожаной сумки, висевшей у нее на поясе, и извлекла его из ножен. Клинок сверкнул в неверном свете факелов, и Мэдселин содрогнулась.

— Он должен быть очень острым. — С этими словами Бронвен сунула нож в пламя прикрепленного к стене факела.

— А ты можешь спасти ее от боли? — тихо спросила Мэдселин, заворожено глядя на клинок.

Женщина не сводила глаз с кинжала.

— Да. Я дам ей снадобье, от которого она впадет в глубокий сон до того, как сердце ее перестанет биться. Все произойдет быстро.

Закрыв глаза, Мэдселин попыталась подавить подступавшую тошноту. Когда она снова открыла глаза, то заметила, что Бронвен смотрит на нее.

— А где ты научилась своему мастерству? — спросила Мэдселин.

Слегка пожав плечами, Бронвен улыбнулась и, поднеся раскаленный клинок к глазам, принялась рассматривать его.

— Я десять раз смотрела, как рожала моя мать, насколько я припоминаю. А потом были другие роды, — непринужденно добавила она. — Когда мать умерла, я пошла жить к старой травнице, которая выучилась своему искусству во время своих скитаний. Она брала меня с собой, и я смотрела, что она делает. В конце концов Дюнна состарилась, и люди стали звать меня.