Брук невольно прыснула.

— Что вас так рассмешило? — спросил Дункан. Брук помахала рукой.

— Да Салли!..

Уголки рта у Дункана чуть дрогнули, а затем он улыбнулся. Такой улыбки на его лице она еще никогда не видела. Словно Дункан ослабил бдительность и дал себе волю.

Значит, у доктора Кокса все-таки есть сердце!

— Я знала, что вам понравится.

— Я не говорил, что мне нравится.

Но Брук не сдавалась.

— У меня есть время, чтобы изменить ваше отношение к празднику. Сегодня всего лишь второй день Рождества!

В этот момент она не смотрела на него, наблюдая за огоньками рождественской елки, и именно поэтому не увидела еще два огонька, зажегшиеся в его глазах и тут же погасшие.

Конечно, ему ничего не известно о куропатке на груше! Это дело рук Джеймса! Или Салли. Или Нетти. Или Лидии. Или Терри. Или кого-нибудь другого, кого она не принимала в расчет.

Нет! Это не Джеймс. Такой утонченный подарок не в его стиле!

— Знаете, — сказал Дункан, прорываясь сквозь мысли, — здесь все только и говорили что о раннем визите Санта-Клауса!

— Вы шутите! Как интересно… — Она состроила гримасу. — Наверняка это Салли!

Он пожал плечами.

— Может быть, она и начала эти разговоры, но сейчас все только и судачат об этом.

Она посмотрела на него, затем через его плечо, снова в его лицо. Он не спускал с нее глаз. О, нет!

Не здесь! Не сейчас. Не при всех этих людях…

Брук и раньше чувствовала на себе пристальные взгляды, но приписывала их обычной признательности гостей по отношению к хозяйке. Но теперь эти взгляды стали казаться ей несколько специфическими. В них явно сквозило нескрываемое любопытство.

Да, она получила свой первый подарок. Куропатка на груше. Символ дома, уюта, Рождества. Подарок куда более ценный, чем коробка шоколадных конфет, пусть и в золотых обертках!

Даривший знал, как она любит Рождество, поэтому и подарок выбрал соответствующий. Салли? Она знает о любви Брук к Рождеству. Да, это вполне возможно. Салли, как и многие, участвовали в рождественских хлопотах Брук. И Брук не найти лучшей подруги.

— Ну и что? — ехидно произнес Дункан. — Собираетесь всю ночь стоять в углу или продемонстрируете всем настоящий рождественский дух, о котором вы бесконечно толкуете?

— Бесконечно толкую?..

Он ничего не понял! Он просто не хочет понимать. Ну что ж!

— Подождите, — сказала Брук, затем встала на цыпочки, положила руку ему на плечо и шепнула ему на ухо. — Может быть, это заставит вас полюбить Рождество!

Затем она юркнула под его поднятую руку и вошла в нишу, игнорируя бешеный стук своего сердца, мускулистое плечо под ладонью и ярко выраженное сомнение в его глазах.

Да. Наступил тот самый важный момент, ради которого все и собрались. И, как ни странно, дух Рождества подействовал на доктора Кокса самым непостижимым образом.

Дункан не желал все это видеть. Не здесь. Не сейчас. Не при всех этих людях.

Он проклинал свои грандиозные планы на оставшиеся двенадцать дней Рождества. Проклинал Джеймса за то, что тот втянул его в эту историю. Но больше всего проклинал себя.

Ему давно пора было научиться говорить «нет» человеку, с которым он дружил с первого класса.

Оставалось лишь молиться о буре, которая не на шутку разбушевалась снаружи, угрожая погрузить комнату в темноту. Но свет в глазах Брук был слишком ярок, и его не способны были погасить никакие природные катаклизмы. Ему не следовало это замечать, но он заметил и понял, что не скоро забудет сияние голубых глаз. Не сможет.

Брук — невероятная женщина! Эти черные волосы, зачесанные назад и аккуратно перевязанные зеленой лентой. Это сексуальное красное платье, которое откровенно дразнило. И эти огромные голубые глаза.

От нестерпимой муки нахлынувших чувств его спасли раздавшиеся в комнате аплодисменты. Пора было начинать спектакль. Он стоял спиной к рождественской елке за оживленной, шумной толпой и наблюдал за Брук.

