Увы, в ней чего-то не хватает. Зато крепнет странная уверенность, что все эти перемены — дорога к осуществлению мечты. Спросите, о чем я мечтаю? Я сама затрудняюсь сказать… Или не решаюсь. Даже себе.

— Сейчас он увидит тебя такую и по-новому влюбится, — говорит Джимми, криво улыбаясь.

Шлепаю его рукой по колену.

— Не смей надо мной смеяться!

— Мне не до смеха. В пору заплакать. — Он корчит потешную рожицу, притворяясь, будто в самом деле вот-вот зальется слезами.

— Тебе-то чего плакать? — хихикая спрашиваю я. — Твою жизнь не омрачают безумные разводы.

Лицо Джимми серьезнеет и напрягается. До меня слишком поздно доходит, что я поступаю жестоко. Он так добр и терпелив, настолько предан мне и бескорыстен. А я…

Порывисто хватаю его за руку.

— Знаешь… ты мой самый-самый лучший друг.

Джимми безотрадно усмехается.

— Когда женщина заговаривает с тобой о дружбе, считай, что надеяться на что-то большее глупо и бессмысленно, — констатирует он, глядя на серую дорогу сквозь тонированное ветровое стекло.

Мы сидим в его машине недалеко от нашего с Терри дома. Точнее, недалеко от дома, в котором когда-то вместе с Терри жила и я. Джимми сам вызвался подвезти меня. И почему я в него не влюбляюсь? Интересно, кто определяет, кому кем увлекаться и взаимно или нет?

Сжимаю его руку.

— Не надо обобщать. Каждая история течет по-своему.

Джимми кивает, чуть поджимая губы.

— Ну я побегу, — говорю я, бросая взгляд в зеркало и машинально поправляя и без того идеально лежащие волосы.

— Красивая, красивая, — ворчит Джимми.

Чмокаю его в щеку.

— Не брюзжи, а то скоро состаришься.

— Ну и что? — Джимми пожимает плечами и комично надувает губы. — Все равно меня никто не любит!

Смеясь, еще раз шлепаю его по ноге и выхожу из машины. Джимми заводит двигатель и уезжает.

Удивительно, но, едва я приближаюсь к подъезду, напрочь забываю и о Джимми, и о студии красоты — обо всем. Мир вдруг сужается до невообразимо малых размеров, и в нем есть место лишь для меня и Терри. Чувствую, что если поднимусь сейчас наверх, по старой каменной лестнице, то привяжусь к этой квартирке, недавно столь ненавистной, а теперь такой манящей, еще одним тугим узлом.

Чего я хочу? — задаюсь вопросом, глядя на окно с полупрозрачными голубыми занавесками. Зачем играю в эти игры? К чему стремлюсь? К повторению того, от чего наконец-то отважилась удрать?

На меня вдруг со всей горечью и радостью наваливаются яркие и многообразные воспоминания о замужестве. Есть ли хоть малая надежда на продолжение наших отношений? — думаю я, не помня, зачем я здесь и откуда. Не слишком ли далеко мы ушли от них? Не чересчур ли глубоки наши обиды?

Делаю шаг вперед, но меня что-то останавливает. Пожалуй, надо быть посдержаннее в своих порывах и поразумнее. Бросаться в любовный омут, заведомо зная, что это грозит массой новых разочарований и горестей, тем более теперь, когда уже не закроешь глаза ни на Мишель, ни на того же Джимми, сущее безумие.

Надо быть сдержаннее, повторяю я себе. А там уж как получится.

Достаю телефон и набираю номер Терри. Он отвечает сразу.

— Ну куда ты запропастилась?

— Я возле подъезда, — говорю я деловитым, почти строгим голосом.

— Гм… — немного теряется Терри. — Зайти не желаешь? Выпить чашку кофе?

— Мы уже и так опаздываем, — замечаю я.

— Ровно в пять ничего не начнется, — говорит Терри, тоже стараясь казаться безразличным, но выдавая себя чрезмерной торопливостью. — Как минимум полчаса будут ждать, пока все соберутся.

— Давай хотя бы мы не будем заставлять нас ждать, — предлагаю я.

— Да, ты права, — соглашается Терри. — Уже выхожу.

Медленными шагами иду прочь от подъезда по дорожке, посыпанной гравием. Я в престранном настроении. С одной стороны, на душе тоска, граничащая с отчаянием, с другой — приправленная грустью радость.

