Что ж, совсем немного, еще чуть-чуть, и там, за Гранью, он извинится лично.

Джей говорил без остановок, захлебываясь словами, сипя и кашляя от недостатка воздуха. Обрывки прошлого вырывались из памяти, возвращались неясными смазанными образами, неслись к Дэрри, едва оформившись в слова, и, наконец, таяли восвояси. Нет, Джей не забывал, он никогда не забудет. Но чем сильнее сжимались пальцы учителя на здоровом плече, тем легче становился невидимый груз и неразборчивее слова. Всякая связь в сбитых, перемешенных, недосказанных фразах потерялась давным-давно; слезы глушили голос. С первым же словом Джей окончательно сорвался и больше не мог взять себя в руки.

Мир растаял в черном бесконечном горе, которое Дэрри стягивал с души, как грязное вонючее одеяло. А потом возвращал: вместо таящей в плесени крови – задорный смех двойняшек, вместо прощальных срывающихся слов – бездарные неуместные шутки Рона, вместо молча оборвавшегося канала – всегда надежного Михаэля, так любившего катать детей на плечах…

Вместо серебряного пепла – безграничное доверие Макса.

Вместо отчаянного безнадежного крика – улыбку Мэй. Прекраснейшую в мире улыбку, вместе с которой так часто звенели задорные колокольчики искреннего светлого смеха.

А потом пришло время просить прощения у того единственного, кто еще мог простить. Кто имел право простить. Вовсе не Джереми Расселл создал «К-9».

Отряд родился благодаря Дэрри и Мэй.

Тишина наступила внезапно. С очередным судорожным вдохом вместо слов вырвалось лишь сипение. Горло драло колючей проволокой, голос отказывал, будто после долгого крика. Скупые редкие слезы так и остались дикой резью в глазах. Ощутив на макушке вес ладони учителя, всегда казавшейся огромной и безгранично сильной, Джей с трудом разжал руки и, наконец, отстранился, выныривая из теплой темноты в вечерний сумрак.

Дэрри уже давно не сидел рядом – опустился напротив почти на колени, мягко прижал к себе, не тревожа раненого плеча. Но так же легко выпрямился, не пытаясь удержать и ничуть не мешая. Ошалело оглядевшись вокруг, Джей не выдержал взгляда учителя и уставился в пол:

– Я… стал совсем жалок, да?

– Чушь. Это чушь, Джереми. Твои извинения тоже чушь. Твоя месть… Не знаю, что дала тебе месть, но то, что ты выбрал после неё, – самая большая ошибка из всех. И я, черт возьми, готов на коленях благодарить Хаука за то, что тот привел тебя ко мне. Пусть он сам не знает, что и почему ты сделал. И чего бы не сделал без него.

– Я бы пришел.

– Да?

– Я бы…

– Джереми, я знаю тебя почти всю твою жизнь. Ты вырос на моих глазах. И я знаю, почему ты поступал так, как поступал, тут ничего не поделать. Тебе не надо просить прощения. Ты мой ученик. Ты мне сын без всяких «как». Когда я узнал, я… Да что тебе рассказывать? Эта боль не та, с которой можно справиться одному. Но ты-то не один. И пока есть я, один никогда не будешь. А твой отряд… твой отряд отдал за тебя жизни. Ты только представь, как каждый из них желал, чтобы жил ты. И выходка с казнью Ферро едва не похерила всё, что они для тебя сделали. Ты был в шаге от величайшего в мире предательства. И, Джереми, всё сейчас сказанное ты прекрасно знаешь без меня.

Джей молча отвернулся, нарочито разглядывая странно чистую, как будто не обжитую комнату. Конечно, он знал. Но голосом Дэрри очевидное всегда доходило лучше и било насквозь.

– Что это за комната? – негромко спросил Джей, чтобы перевести тему, как-то приглушить изменившую облик, но никуда не пропавшую боль. – Сдаешь?

– Тебе тут нравится?

– Ну… – Джей, наконец, нормально осмотрелся: мягкие неброские цвета, скупая, но вовсе не безвкусная обстановка, целая стена с крепежами для оружия – когда-то в детстве о такой можно было только мечтать, – площадка для разминки с парой снарядов, ничего лишнего. И вокруг идеальный искусственный порядок. Да, чувствовалось, что здесь вообще вряд ли когда-нибудь жили. Еще бы. Ведь тот, кого ждала эта комната, пять лет шатался черт-те где по пескам и лесам Пустоши.

