Излюбленные места толпыг - тихие заводи возле островов, тенистые протоки, озера, соединяющиеся с Амуром. В таких местах они скапливаются бессчетными табунами. Попробуйте проплыть здесь на каком-нибудь суденышке - вот где разыграется безумный танец! Вы увидите, как рыбины до восьми килограммов весом и почти до метра длиной делают саженные прыжки в высоту, увесистыми булыжниками проносятся над головой, с шумом шлепаются в воду и кажется, будто норовят угодить вам в затылок.

Был случай, когда толпыга, пробив оконное стекло, влетела в кубрик пограничного катера. В другой раз полупудовая рыбина выкинулась на палубу парохода и сбила с ног мальчика-пассажира. Сплавщики леса рассказывают, что на реке Тунгуске, впадающей в Амур ниже Хабаровска, толпыги часто заскакивают на плоты.

А плавать в этих местах на лодке и вовсе небезопасно: того и гляди, получишь оплеуху.

Мне самому пришлось испытать атаку толпыг. Вдвоем с приятелем - хабаровским рыболовом - мы плыли на моторной лодке вдоль одного из амурских островов. Когда лодка свернула в небольшой заливчик, мой спутник неожиданно пригнул голову и крикнул:

- Берегись!

Не успел я сообразить, а чем дело, как что-то ударило снизу в козырек моей кепки и сорвало ее с головы. Позади меня, за кормой, на которой я сидел, послышался тяжелый плеск: толпыга, перелетев через мою голову, плюхнулась в воду. В ту же минуту справа и слева от нас из-под самой лодки выметнулось кверху еще с десяток рыбин.

- Ну что, досталось? -пошутил мой приятель.

- Да, едва голову уберег, - отвечал я, поднимая со дна лодки вымокшую кепку.

Таких нападений толпыга не делает только осенью, когда вода в Амуре становится холоднее. Толпыга теряет свою прыть и до весны залегает в каком-нибудь заливе. В это время рыбаки окружают стаю неводом и вылавливают иногда сразу по нескольку тысяч толпыг.

Всякую рыбу видывали на своем веку колхозники рыбацкой артели

«Моряк». Только ни разу не приходилось ловить им такой рыбины, какую поймал однажды их односельчанин Дмитрий Калашников.

Дело было зимой. Поставил Калашников свою подледную снасть и каждое утро приходил к проруби узнавать, нет ли улова.

Снасть на большую рыбу особенная: это простой длинный канат с голыми, остро отточенными крючками. Никакой приманки на крючках нет - ее заменяют обыкновенные пробки-балберки, привязываемые на тонких поводках возле каждого крючка. Течение шевелит балберки, покачивая их из стороны в сторону, и это привлекает любопытную рыбу. Осетр, калуга, а иногда и крупный таймень, завидя шевелящуюся пробку, подплывают к ней и ударяют ее хвостом. «Рыба играет», говорят рыбаки. Такая игра обходится ей недешево. Коварный крючок, рядом с которым привязана балберка, вонзается в рыбье тело. Рыба начинает отчаянно биться, в нее впиваются соседние крючки, и она попадает в ловушку.

Утром Калашников снял с крючков осетра, а в полдень пришел к проруби снова. Он попробовал приподнять снасть багром - канат был натянут, как тетива. Какая-то огромная рыбина сотрясала его, волоча за собой всю снасть против течения.

«Как бы с якоря не сорвала», забеспокоился рыбак и стал изо всех сил подтягивать канат к себе. Не тут-то было! Снасть не подавалась и на вершок.

Калашников побежал за соседями. Теперь за канат взялись трое мужиков. Иногда им удавалось сдвинуть рыбину с места, но стоило ей пошевелиться, мужики падали с ног и выпускали канат из рук, чтобы не искупаться в проруби.

Кто-то догадался принести обрубок дерева. Его положили поперек проруби и привязали к нему снасть. Так было надежнее. Лишь бы рыба не оборвала крючья, а утащить всю снасть она уже не могла.

Из деревни на реку примчались мальчишки. Они вертелись возле рыбаков, что-то кричали, пытались даже помогать взрослым, а толку все равно не было.

