— Сочувствую. Позволь мне помочь, давай я положу твои котлеты в тележку, пока ты будешь заниматься прижатым пальцем! Куриные пирожки или говяжий фарш? Большой или маленький пакет?

— Маленькую упаковку пирожков. Не могу себе позволить большую, — съязвил он.

— Я думала, что теперь ты достаточно будешь получать. Как у тебя рабочий день в новой должности прошел?

— Лучше не напоминай! — нахмурился Пи-Джей, забирая у меня упаковку пирожков. За ними следом в тележку отправились замороженный картофель и две консервные банки тушеных бобов. — Твой мистер Коннор опустил меня ниже плинтуса. Так что перед тобой то, что осталось от меня былого веселого!

— Ничего себе! — Я посмотрела на него и добавила: — А если серьезно, как ты? Выглядишь неважнецки!

— Ну, спасибо тебе!

Мне пришлось отъехать от замороженных продуктов, поскольку ужасно мешала пожилой леди, за которой двигались еще две старушки. В шесть часов в «Теско» полно народу — ничего удивительного! Я посмотрела на полупустую тележку Пи-Джея, сравнив ее с моей, заполненной доверху хлебом, хлопьями «Корн- флейкс», рулонами туалетной бумаги, консервами для собаки, банками сладкого крема из молока и яиц по льготной цене, — мне стало жаль его, такого одинокого, питающегося куриными пирожками и тушеными бобами. Некому было составить ему компанию, некому помочь приготовить ужин.

— Не вешать нос! — подбодрила я Пи-Джея, повиснув на его руке так, что тележка с продуктами чуть не опрокинулась. — Пойдем, выпьем кофе в кафе.

— Кофе в кафе? — повторил он, следуя за мной в кофейню. — Твое предложение звучит как-то по-французски, Рози. Что у тебя на уме?

«Всего лишь то, что я сказала. Не стоит опошлять, Пи-Джей!»

Мы сели за столик у окна с видом на стоянку. Туда обычно возвращали пустые тележки. Плотный парень в униформе толкал вперед около пятисот штук, явно гордый собой. Мимо него проезжали машины. Пи-Джей улыбнулся, наблюдая за ним из окна.

— Счастливый! — сказал он, помрачнев. — Везет ему, хорошая, непыльная работа, ни забот ни хлопот!

Я поставила перед ним кофе и жареный пончик на тарелке.

— Что это? Похоже на жареный пирожок. Но я его не заказывал.

— Зато я заказала для тебя. Ты ужасно выглядишь!

— Кто здесь врач, ты или я?

Я не стала отвечать на его вопрос.

— Что происходит? Это так не, похоже, на тебя.

— Прости, не хотел тебя расстроить. Все из-за твоего Эшли Коннора…

— Не называй его моим, он вовсе не мой! — Произнеся это, я почувствовала, как мне становится жарко при мысли, что Пи-Джей, возможно, окажется прав. «Стоит только захотеть», — подумала я, откусывая большой кусок от пирога.

— Может, он и не твой, но ты бы очень хотела, чтобы так было. Даже сейчас ты думаешь о нем, представляешь его, уж не знаю, в каком виде.

— В каком виде? Не понимаю, о чем ты! — защищалась я изо всех сил.

— У тебя на лице написано, что он вызывает у тебя похотливые мысли, Рози! Посмотри это слово в словаре, — продолжал он, вздыхая.

Я положила пирожок обратно на тарелку и уставилась на него:

— Хватит говорить загадками! Что произошло сегодня у тебя с Эшли?

— Ничего особенного, — улыбнулся он, отправляя в рот очередной кусочек пончика. — Думаю, я просто устал. Пересидел вчера на работе, изучая истории болезней!

—Думаю, у тебя выдался очень тяжелый день. Сложно работать с мистером Коннором? — посочувствовала я ему. — Я слышала, он чересчур требователен к подчиненным. Но в то же время он очень честный. Я рассказала ему про Сильвию Райли, про те письма, и он решил проблему. Она сменила гнев на милость, теперь мне не придется ничего брать на себя!

— Здорово, — сказал Пи-Джей, разглядывая свои липкие от пончика руки. — Все правильно!

— У меня от сердца отлегло, понимаешь? Я так ему благодарна!

— Могу представить. Добрый старый Эшли, — добавил он, облизывая сладкие пальцы.

— Ты совсем за меня не рад? У тебя какой-то странный голос.

