Диана работала в «Кроникл» в отделе сенсаций, поэтому крайне редко пропускала свежие горячие новости. Наоми нахмурилась, надеясь, что художник пострадал не сильно, и в то же время в глубине души она была довольна, что несчастный случай помешал ему лично присутствовать на аукционе. После того как Диана услышала от Наоми рассказ о столкновении с художником в театре, ею овладела навязчивая идея написать о нем статью. Она разработала генеральный план, согласно которому Наоми предстояло встретиться с Браном Ллевеллином во время торгов, напомнить ему о случае в театральном буфете и убедить его дать интервью ее сестре. Этот проект вызывал у Наоми откровенный ужас. Она не только содрогалась от мысли, что ей придется снова встретиться с Браном Ллевеллином, но и прекрасно знала, что он хорошо известен отрицательным отношением к прессе, где в колонке светской хроники ему не раз перемывали косточки.

К тому же, после злополучного происшествия в опере, в глубине души Наоми и сама подверглась наваждению не меньше, чем Диана. Она даже провела небольшое частное расследование и выяснила, что, некоторые специалисты считают его величайшим уэльским художником со времен Огастеса Джона. Его грандиозный успех позволил ему быть разборчивым. Ему равно удавались и портреты, и пейзажи. Но портреты он брался писать лишь в том случае, если образ портретируемого задевал в нем какую-то струнку. И так как успех пришел к нему давно, в последние годы даже простейший рисунок, принадлежащий его кисти, стоил бешеных денег. Кроме мощного художественного таланта судьба наградила его еще и диковато-романтической внешностью и огромным личным обаянием. И это сводило женщин с ума, они слетались к нему как мухи на мед. Но, несмотря ни на что, он до сих пор оставался холостяком. Пока женщины будут так вешаться Лле-веллину на шею, он и не женится, думала Наоми, сердясь на себя за совершенно необъяснимые приступы ревности.

Был уже поздний вечер, когда Наоми приехала в Кенсингтон, чтобы доложить об успешном дне Руперту Синклеру, своему начальнику. Мистер Синклер ждал ее с нетерпением. Начав работать в «Антиквариате Синклера», Наоми многому научилась у этого пятидесятилетнего умного, не без ленцы мужчины, считающегося непререкаемым авторитетом в области фарфора и керамики. По возвращении она обычно брала на себя бухгалтерию, потому что Руперт ненавидел цифры так же остро, как Наоми их любила.

— Умница, — похвалил Руперт, осматривая содержимое коробок. — Ты сама все упаковала?

— А кто же еще? — огрызнулась Наоми. — Спасибо еще, что милейший уэльский портье помог мне дотащить эти чудовищные коробки до машины.

Беспокоясь, успеет ли он подняться домой на семейный обед, Руперт потрепал девушку по темным волосам.

— Поезжай домой на такси, дорогая. Заслужила.

Настырно звонил телефон, когда Наоми ввалилась в тесную квартирку, которую снимала с подругой. Но Клер уехала в отпуск, а это означало, что в доме совершенно пусто и на ужин рассчитывать не приходится. Наоми устало вздохнула и подняла трубку.

— Наоми?

— Привет, Ди.

— Можешь не рассказывать. Я уже в курсе, что ты с ним не встретилась. С беднягой произошел несчастный случай, так что твои мечты не сбылись…

— Ничего подобного. Если ты помнишь, я ездила в Кардифф на аукцион, по поручению Руперта.

Но Диана, весьма целеустремленная дама, когда дело касается ее работы, не дала себя отвлечь.

— К черту Руперта. Ни за что на свете не догадаешься, что я сегодня узнала о нашем художнике! Криспин сказал, что издательство заказало Брану Ллевеллину его автобиографию.

— А Криспин Дакр никогда не ошибается!

— Кроме того, что Криспин мой близкий и преданный друг, он еще и лучший светский репортер и никогда не упустит сенсацию. Так вот, он сказал, что издатели «Диадемы» убедили художника писать историю своей жизни, по главе в неделю. Криспин учился в школе с одним из главных редакторов «Диадемы», поэтому одним из первых узнал, что наш непревзойденный кельт дал согласие на эту работу.

