Он недоверчиво посмотрел на нее.
— Женщина, вы не сможете поранить меня, — расхохотался он.
— Не обольщайтесь! — загремела она. — Очевидно, немногие мужчины обладают столь великолепным телом, как вы, но я убеждена, что подобные все же существуют.
— Великолепным? — Смутившись тем, как Мэдселин охарактеризовала его тело, Эдвин вспыхнул.
Наблюдая за ним, она поняла, что он и в самом деле понятия не имеет, какое впечатление производит на женщин.
— К счастью, — не конфузясь, продолжала она, — с мозгами у вас плоховато, и телу приходится по возможности компенсировать этот пробел.
Быстро придя в себя, Эдвин нахмурился.
— В таком случае вам нечего бояться, что я вас проведу. Предлагаю, — с угрозой в голосе завершил он, — проверить это.
— Отлично!
Соревнование закончилось быстрее, чем понадобилось бы задуть свечу. Эдвин вскочил целый и невредимый, а Мэдселин с яростью уставилась на валявшийся на песке клинок.
— С меня довольно, англичанин, — прошептала она. — Отведите меня назад.
Эдвин наклонился, чтобы поднять оружие.
— Да. — Он улыбнулся на ее тон. — Вы хорошо справились.
— Вы имеете в виду — для женщины? — вопросительно подняла брови Мэдселин.
— Для нормандской дамы, — поправил он, явно игнорируя ее невольную улыбку. — Тем не менее, в одном я оказался прав.
— В чем же?
— Что у вас на редкость здоровое тело. Всю дорогу, пока они возвращались в крепость, щеки Мэдселин горели румянцем.
Вскоре у Мэдселин вошло в привычку надевать свой подбитый кроликом плащ и до того, как подавали поздний ужин, проводить некоторое время на зубчатой стене крепости. Она стояла лицом к морю, волосы ее развевались на ветру. Постепенно Мэдселин стали нравиться эти мгновения одиночества и покоя.
У себя дома ей не доводилось переживать таких минут. В это время, когда мир колебался между светом и тьмой, она испытывала нечто вроде глубинного удовлетворения. И, несмотря на то, что поначалу Мэдселин отгоняла от себя столь нелепую мысль, постепенно ей пришлось признать, что жить здесь ей становится, во всяком случае, не противно.
Мэдселин вздохнула. «Теперь мне труднее будет вернуться домой, но я рада, что, по крайней мере, ехать надо будет после Рождества, перед возвращением в Вексин».
Звук гонга, сзывавшего обитателей крепости на ужин, прервал ее размышления. Мэдселин медленно спустилась по каменным ступеням. Ледяной холод обжигал ей ноги сквозь мягкие кожаные подошвы ее башмаков.
Она задумалась о предстоящей засаде, об Эдвине и его людях, которые могут не вернуться. Желудок у нее сжался. Она ни минуты не сомневалась, что англичанин не сдастся без борьбы, но перед мысленным взором Мэдселин предстало лицо краснобородого головореза, который возглавлял предыдущую засаду в лесу. «Эдвин и в самом деле заметный человек, и Орвелл отчетливо дал понять, что он был бы не прочь убить его».
И тут на нее налетел предмет ее размышлений, бежавший ей навстречу по ступеням.
— У-уф! Вы, глупый…
— Англичанин? — снова подсказал он, взмахнув рукой.
Мэдселин выпрямилась, отряхивая грязь и пыль со своего плаща.
— Если вы предполагаете, что это очередной урок единоборства…
Он протянул руку, чтобы остановить ее.
— Нет. Эмма сказала мне, где вы, и я боялся, что вы пропустите ужин. В конце концов, — добавил он, — здоровой женщине надо подкрепляться.
Мэдселин посмотрела на него испепеляющим взором. Поскольку он стоял на две ступеньки ниже, их глаза оказались почти напротив друг друга.
— А вы не боитесь, что я на практике применю ваши уроки, англичанин? Теперь я смогла бы побороться даже с таким крупным мужчиной, как вы.
— Гмм, — задумчиво пробормотал он. — Определение «великолепный» мне больше по вкусу. — На миг, склонив голову, он нащупал свой ремень. — Вот. Вы можете им воспользоваться, но лучше прикрепите его к ноге.
Там он будет в безопасности, — помявшись, добавил он.
