— Вишенка! — негромко зовет Юлек.

Нет, ее не видать. Но не мог же он ошибиться, слух его никогда не обманывал. Не зная, что и думать, мальчик воз­вращается во двор.

Опять свист! Он раздается не с улицы, а из-за пруда, на задах огорода.

«С ума она сошла, что ли? — думает Юлек. — Что она там де­лает?»

Он мчится по узкой тропе между грядками, пробегает мимо пруда, распугав лягушек. — Вишенка!

Вокруг тихо. Теплый ветерок шелестит в листве дикой груши, окруженной терновником и ги­гантскими лопухами. «Спрята­лась, видно, — раздраженно ду­мает Юлек. — Дурацкие девчоно­чьи штучки». Следовало бы, не теряя достоинства, пожать плеча­ми и как ни в чем не бывало вер­нуться домой. Но какое уж тут достоинство, когда так скучно!

— Вишенка! — сердито кричит он.

— Юлек, — говорит кто-то негромко, с нажимом, как бы укоряя мальчика за излишний шум, — поди сюда.

Это не Вишенкин голос! Это голос... Юлек не смеет по­верить. В два прыжка обегает кусты.

— Зенек!

Зенек сидит на покрытом травой пригорке и состругивает

сучки со своей ореховой палки.

— Зенек! — изумленно и восторженно повторяет Юлек. —

Это ты свистел?

— Нет. Папа римский.

Конечно, глупый вопрос. Юлек задал его машинально. Ему трудно поверить, что Зенек действительно здесь, — и вдобавок хочет о чем-то попросить!

— Где Мариан?

— Еще спит. А зачем тебе Мариан? — ревниво спрашивает

Юлек.

— Да нет, просто так.

— Ты удрал вчера от доктора!

восхищение.

— Он хотел, чтобы я лег в больницу, — презрительно гово­рит Зенек. — А зачем, спрашивается? Нога у меня уже почти не болит.

Мудрость этого рассуждения для Юлека совершенно очевидна.

— А где ты спал?

— В стогу. — И Зенек кивает в сторону большой стог сена.

— А-а, — отвечает Юлек.

Он говорит таким тоном, как будто ночевка в стогу для него дело знакомое и привычное, а душу его точит обида: он-то за всю жизнь ни одной ночи не провел под открытым небом! Всегда дома да дома! На кровати, а в лучшем случае на матраце на полу, когда приезжают гости.

Вот если бы он поехал в пионерский лагерь, то спал бы, по крайней мере, в палатке... Папа хотел его отпустить, но мама не согласилась, побоялась, что Юлек простудится!

Зенек ловко закруг­лил ножом конец палки.

— Здорово получи­лось! Можно опираться.

— Ты что, пой­дешь?..— Юлек разоча­рован. Обнаружив Зенека под грушей, он сразу решил, что путешествен­ник все-таки немного по­будет в Ольшинах.

— Ясное дело. Я задержался на ночь, потому что подвер­нулся этот стог.

Зенек мельком взглянул на Юлека и, немного подумав, небрежно спрашивает:

— Скажи-ка, ты языком трепать любишь?

—- Нет! — оскорбленно восклицает Юлек. — Как ты мог подумать?

— Не злись... — снисходительно говорит Зенек. — Здесь, е деревне, магазин есть?

— Есть.

— Далеко отсюда?

— Близко.

— Может, купишь мне хлеба?

— Почему не купить, можно. — Юлек полагает, что не должен так быстро забывать обиду, поэтому говорит равно­душным тоном. Но на самом деле поручение Зенека достав­ляет ему огромное удовольствие.

— Полкило, — говорит Зенек, доставая из кармана зло­тый. — Только помни: ни с кем обо мне не болтать.

— С ума сошел? — Юлек чувствует себя с Зенеком совсем запанибрата. — С кем это я буду болтать... Я мигом! — кри­чит он уже из-за пруда.

Он промчался по проселку, подняв тучу пыли, и с таким разгоном влетел в лавку, что продавщица и покупатели по­смотрели на него с удивлением. Очередь была довольно боль­шая, поэтому он «нечаянно» втерся в середину, где стояли малыши, и с невинной физиономией стал продвигаться к при­лавку. Продавщице он объяснил, что у него уезжает бабушка и он страшно торопится. Та выслушала его без особого дове­рия, однако хлеб отпустила, и Юлек помчался обратно.

Зенек отрезал себе толстый ломоть, набил рот хлебом и спросил:

— Как мне пройти в Стрыков?