Хлопает дверь. Я останавливаюсь у тротуара, поворачиваюсь и вижу Терри. На меня он не смотрит. Остановился возле подъезда, упирает руки в боки и, слегка хмурясь, крутит головой.

Пользуясь минутой, я несколько мгновений рассматриваю его. На нем светло-розовая рубашка — я сама ее покупала, — серые брюки и пиджак. Галстука нет. Строгие наряды ему идут, но он чувствует себя в них скованно.

Останавливаю взгляд на его лице. В прошлый раз, в проклятом ресторане, у меня не было возможности разглядеть его как следует. Наверное потому, что мое внимание всецело приковывала к себе Мишель, а потом мне вообще сделалось тошно.

Лицо Терри осунулось, глаза не такие ясные, как обычно. Мое сердце сжимается, будто я смотрю не на человека, с которым меня больше ничего не связывает, а на единственного и неповторимого родного мужа. Старательно придаю себе уверенный и бесстрастный вид и медленно, покачивая бедрами, иду к нему.

— Ты ждешь кого-то еще?

Терри вздрагивает, смотрит на меня сначала испуганным, потом озадаченным, потом недоверчиво-восхищенным взглядом, дергает головой и начинает смеяться.

— Джесси! Ну ты даешь! А я слышу: голос твой, но вижу какую-то незнакомку. Чудеса! Столкнулись бы где-нибудь в толпе, я, честное слово, не узнал бы тебя!

Пожимаю плечами, изображая на лице обиду, хоть и самой безмерно приятно.

— Вот такая она, наша жизнь: живешь с человеком восемь лет, а через месяц после расставания он заявляет, что, ни обратись ты к нему, он бы тебя не узнал!

— Да нет же! — горячо восклицает Терри. — Просто ты теперь… совсем другая. — Он с любопытством рассматривает меня и усмехается. — Ну и дела! Я и представить не мог, что светленькая и стриженая ты станешь настолько красивее! Мне всегда казалось — дальше хорошеть ей просто некуда.

У меня на миг заходится сердце, но я напоминаю себе: не давай волю порывам.

— Пойдем? — Кивком указываю на машину, которая покорно ждет нас, как бывало в прошлом, у обочины напротив подъезда.

Взгляд Терри на мгновение становится столь выразительным, что мне кажется: он вот-вот о чем-нибудь меня попросит или что-нибудь предложит. Но Терри лишь едва заметно качает головой и делает шаг к машине.

Ужасно, но мы приезжаем к деду предпоследними. Он торопливо выходит во двор и машет на нас руками.

— А я уж было подумал, вы совсем забыли про старика! Решили поехать не ко мне, а на танцы!

— Танцы мы устроим и здесь! — восклицает Терри, выходя из машины и обнимая деда. — А задержались из-за… небольшой пробки. Поздравляю!

Виновник торжества кивает.

— Спасибо-спасибо! Джессика! — Он поворачивается ко мне, в изумлении расставляет руки в стороны и немного наклоняется назад. — А где твои косы?

— Остались в парикмахерской. — Я смеясь обнимаю его. — С днем рождения!

— Спасибо. — Дед похлопывает меня по спине, отходит на пару шагов и снова оглядывает меня с головы до пят. — Что тут скажешь! Цветет и пахнет! — Он смотрит на Терри счастливыми блестящими глазами, так и светясь от гордости. — Ну, пойдемте в дом!

У Каролины и Рейчел, едва я показываюсь им на глаза, вытягиваются физиономии.

— Это в честь чего ты стала такой красоткой? — спрашивает меня Каролина, не заботясь о том, слышат ли ее остальные.

— Потом объясню, — вполголоса обещаю я.

Рейчел пихает меня локтем в бок.

— Ты что, влюбилась? — спрашивает она, недобро косясь на меня. — Признавайся!

— Говорю же, объясню потом, — тверже говорю я, не желая пускаться в рассказ о себе на чужом празднике.

— В любом случае получилось сногсшибательно, — заключает Каролина, прикасаясь к моим волосам, будто сомневаясь, что они натуральные.

— Спасибо! Наконец-то дождалась комплимента, — ворчу я. — Вы тоже сегодня глаз не оторвать.

Каролина и Рейчел переглядываются, и их лица расцветают улыбками. Я не кривлю душой. Рейчел, по-моему, очень к лицу беременность. Нет, живота пока не заметно и она еще ни капли не поправилась, но что-то неуловимо и вместе с тем поразительно изменилось в ее лице, во взгляде. Он стал мягче, лучистее. Так и кажется, что она теперь неизменно живет в радужной мечте.