— Потрясающе, — зевая, согласилась Haоми. — А теперь, если не возражаешь, я повешу трубку, приму душ и, завалясь в постель, буду мечтать о трех неделях абсолютного безделья.

— Как раз к этому я и веду, — заявила Диана, и тон сестры очень не понравился Наоми. Даже тревожно заныло под ложечкой. — Послушай, дорогая, как насчет того, чтобы оказать мне грандиознейшую услугу?

Наоми устала как собака. И было от чего. Накануне она долго не могла уснуть и лишь около трех утра забылась тревожным сном, в котором ее преследовал некто ужасный, неумолимо размахивая гигантской кистью.

Диана Берри пришла в «Кроникл» сразу же после окончания университета, вооруженная дипломом филолога и энергией, которой могла бы позавидовать когорта центурионов. Теперь, несколько лет спустя, она стала уважаемым заместителем редактора отдела сенсаций и имела лишь одну слабость — всепоглощающую страсть к редактору того же отдела Энтони Крейгу. Но Крейг, увы, казалось, не замечал ее прелестей, что было весьма странно. Она ведь была по-настоящему хороша: высокая, стройная, с каштановыми волосами и сияющими карими глазами. И основной целью Дианы стало любым способом доказать Крейгу, что она не только ценный, умный и способный работник, но и идеальная спутница жизни для такого человека, как он.

— Все, что мне нужно, — без конца твердила она, — это сделать по-настоящему удачный ход, чтобы подняться в его прекрасных голубых глазах.

Диана чувствовала, что на сей раз удачный ход найден. Но ей необходима помощь сестры.

— Ты что, свихнулась? — закричала в телефонную трубку Наоми. — Ничего я не буду делать.

Но отказом Диану не напугаешь. И даже когда Наоми бросила трубку, она схватила такси и уже очень скоро, удобно развалившись в кресле в квартире у сестры, продолжала ее убеждать. Наоми была готова взвыть от отчаяния.

Теоретически план был очень прост. От Криспина Дакра Диана узнала, что уэльский художник отказался пользоваться услугами биографа. Он поставил издателям условие: или он сам пишет свою биографию, или пусть «Диадема» идет к черту.

— Только мне кажется, он не мог сказать «идет к черту».

Наоми сверкнула глазами на сестру.

— Мне глубоко наплевать, что он там сказал. Не меня же он послал.

Диана продолжила свой рассказ. «Диадеме» пришлось согласиться с требованиями Брана Ллевеллина, и теперь они должны обеспечить его секретарем для работы над книгой. Криспин убедил своего приятеля-редактора дать эту работу Диане. Похоже, художник не может уделить много времени этому проекту, согласно которому должно появиться роскошное издание с некоторыми биографическими подробностями частного характера, иллюстрированное цветными репродукциями его картин.

— Это же сногсшибательно! — восторгалась Диана. — Только подумай, какую статью я могла бы написать, если бы действительно провела пару недель у него в доме, но, Наоми, я не могу.

— Почему?

— Всё за то, чтобы поехать, но сейчас я никак не могу оставить «Кроникл». Понимаешь, помощник Крейга переходит в «Финансовые известия», и у меня появился реальный шанс занять его место. А если бы у меня получилась статья о Ллевеллине, работа точно будет у меня в кармане. — Она поморщилась. — Ты же знаешь, Бран Ллевеллин журналистов на дух не переносит. — Она повернулась к Наоми с обольстительной улыбкой. — Тогда как ты, кисенок, совершенно далекий от прессы человек, прекрасно печатаешь на машинке и, что важнее всего, располагаешь тремя неделями отпуска.

— Который я не собираюсь проводить, работая как каторжная в Черных Горах, — живо отрезала Наоми.

— Откуда ты знаешь, где он живет? — поинтересовалась Диана.

— Сказал портье. Но где бы он ни жил, я намерена держаться от него подальше.

В карих глазах Дианы отразилась мольба.

— Даже если от этого зависит вся моя жизнь?

— Не пори ерунды!

— Нет, правда. Если у меня получится сенсационное интервью с Браном Ллевеллином, то уверена, Крейг будет…