Господи, пусть будет так, что я стала свидетелем разговора двух незнакомых мне людей! — взмолилась Бритни. Потом она медленно встала и мельком заглянула в открытую палату.

И последняя надежда истлела как огарок свечи. Все было так, как Бритни себе и представила: открытое окно и рядом стоящий Джим и его жена, лежащая на кровати и гладящая свой живот.

— Давай прогуляемся по зимнему саду. Я тебе помогу. — Джим протянул Миле руку и крепко сжал ее ладонь.

— Хорошо, но скоро придет врач. Он скажет, что мне делать дальше. — Мила сияла от счастья, как натертая до блеска монета. Она, наверное, хотела заразить этим счастьем и своего мужа, но только тот не поддавался.

Нет, Джим не выглядел угрюмым, но и счастливым не выглядел. Его состояние больше походило на перегоревшую радость. Вспышка и все — равнодушие.

Бритни опомнилась, когда уже было поздно бежать по коридору к лифту, ее бы все равно увидели. Оставалось только одно: открыть дверь в соседнюю палату и юркнуть в нее. Но дверь, как назло, была закрыта. Тогда Бритни со всех ног ринулась бежать, не оборачиваясь и не останавливаясь. Она быстро пересекла просторный холл и оказалась в другом крыле.

Только там она позволила себе остановиться. Переведя дыхание, она оглянулась и ужаснулась — Джим и Мила, беседуя о чем-то своем и не обращая внимания ни на кого, направлялись как раз в ее сторону. Бритни ничего не оставалось, как толкнуть дверь чужой больничной палаты. Дверь была не заперта, и она быстро скрылась в убежище.

Закрыв за собой дверь, она прижалась к ней, чтобы послушать, что происходит в коридоре. Но дверь была такой звуконепроницаемой, что Бритни не услышала ни удаляющихся шагов, ни других голосов. В палате царила тишина.

Бритни медленно обернулась в сторону больничной койки, ожидая увидеть бездыханное тело или какую-нибудь старушку в коме, но, к ее удивлению, заметила смирно сидящего молодого мужчину с повязкой на лице. Он не проронил ни слова. Бритни тоже молчала. Ей стало страшно.

— Кто вы? — первым завел разговор мужчина. Он, похоже, не надеялся услышать ответ, потому как задал вопрос в тишину, в никуда.

— Я заблудилась, — ответила Бритни робким голосом. — Простите, что нарушила ваш покой. — Она открыла дверь, чтобы выйти, но сразу захлопнула ее, потому что в коридоре, напротив палаты этого странного пациента, стояли доктор-испанец, Джим и счастливая Мила.

— Не спешите. — Мужчина повернулся к Бритни.

— Хорошо, — быстро согласилась она, ее не нужно было уговаривать.

На губах у мужчины появилась улыбка.

— Скажите, вы ведь от кого-то убегали?

— С чего вы взяли? — Бритни отошла от двери и остановилась напротив кровати больного.

— Вы резко хлопнули дверью, а потом минуты три молчали. Вы не хотели, чтобы вас заметили здесь. Так от кого вы убегали? — Он снова улыбнулся.

— Повторяю, я не убегала! Я ошиблась палатой! — пыталась оправдаться Бритни, но, заметив на губах незнакомца улыбку, поняла, что он ей не верит.

— Хорошо! — Мужчина закрыл неприятную для нее тему. — Пожалуйста, откройте окно! Очень душно в палате, — попросил он ее.

Бритни без лишних слов подошла к окну, раздернула плотные шторы и распахнула створки.

Окна выходили на задний двор больницы. Никаких машин, ни фонтана. Только деревья и клумбы с цветами. Тишина и спокойствие.

— Так лучше?

— Да, спасибо, — поблагодарил он и прилег на кровать — наверное, хотел показать Бритни, что ей пора уходить, или, может, просто не знал, как перейти к новой теме для разговора.

Бритни отошла от окна и взглянула на мужчину. При всем желании она не могла разглядеть его лица. Марлевая повязка открывала только губы с подбородком и верхнюю часть лба, откуда начинали расти светло-русые волосы.

Ей хотелось спросить, что с ним произошло, почему у него на лице марлевая повязка, но она посчитала, что ему будет неприятно рассказывать незнакомке о своей болезни.