– Нравится. Спасибо, Дэрри… – но продолжать Джей не стал. Он не знал толком, за что именно благодарит. Не знал даже, имеет ли на это право. Все еще боялся. Сейчас мир вокруг казался каким-то особенным хрупким, зыбким, будто сон, который вот-вот закончится. А с его окончанием вернется та старая боль, которая только-только начала обретать новую форму. Такую, которая поддерживает, а не душит.

– Так оставайся. Хотя бы ненадолго. Отдохни. Тебе очень нужен отдых, мелкий. Хауку у меня тут местечко найдется, дом большой.

– Я должен вернуться туда. В Черный Замок.

– Что?! Я о чем тебе только что говорил, Джереми?! Что за чушь опять прет тебе в голову?

– Но там Мэй. И, может… может быть, кто-то еще.

– А если нет?

– Там. Я уверен.

– Чутье?

– Нет. Просто Макс пришел ко мне или за мной, он всегда ходил за мной. А Мэй… Ты же знаешь Мэй. Это её «помочь каждому, кому смогу» наверняка стало «никому не навредить» или чем-то таким. Потому она еще там. И я просто обязан её… проводить.

– И ты выстрелишь?

Джей промолчал. Но Дэрри ждал ответа, и спустя долгую паузу в тишине прозвучало по-прежнему хриплое, но уже жесткое, не допускающее ни сомнений, ни возражений:

– Я обязан.

– Да, ты обязан. Головой думать тоже. И я уверен, сейчас ты выстрелить не сможешь. Да даже если спустишь курок – сломаешь себя окончательно. А будешь настаивать, – Джей вздрогнул, мгновенно вспомнив, каким бывает его учитель и как порой доставалось за ошибки, – я просто тебя не пущу. Силой, если придется.

– Что, прикажешь просто бросить её там?! Да я…

– Нет! Ты сделаешь то, что должен, когда сможешь это сделать. И пойдешь не один.

– Ты слишком давно не был в Пустоши, чтобы тащиться к Замку.

– А при чем тут я? У тебя есть Хаук.

– О, то есть ты предлагаешь мне тащить в черную зону новичка из городских? Это не смешно.

– Ну, если Мэй действительно там, то вряд ли она в самом Замке, подумай сам. Страж и призрак не уживутся. Значит, она где-то в окрестности. Если она где-то рядом, вокруг никого больше нет. Не так уж и сложно там выжить. А к тому времени, как ты туда пойдешь, Хаук уже стряхнет с себя городские привычки.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что ты должен сделать Хаука учеником официально.

– Не прокатит: я не проходил квалификации уже пять лет. Система не даст.

– Следующая квалификация через полгода, – отсек Дэрри, и Джей понял, что спорить бесполезно. – За это время я поставлю на ноги тебя, а ты сделаешь из Хаука «внешнего». Новичка, в котором уже не узнать городского. Что скажешь?

– Как будто тебя волнует, что я скажу.

– Ха-ха! Добро пожаловать домой, Джереми Расселл.

5 лет назад

Черный замок. После

Темнота не отступала. Мысли путались друг с другом, как в странном перемешанном сне. Но стоило попытаться на них сфокусироваться, как все тонуло в непонятном серебре. Мэй боялась этого серебра. Чувствовала, что ничего не сможет с ним сделать, что еще мгновение — и её «я» навсегда исчезнет.

Серебро было повсюду — не только в голове, не только в мыслях. Оно обволакивало тело вязким киселем, искало свою форму; оно шептало в голове мужскими и женскими голосами тысяч встреченных людей, на все лады задавало один и тот же вопрос: «Что ты хочешь? Чего ты хочешь? А мы? Чего хотим мы? Скажи нам, чего желать?»

Мысли таяли, убегали, тонули. Каждый раз, как звучал вопрос, Мэй ловила внутри себя ответ и чувствовала, как еще одна её часть навсегда растворилась в непонятном существе. Что с ней случилось? Кто это вокруг неё? Мэй никогда не отличалась чутьем и слишком мало знала о тварях — только о ранах и ядах, которыми каждая из них могла угрожать человеку. Будь здесь Джерри, он бы сказал, объяснил, спас. Её родной Джерри, рядом с которым с детства никогда не чувствовалось страха.