– Это? – рассеянно переспросил Змейк. – Да нет, это рядовой провинциальный лекарь.

И Гвидион вернулся в проулок.

За три часа он нашел пятерых людей, которые были живы, одного ребенка-ползунка, который был здоров, и женщину, которая перенесла чуму и выздоровела, но, видно, немного тронулась умом, потому что нудно вновь и вновь рассказывала историю заражения своей семьи:

– Ложечка немытая… Соседям-то одолженная… – говорила она.

«Ну какая, к черту, ложечка?!» – подумал Гвидион, глядя на помешанную, потом по наитию показал ей ребенка, которого нес до этого подмышкой, и сказал:

– Ребенок-то пропадет… Да как его вам доверишь? Вы вон и сами не в себе.

– Это я-то не в себе? Дайте сюда ребенка, застудите, – вдруг совершенно осмысленно отозвалась женщина, заторопилась, взяла у него из рук ребенка и завернула в платок. – А со мной все прекрасно. Я знаю, что делать. Я сейчас пойду… – и на ходу объясняя, что она знает, куда пойти и как можно получить работу при больнице, женщина с ребенком зашагала к собору.

Гвидион вновь встретился со Змейком в порту. Учитель подбрасывал на ладони пустую ампулу из-под сыворотки и не обернулся на хруст ракушек под каблуками, но у Гвидиона было смутное ощущение, что Змейк прекрасно все слышит.

– Спасибо, учитель, – сказал Гвидион.

– Всегда пожалуйста, для меня это удовольствие, – сказал Змейк, почти не разжимая губ.

– Пятеро было живых, – выдохнул Гвидион. – Троим я ввел сыворотку подкожно, глюкозу внутривенно, компрессы из ртутной мази на гнойники… И стрептомицин в двух случаях легочной формы…

– Я опасался, что вы не врач по призванию, – глядя на воду, отсутствующим тоном сказал Змейк. – Но если уж вы сумели переступить порог, полагаю, что дозы-то лекарства вы ввели правильные.

Мак Кехт сидел у подножия лестницы, ведущей на башню Парадоксов и перебирал огромный букет хризантем. Он вслушивался в стук каждой пары башмаков, спускавшихся с башни. Он безошибочно узнал бы стук башмачков Рианнон, но, завидев внизу рыжего, хорошо различимого Мак Кехта, Рианнон за четыре пролета сняла обувь и пошла босиком.

Она подкралась к Мак Кехту сбоку, полюбовалась на него и хотела проследовать дальше, когда доктор вдруг поднял голову.

– Бесценная моя Рианнон! – воскликнул он. – Простите, как же я мог не заметить вас!

– Немудрено при вашей вечной занятости, – бросила на ходу Рианнон.

Мак Кехт сделал шаг вслед за ней.

– Клянусь всем, чем клянется мой народ, я никогда еще так не сожалел о случившемся… – запоздало сказал он, рассыпая свой букет у ног Рианнон.

– Это у вас такая манера дарить цветы? – спросила она.

– Так принято дарить цветы у моего народа, – просто подтвердил Мак Кехт, уже понимая, что что-то не так.

Тут Рианнон вскипела.

– Так вот, чтоб я о нем больше не слышала, о вашем народе! Чтоб он никогда не попадался мне на глаза, этот народ!..

– Мой народ и без того очень малочислен… – потерянно сказал Мак Кехт.

– …И не я буду увеличивать его численность! – запальчиво припечатала Рианнон.

Случившийся поодаль Сюань-цзан в это время задумчиво сказал:

На юг действительно пролетала в это время стая чирков-свистунков – птиц, не очень хорошо знакомых Сюань-цзану и потому изящно названных им журавлями.

– Коллеги, у меня блестящая идея, – сказал Мерлин. – Кто-нибудь должен соблазнить Пандору Клатч.

– Только не я, – твердо сказал Мак Кархи.

– Я имею в виду, слегка вскружить ей голову, увлечь, обворожить – так, легкий флирт, ровно настолько, чтобы она позабыла, зачем сюда приехала.

Все молча посмотрели на него.