Может, у него ожог лица? Какое это отделение? Ожоговое? — рассуждала Бритни. Она не стесняясь разглядывала мужчину. Ей безумно хотелось узнать, что под марлевой повязкой.

Уильям Мэрфи чувствовал на себе продолжительный взгляд незнакомки. Слышал ее неровное дыхание. И пытался представить ее образ. Может, она преступница? Зачем от кого-то бежала? А если ее разыскивает полиция? Вдруг она, как героиня какого-нибудь детектива, придушила своего пожилого мужа, лежавшего в коме, с корыстной целью — стать полноправной обладательницей всего состояния? А теперь, скрываясь от преследования, решила спрятаться в чужой палате?

Но почему-то после таких вопросов, заданных самому себе, Уилу не стало страшно и волнительно. Ему было все равно. Да пусть хоть афганские террористы захватят больницу Святого Петра, ему это безразлично! Без зрения, без ярких красок ему нет смысла жить! Остается только существовать, а для него, Уильяма Мэрфи, это хуже всяких пыток. Он привык действовать, искать, покорять, а не сидеть на месте сложа руки. А слепота не только сковывает движения, она забирает уверенность в завтрашнем дне, желание жить полной жизнью.

— Я, наверное, пойду. — Бритни обхватила руками железные дужки кровати и попыталась вглядеться в незнакомца.

— Знаете, я хочу сказать вам спасибо.

— За что? — удивилась Бритни. — За то, что ворвалась в вашу палату? Нарушила покой?

— Нет, все в порядке! — Уил присел на кровати и пытался повернуть голову на голос. — За то, что поговорили со мной. Мне так надоела тишина… темнота и тишина… как будто ничего больше нет в этом мире. Все умерло, исчезло. Остался я один.

— Жизнь продолжается.

— Да, я знаю, жизнь продолжается, но только за пределами этой палаты.

Бритни задумалась над его словами и удивилась, когда поймала себя на мысли, что у нее все как раз наоборот: там, за звуконепроницаемыми дверями, ее жизнь уже не была столь ярка и радостна, как прежде. Там, за пределами палаты, жизнь Бритни Пэм скоро станет такой же глухой и слепой, как мир для этого человека. Только здесь, в этой палате, Бритни почувствовала свободу, здесь ей сказали «спасибо».

— Простите, что несу всякую чушь. — Уильям махнул рукой. — Не слушайте меня.

Бритни промолчала и осмотрелась. У больного не было ни цветов, ни каких-нибудь открыток. Значит, он совсем один, его не навещают родные и друзья.

— Простите, но мне пора. — Бритни отошла от кровати.

— Зачем вы извиняетесь? — Уил свесил с койки ноги и стал нащупывать тапочки. — Вы можете просто открыть дверь и уйти. Я даже не знаю, как вы выглядите. Я не знаю, кто вы и почему здесь оказались. Вы появились внезапно и так же внезапно могли бы уйти. Вы просто остались бы в моей памяти короткой вспышкой и все. А теперь вы извиняетесь и, наверное, придумываете предлог или оправдание. Не нужно это делать.

— Я не могу так просто уйти! Мне следует попрощаться, и я не ищу предлогов!

— Если бы не искали, то давно бы уже ушли. Вам интересно, что у меня с лицом… и еще, наверное, вы решили, что я одинокий человек.

— Нет, совсем не так! — Бритни покачала головой, однако поняла, что он снова ей не поверил.

Уильям улыбнулся. Он понял, что она опять его обманывает. Дыхание, ее выдавало дыхание. Учащенное, неровное.

— И действительно, что я тут забыла? Счастливо оставаться! — резко и довольно холодно попрощалась она и захлопнула за собой дверь.

Оказавшись в коридоре, Бритни огляделась по сторонам, убедилась, что четы Лагадан нет поблизости, и, прислонившись к двери палаты незнакомца, облегченно вздохнула. Слова Милы снова зазвучали у Бритни внутри. И она с отчаянием поняла, что скоро все изменится до неузнаваемости. Что уже никогда не будет как прежде. Не будет рядом Джима, не будет той дикой страсти, ревности, желания, которыми она жила последнее время. Станет холодно от одиночества.

Бритни заплакала. Вокруг все стало расплывчатым.

Она смахнула слезы. Нет, просто так она не сдаст своих позиций, она будет бороться до конца, решила Бритни и, вздернув подбородок, быстрым шагом направилась к зимнему саду.