Ее губы шевелились, произнося слова, которые он не мог разобрать из-за шума в голове. Ее движения были плавны и элегантны. Вот руки слегка коснулись носка, тонкие пальцы скользнули внутрь, чтобы достать подарок.

Он переступил с ноги на ногу, стараясь не поддаваться сильному возбуждению, сжимая кулаки в карманах брюк, чтобы хоть как-то занять руки. Надо еще выпить. Надо бежать отсюда!

Ему вдруг захотелось прикоснуться к ней. Больше всего на свете ему хотелось прикоснуться к ней!

Но он не сделал и шага, только наблюдал за ее глазами. За тем, как опускаются длинные черные ресницы, как она смотрит из-под них, как блестят ее прекрасные глаза.

Он хотел было отвернуться, но она поймала его взгляд. Поймала и словно держала, а он не мог двигаться. Он не мог двигаться! Мускулы, которые все это время были напряжены, начали болеть, он чувствовал боль уже во всем теле. Кулаки сжались еще крепче. Грудь напряглась.

Жужжание пейджера спасло его гордость — если не его жизнь.

Брук нежно гладила тонкие линии фарфоровой статуэтки, которую держала на ладони. Две крошечные горлицы, сидящие на ветке низенького куста, символизировали второй день Рождества.

Собравшиеся вокруг Брук восхищались тонкой работой, в то время как она молча взирала на подарок. Именно этот миг и использовал Дункан, чтобы удалиться.

Его уход никого не удивил. Все видели, как он поговорил по пейджеру, и в следующее мгновение дверь за ним захлопнулась. Что ж, у врача не бывает праздников, особенно если он работает в «Скорой помощи». Во всяком случае, Брук, поднявшая на Дункана глаза, не заподозрила, что он инсценировал свое бегство.

Нет, он ушел потому, что она выполнила свою вечернюю миссию. Во второй день Рождества она почти заставила его понять истинное значение праздника. Иначе откуда появился этот свет в его глазах?

Ее взгляд упал на Салли, стоящую в проеме ниши и подзывающую ее жестом. Брук было направилась к подруге, но тут почувствовала на своем плече чью-то руку.

Несмотря на артрит, хватка у Нетти была твердой, а взгляд ее серых глаз — торжествующим.

— Он вернется! Я уверена, ему позвонили из госпиталя!

— Вы говорите о Дункане? — спросила Брук, стараясь выглядеть как можно безразличнее. — А я думала, он просто улизнул пораньше!

— Улизнул, как же! Скорее, скрылся!

Нетти погладила ее по волосам, нахмурилась, найдя выбившийся локон, поправила его. Затем, по-прежнему держа руку на ее затылке, бросила на Брук хитрый взгляд.

— Я видела, как вы любезничали в углу!

— Любезничали?! — Брук постаралась придать голосу как можно больше возмущения. — Вы имеете в виду угол, в котором мы стояли и разговаривали, когда вы скрылись?

Против Брук выступили восемьдесят лет отрепетированной невинности. Нетти мастерски умела придать своему лицу любое выражение.

— Я скрылась? — с невинным видом повторила она.

— Да, скрылись, и прекрасно это знаете! — с досадой проворчала Брук. — А теперь быстренько скажите, что на уме у Салли?

Нетти закатила глазки.

— Может быть, ты хочешь напомнить своей подруге, с кем она связалась? — ехидно заметила она.

Брук резко обернулась. Посмотрела на омелу и на пару, стоящую под ней, — на Джеймса и Салли.

Все складывается великолепно, подумала Брук.

Люди в комнате замерли — мужчина и женщина под омелой! Теперь они должны поцеловаться. Такова рождественская примета. Это сватовство, разработанное Нетти, бесхитростное и быстрое, в данном случае было просто гениальной идеей, и Брук оценила ее по достоинству.

Она пошла вперед, уставив на подругу свирепый взгляд, говорящий о том, что, если она, Салли, сделает хоть малейшее движение назад, ее ждет суровое наказание.

— Прости, — сказала она, подойдя к Салли. — Зацепилась язычком с Нетти!

— Все в порядке. Я просто хотела посмотреть статуэтку. — В голосе Салли чувствовалась изрядная доля нервозности.