- Ну, Митрой, спроворил ты рыбку! - говорили соседи рыбаку. - Сам умаялся до десятого поту и нас всех умаял. А рыбка-то как была подо льдом, так там и осталась.

Не сбегать ли нам за лошадью? - надоумили мальчишки.

А ведь и верно! - засуетился Калашников.- Без лошадей тут не обойдешься…

К проруби подвели пару коней. Мужики запрягли их цугом, привязали канат к постромкам и хором закричали:

- Н-но, сердешные! Наддай ходу!..

Снасть медленно поползла по льду.

Рыбину подтянули к проруби. Она оказалась настолько большой, что прорубь пришлось спешно расширять.

Мужики снова прикрикнули на лошадей, подхватили рыбину баграми и выволокли ее на лед. Это была гигантская, в несколько метров длиной, амурская калуга. Весила она полторы тонны.

- Царица-рыба! - дивились на нее мужики. - Не рыбина, а целое бревно!

Чтобы отвезти калугу на хабаровский базар, пришлось распиливать ее на части и запрягать пару саней: в одни сани рыба не умещалась.

«Царицу-рыбу», пойманную Дмитрием Калашниковым, рыбаки не могут забыть до сих пор.

Все, кому доводилось бывать в Хабаровске, знают высокий утес напротив городского парка, с весны до осени облепленный рыболовами. Сюда идут они с удочками, подпусками, сетками и прочей рыболов ной снастью.

Амурское течение с шумом разбивается об утес, образуя возле него глубокие воронки. Вода проносится мимо каменной глыбы с такой быстротой, что ее не смеет пересилить ни одна лодка. Даже пароходы с трудом преодолевают сопротивление несущегося навстречу потока, и кочегары сильнее шуруют в топках, чтобы проскочить утес на полных оборотах винта.

Такую быстрину любят верхогляды - крупные, отливающие серебром хищные рыбы с задранной кверху головой и высоко посаженными глазами. Обитатели китайских вод, они в большом количестве водятся и в наших дальневосточных реках.

Самое название этих рыб объясняет их повадки. Все, что появляется на поверхности реки, принадлежит верхогляду. Он схватывает даже простое птичье перо, плывущее по воде, и, только убедившись, что перо - вещь бесполезная, выталкивает его обратно.

Ловят верхогляда ранней весной и поздней осенью.

Длинную лесу без грузила, с живой или искусственной рыбкой на крючке, рыбак выбрасывает «а быстрину. Течение подхватывает ее и уносит от берега - по направлению речной струи. Рыбак еле успевает разматывать катушку, на которую намотана леса.

Стоп! - в руке, словно электрический ток, отдается рывок шелковой нити. Леса натягивается: рыба схватила насадку.

Верхогляд берет живца с налету и редко срывается. Рыбак знает это и не тратит усилий на вываживание. Он быстро сматывает катушку и подводит рыбину к берегу, принимая ее сачком.

Другое дело, если наживу проглотит полупудовый верхогляд. С ним надо повозиться, как и со всякой крупной рыбой. Рыбак то подтягивает его к берегу, то отпускает лесу, когда рыба начинает биться. Лишь после того, как верхогляд обессилел, рыбак заводит его в сачок.

Часто попадается верхогляд и в простую сетку, перевернутую раструбом кверху и привязанную веревками к длинному шесту. Рыбак закидывает эту сетку, как обыкновенный сачок, и держит ее три-четыре минуты в воде, а затем, упираясь концом шеста в берег, поднимает ее на поверхность. Получается, что он попросту черпает рыбу из реки, как из огромного садка.

Хабаровский рыболов Казарин однажды за два дня «начерпал» с утеса тысячу шестьдесят семь верхоглядов!

- Вы бы хоть рычаг какой для подъема сетки придумали, - советовали Казарину хабаровчане, собирающиеся на утес к рыбакам, как болельщики на футбольном поле. - А так все руки отмахаете.

- Иной раз можно и помахать, - отвечал он, выкидывая на берег тысячного верхогляда. - Лишь бы рыбка на каждый взмах приходилась.