— Извини. — Он откусил еще раз и наконец, взглянул на меня. — Спасибо тебе за поддержку и сладкий десерт. Это лучшее лекарство от депрессии!

— Не за что, — ответила я. — Что мне действительно хочется сделать, так это вытащить тебя куда-нибудь в ресторан, выпить хорошего вина, посидеть, поговорить.

Не знаю, кто меня за язык тянул, сама на себя разозлилась за это, но Пи-Джей развеселился:

— Теперь ты меня беспокоишь, Рози! Тебе не стоит так заботиться обо мне, я же не больной! У меня все будет в полном порядке. Как только твоя замечательная терапия начнет действовать!

— Отлично!

Он прожевывал очередной кусок, сладкая начинка оказалась повсюду: не только на нем самом, но и на столе. Мы засмеялись. Пи-Джей был похож на хирурга с окровавленными руками после операции. Только вместо крови был джем.

— Можно мне добавки? — спросил он, облизывая повидло. — В следующий раз ты оставишь меня без руки! — пошутил он.

Придя домой, я сразу открыла словарь оксфордского издания примерно 1968 года и нашла слово «похотливый». Оно обозначало «сладострастный, испытывающий похоть». Этот словарь был у меня еще со школы. Я прижала его к себе, пытаясь представить, как это — испытывать похоть. Пи-Джей был прав, я могла чувствовать нечто подобное по отношению к Эшли.

— Что ты читаешь, мам? — спросил Стюарт с неподдельным интересом. Я захлопнула словарь и поставила обратно на полку.

— Ничего, просто искала одно слово для кроссворда.

— Кроссворда? Не знал, что ты любишь их разгадывать! — бросил он, собираясь на прогулку с Биглсом.

«Ты многого обо мне не подозреваешь, малыш! Я и половины сама не знаю про себя».

Я собиралась приготовить овощи на ужин, когда зазвонил телефон. Стюарт опередил меня, подбежав к трубке.

— Привет, Робин, — услышала я. — Пап, это тебя, Робин.

Он позвал отца и убежал смотреть телевизор. Я же стояла как вкопанная, уставившись на телефон. Мне так и хотелось подойти и высказать ей все, что я о ней думаю. Только что я могла сказать в этой дурацкой ситуации? Назвать ее сучкой или шлюхой — она тут же повесит трубку. Или если ей так нравится мой муж, может, пусть вместе с ним оплачивает кредиты и налоги, а я брошу работу, буду лежать целыми днями на диване. Но боюсь, ей вряд ли приглянется подобная перспективна. Я даже подумала предложить ей сделку, пусть забирает моего муженька, а взамен отдаст мне свой обтягивающий свитер и номер своего парикмахера… Но Барри меня опередил. Выглядел он, прямо сказать, не как супермен: домашние шорты, наспех натянутая футболка.

— Кто это? — спросил он меня, показывая на трубку.

—А ты как думаешь? — прошипела я сквозь зубы. — Твоя подружка.

Мне захотелось выбежать из кухни, но я решила подслушать их разговор. Мне также хотелось посмотреть, как он будет выкручиваться, так что, я осталась под предлогом чистки картофеля.

— Привет, Робин. Да, конечно! — Смех. — Да, я знаю. Разумеется, я не забыл. — Опять

смех. — Я понимаю, но ты должна доверять мне, глупышка! — Снова смех. — До завтра, увидимся. Да, я тоже, Робин. Пока! — Он повесил трубку, поглаживая губы, как будто только что поцеловал ее.

— Ты тоже — что? — крикнула я, пока он не успел улизнуть наверх.

— Что? — повернулся он ко мне. Надо заметить, прикидывался он невинной овечкой.

— «Я тоже, Робин», — передразнила я. — Ты смеялся за эти две минуты разговора столько, сколько не хохотал за всю жизнь!

— Возможно, — ответил он, повышая голос, — в моей жизни не происходило ничего такого, от чего бы мне хотелось радоваться и смеяться!

— Не ори!

— А ты не перегибай!

Мы уставились друг на друга, еле сдерживая эмоции: я — с картофелиной в одной руке и ножом — в другой, а он — на пути наверх, в растянутой футболке и помятых шортах.

— Ну и когда же ты встречаешься с ней? — спросила, наконец, я. У меня мелькнула блестящая идея, что если Барри будет встречаться с этой девчонкой, я буду видеться с Эшли в те же дни и часы. Этот факт избавит меня от чувства вины.