При мерцающем свете стенных факелов Мэдселин заметила лежавший на вытянутой ладони Эдвина серебристый кинжал. Это был не тот кинжал, с которым она упражнялась утром. Этот был меньше и более замысловато украшен. Лицо Эдвина сохраняло торжественность.
Мэдселин молча покачала головой.
— Нет, — тихо начала она. — Я не могу принять его. Он ваш.
Эдвин сурово следил за ней, упиваясь возбуждением, написанным у нее на лице.
— Он принадлежал моей матери. — Эдвин взглянул на острое лезвие. — Однажды он уже отведал крови Орвелла. Она очень этого бы хотела, — добавил он.
Тронутая сверх меры, Мэдселин молча сглотнула, а потом протянула руку, чтобы взять оружие. Оно было теплое на ощупь и очень красивое.
— А вы разве не хотели бы отдать его вашей жене? — почти прошептала она, внимательно разглядывая кинжал.
— Да, но я думаю, что это маловероятная перспектива. Я собираюсь убить Орвелла или погибну, пытаясь сделать это. В любом случае у меня не слишком хорошие шансы выжить. Король не привык позволять местным жителям убивать его баронов.
Внезапно слезы защипали глаза Мэдселин, и она лишь усилием воли сдержала свои чувства. Она понимала, что, несмотря на вечные трения, их что-то крепко связывает. О том, что он умрет, невозможно было даже подумать.
Она застенчиво улыбнулась.
— В таком случае, Эдвин, я согласна принять ваш дар. — Их взгляды на несколько мгновений встретились. — Но только после того, как вы тоже кое-что возьмете от меня. — Мэдселин увидела, что он собирается отказаться, и быстро и нежно приложила ему к губам палец. — Таков обычай нашего народа. И ничего не говорите. — Она сняла с пальца тоненькое колечко из переплетенных золотых нитей и мило улыбнулась. — Конечно, оно не совсем мужское, но мне сделало бы честь, если бы вы приняли его. Его дала мне моя мать.
Щеки Эдвина вспыхнули от удовольствия. Он бережно положил колечко в свою поясную сумку.
— Я буду хранить его.
Он посмотрел на нее.
— У нашего народа тоже есть один хороший обычай. Когда мужчина прощается с женщиной, они ничего не говорят. Только целуются.
— О!
Это был целомудренный, почти братский поцелуй, после которого у Мэдселин возникло мучительное желание обвить его шею руками и крепко прижать к себе. Вместо нее это сделал Эдвин.
— Тот был данью обычаю, — прошептал он ей на ухо. — А этот для меня.
На этот раз у Мэдселин не оказалось причины жаловаться. Он поцеловал ее так крепко и с такой страстью, что она едва не задохнулась. И если бы не часовой, тяжело ступавший вниз по каменным ступенькам, Мэдселин сомневалась, что кто-нибудь из них смог бы остановиться. Но как бы то ни было, Эдвин одумался первым.
— Может быть, вы пойдете со мной на обед, леди де Бревиль?
Мэдселин лишь сдержанно кивнула, ощущая на себе любопытный взгляд часового.
В тот вечер пиршественный зал выглядел очень праздничным, и Мэдселин решила, что это благодаря Джоанне, которая распорядилась украсить стены цветами и зеленью. Чудесный запах сосны и леса наполнил всю комнату и, казалось, умиротворяюще подействовал на всех собравшихся.
Еды и напитков было в изобилии, и все с удовольствием угощались. Воины, которым предстояло уйти в дозор, вволю наслаждались элем. Самой Мэдселин сегодня не хотелось пить вино. Высоко на стенах под страшными порывами ветра хлопали ставни, и, несмотря на то, что в комнате было жарко, она почувствовала, что ее знобит.
Эдвин сидел справа от нее. Казалось, он был совершенно поглощен разговором с Гиртом. Когда в их беседе наступила пауза, Мэдселин воспользовалась моментом.
— У вас есть план? — тихо спросила она. Эдвин перестал обгладывать баранью косточку и взглянул на соседку.
— План?
«Неужели он выпил больше, чем я думала?»
— План нападения, — разъяснила она. Мэдселин заметила, что Гирт тоже перестал жевать и явно ждал ответа Эдвина.
— Да. План у меня есть. — Эдвин продолжил смаковать кость. — Но я думаю, что вам лучше о нем ничего не знать.