— В Стрыков? — недоуменно повторил Юлек. — В какой Стрыков?

— Не знаешь? — удивился Зенек.— Это ведь где-то неда­леко.

— Я в Ольшинах первый раз, я здесь не живу! — объ­яснил Юлек, горько жалея, что не может засыпать Зенека нужными сведениями. — Но погоди, вот я сбегаю за Марианом, он расскажет тебе все, что захочешь, он часто сюда при­езжает!

— Мариан! — зовет Юлек, влетая в комнату. — Вставай! Мариан бормочет что-то не слишком для Юлека лестное и поворачивается к стене.

— Вставай! — Юлек трясет брата за плечо, а когда и это не действует, стягивает с него одеяло на пол.

Мариан невозмутимо снова натягивает на себя одеяло.

— Слушай, Зенек вовсе не ушел! Он сидит за прудом под грушей.

Теперь Мариан широко открывает глаза:

— Не врешь?

— Конечно, не вру! Он ждет, чтоб ты ему сказал, как пройти в Стрыков.

— В Стрыков? — заинтересовался Мариан.

— Да. Ну, вставай же!

— Встаю, встаю, не ной.

Юлек исчез за дверью, но тут же вернулся.

— Только никому ни слова,— предупредил он.— И прихо­ди поскорей, мы будем ждать!

— Ладно.

Когда Юлек пробегал мимо кухни, его осенила отличная мысль. Молоко! Зачем Зенеку жевать сухой хлеб? Это же не­вкусно.

Он взял с плиты горшок, налил молока в кружку, приот­крыл дверь и выглянул во двор. Бабушки не видно. Юлек тихонько выбрался наружу и, оглядываясь, осторожно пошел по двору, стараясь не разлить молоко. Очутившись в огороде, он вздохнул с облегчением, полагая, что опасность миновала.

-— Это что еще за новые фокусы?

Над грядкой салата, скрытой кустами крыжовника, вырос­ла бабушка. Она вышла на тропинку, остановилась напротив внука и укоризненно закачала головой.

— Бабуленька... — растерянно пробормотал Юлек, лихо­радочно придумывая, как бы половчее вывернуться.— Доброе утро, бабуленька! — вдруг весело поздоровался он как ни в чем не бывало.

— Доброе утро, внучек, — с добродушной усмешкой отве­тила бабушка. — А ну-ка, марш с молоком в комнату.

— Да на воздухе оно гораздо вкуснее! — убежденно воз­разил Юлек. Бабушка все время огорчалась, что «малыш» такой худенький и мало ест, вот он и решил воспользоваться этим обстоятельством.— Честное слово, вкуснее!

— Ничего, оно тебе не повредит и дома, за столом,— все так же подсмеивалась бабушка. Мальчик умоляюще посмо­трел на нее, но она и не думала уступать. — Ну? Может, тебя проводить?

Он тяжко вздохнул, чтобы показать, как с ним неспра­ведливо поступают, но вынужден был подчиниться. Впрочем, по пути в дом он придумал: надо вылезть в окно, выходящее на противоположную сторону, пролезть под забором и обойти огород кругом.

План вполне удался, хотя с молоком это было не так про­сто. Под забором немного молока расплескалось, однако при­мерно три четверти кружки удалось донести.

— На, — сказал Юлек Зенеку — выпей.

Парень нахмурился и с равнодушным видом продолжал обстругивать свою палку. Однако равнодушие было явно на­игранное.

— Ну? — нетерпеливо спросил Юлек.— Чего ты?

— Ничего, — ответил Зенек своим обычным небрежным тоном и, взяв кружку, начал пить маленькими глотками.

Юлек заметил, что молоко Зенеку нравится, и это доста­вило ему большое удовольствие.

— Мариан сейчас придет, — сказал он, подождав, пока тот выпил все до дна. — А зачем ты идешь в этот Стрыков?

Зенек мельком, но пристально глянул на Юлека, как тог­да, когда спрашивал, любит ли он трепать языком, потом ответил:

— К дяде.

— К дяде? — удивился Юлек. Он был разочарован: зна­чит, это и есть то самое «дело»?

— Сейчас я тебе что-то покажу. — Зенек полез в кар­ман. — Видишь?

На ладони парня лежала красивая круглая вещичка, бле­стящая, как серебро.

— Компас? — удивился Юлек.

— Компас. Мне его подарил дядя, давно уже.

Юлек благоговейно осмотрел все по очереди: шкалу, то­ненькую дрожащую стрелку, отполированную долгим упот­реблением оправу.