– Нет, я сам, конечно, мог бы, – сказал Мерлин, пятясь и прячась за спину Курои. – Я, безусловно, мог бы, мне раз плюнуть. Я это мигом. Но вот, скажем, вы, Мэлдун? Вы человек молодой, легкий на подъем…

– Давайте я нарублю дров, – любезно сказал Мэлдун.

– Тогда вы, дорогой Диан. Вам ведь все равно, – убеждал Мерлин, – а нам такая радость! С вашим обаянием что вам стоит… – он посмотрел в лицо Мак Кехту и осекся. – Или вы, дорогой Тарквиний. С вами ведь и не такое бывало, какая вам разница!

– Вы полагаете? – сказал Змейк довольно холодно.

– Неужели столь успешный замысел рухнет только из-за вашего упрямства, коллеги? Коллега Зигфрид! – воззвал Мерлин, посмотрев на высокого немца снизу вверх. – Займитесь, пожалуйста.

– Это приказ? – кисло спросил Зигфрид.

– Это? Да нет, это так, – промямлил Мерлин, углядев в другом конце галереи Пандору Клатч, обвел всех смятенным взором и юркнул в появившуюся перед ним дверь его кабинета. Дверь эта для удобства появлялась перед ним там, где он хотел в нее войти, что не всегда совпадало с тем, где она реально была.

Керидвен, дочь Пеблига, потеребила свою косу, оправила на себе лоскутную жилетку, перекрестилась, сосчитала про себя до девяти, глубоко вдохнула, выдохнула и подошла к Курои.

– Извините, профессор, можно с вами побеседовать? – спросила она, привставая на цыпочки.

Был конец ноября, Курои было лет сорок пять. Волосы его потемнели, плечи расправились, отчего и без того внушительная его фигура сделалась еще громаднее.

– Да? – грозно сказал Курои.

– У меня жизненно важный вопрос, профессор, – сказала Керидвен, подпрыгивая, чтобы ее голос наверняка дошел до уха наставника. – Я хотела просить разрешения быть вашей ученицей.

Курои опешил, и в лице его появилась какая-то растерянность.

– А-а… вы знаете, чем я занимаюсь? – недоверчиво переспросил он, желая убедиться, что не ослышался. – Вы читали что-нибудь из моих работ?

– Конечно, профессор, – горячо отозвалась Керидвен. – «Передислокация горных хребтов в связи с первоначальным ошибочным их размещением», «Причины расположения действующих вулканов в наиболее густонаселенных районах Земли», «Еще раз к вопросу о неуместности исходного расположения Атлантиды»… Если вы не против, профессор, я хотела бы специализироваться только у вас.

Курои совершенно преобразился. Глаза его потеплели, на лице смешались счастье, растерянность, растроганность и изумление. Он поднял Керидвен и поставил на стол перед собой, чтобы получше рассмотреть ее.

– Впервые за много сотен лет я встречаю человека, который хочет быть моим учеником! – радостно и потерянно сказал профессор.

– Я с детства хотела двигать горами, – сказала Керидвен. – Я читала все-все ваши статьи, профессор, – и в «Проблемах преобразования лика Земли», и ранние, в «Обзорах земного диска»…

Курои вконец растаял. Он поискал взглядом, куда бы предложить Керидвен сесть, в конце концов усадил ее к себе на сгиб локтя и, ласково улыбаясь, заговорил:

– Дитя мое! Вам нужно будет добрать некоторые вспомогательные дисциплины: умение разговаривать с камнями – лучше у доктора Ивора-ап-Киллоха, а не у Финтана, который тяготеет скорее к коннахтской школе и своими гранитами и известняками уже всех допек. Кроме того, преображение стихий у известного вам Змейка, введение в замыслы Творца у Гвина-ап-Нудда… К седьмому-восьмому курсу вы все это освоите. Но основной спецкурс – «Преобразование лика Земли в соответствии с замыслами Творца», – я могу начать читать вам уже сейчас.

Курои так и лучился счастьем.

– Ура, то есть я очень вас прошу, учитель! – воскликнула Керидвен, и старый посох в руках Курои впервые расцвел сам собой, без вмешательства святого Коллена.

В один прекрасный день среди учеников первого курса со скоростью передвижения Ллевелиса распространилась некая соблазнительная идея. Небольшая кучка первокурсников, сговорившись между собой, подошла к Мерлину на перемене.