— Я знала, что вы отличная пара! — Брук даже захлопала в ладоши. — Расскажи мне все! Значительное, незначительное! Я хочу знать все!

И Салли рассказала подруге все. До мельчайших подробностей.

— Как прошел обед в правлении? — спросил Дункан, доставая бутылку с водой из холодильника.

— О, приятель! Был бы ты там! — отозвался Джеймс.

— Говоришь, они все у тебя в руках?

— Да еще как! Салли была неподражаема! Знала, куда повернуть разговор.

— Значит, Брук права! Относительно того, что Салли хорошо знает свое дело!

— Да, да! — Джеймс прислонился спиной к кухонной стойке. — Ее агентство ищет спонсора для благотворительной организации.

Вдвойне интересно.

— Значит, обед и ей пошел на пользу!

Джеймс покачал головой.

— Вот что странно! Она вообще не говорила о своем деле. Она рекламировала меня!

Даже более чем интересно.

— Может быть, Салли не такая уж акула, как ты думаешь?

— Она не акула… Но она акула!.. Это трудно объяснить. — Джеймс развел руками. — Она тоньше. Вместо того чтобы идти напрямик, она проскальзывает туда, где никто не видит, — сказал он, сделав скользящее движение рукой.

— Ты собираешься встречаться с ней?

— Нет. Мое сердце принадлежит Брук, — небрежно произнес Джеймс и отвернулся. — Да, кстати, если говорить о моем сердце, то сегодня второй день Рождества. Мне нужно сделать еще один подарок. — Он посмотрел на Дункана. — Дружище?

Еще десять дней! Дункану придется делать это еще десять дней. А затем он уже не будет думать о Брук, разве что между прочим.

— Я вчера вечером кое-что купил в магазине подарков по дороге из госпиталя.

— Да? Эй, приятель, я твой должник! — засмеялся Джеймс. — Ты скажешь мне, что это такое?

— Идем. — Дункан знаком велел ему следовать за собой. — Я тебе покажу.

— Замечательно! Я могу положить это ей в носок перед приемом. — Он двинулся к двери и бросил взгляд на друга. — Ты ведь идешь сегодня вечером, да?

— Да, — сказал Дункан, избегая испытующего взгляда Джеймса.

К тому времени, как Брук вошла в прихожую, прием был в самом разгаре. Нетти накануне заявила ей, что она заслужила отдых. И Брук немного отдохнула. Приняла душ. Причесалась и накрасилась. Семь раз переодевалась и наконец остановилась на паре зеленых туфель без каблуков и облегающем красном вязаном платье с короткой, развевающейся юбкой. Довольно яркий, даже экстравагантный наряд. Но эти цвета соответствовали ее настроению, а стиль — ее натуре.

Проходя мимо зеркала в прихожей, она увидела свое отражение. Все-таки это платье освежает ее… как будто это действительно имело значение!

Нетти была хозяйкой. Брук не пришлось делить с ней эту роль, от нее только требовалось выглядеть как можно наряднее, чтобы вызвать на лице Дункана Кокса веселое, вполне рождественское выражение.

Доктор Кокс научится улыбаться!

А прежде, чем она закончит эту игру, он научится ценить дух Рождества! Это время года доставляет всем несказанную радость. Всем, кроме Дункана. Брук хотела, чтобы он распахнул наконец глаза и сам это увидел. Ведь нельзя быть живым человеком и игнорировать человеческие радости!

Прихожая была уже полна. Жильцы дома, их друзья и подруги — все смешались в веселую, красочную толпу. Высоко подняв голову, Лидия прохаживалась по небольшой комнате, двигаясь от группы к группе с подносом закусок, ее длинный восточный хитон струился, делая более неофициальной царственную осанку этой величественной женщины.

Нетти находилась возле столика с напитками, наполняя бокалы своим самодельным яблочным вином. Заметив Брук, она поприветствовала ее широкой улыбкой и поднятой рукой. Такой знакомый жест! Брук стало грустно. Нетти вызывала у нее столько воспоминаний о Наине. Но не стоит в Рождество горевать о прошлом. Лучше вспомнить, какую радость доставляло ей время, проведенное с бабушкой.

— Моя дорогая! — защебетала Нетти, схватив Брук за обе руки. — Мы должны повторить это на будущий год! Мне так хорошо среди молодежи! Какие суждения! Какой энтузиазм! — Нетти похлопала ресницами. — Какой романтизм!

Брук обняла маленькую женщину и прижала ее к себе. Едкие слезы закололи ей глаза, и она заморгала, чтобы не расплакаться.

— Конечно, мы обязательно устроим праздник на будущий год! — шепнула она на ухо Нетти.

— Надеюсь, ты не возражаешь? — услышала она в ответ.

Брук выпрямилась и огляделась.

— А что такое?

— Я повесила омелу! Это древняя как мир примета. Мужчина под омелой обязательно поцелует свою избранницу.

Брук посмотрела туда, куда указывала Нетти, и увидела знакомый, перевязанный лентой букетик зеленых листьев и белых ягод, висящий в проеме ниши.

— Разумеется, я не возражаю, — заверила она Нетти.

— А еще мы с Лидией заключили пари, кто получит этот первый поцелуй! — Нетти обиженно поджала губы. — Уж конечно, не одна из нас!

Брук повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лидия подбирается к Пэту, инженеру, жившему на четвертом этаже. Каждый шаг отступления приближал Пэта к проему ниши, прямо под омелу. В лице этой величественной женщины он встретил достойного противника. Лидия твердо решила добиться своего.

Брук подняла брови.

— Он не врежется в елку?

— А даже если и врежется! Преступно отказывать в удовольствии старой женщине, — сказала Нетти, увидев, что Лидия окончательно заталкивает Пэта под омелу.

Та обняла инженера за шею морщинистой рукой и очень интимно чмокнула. Комната словно взорвалась смехом. Брук тоже засмеялась. На лице Пэта явно читалось глубокое потрясение, достойное самого талантливого актера.

Именно в эту самую минуту Брук и увидела белую накрахмаленную рубашку и синий пиджак, и, подняв глаза, встретила взгляд Дункана Кокса. Он стоял в углу ниши и разговаривал с Джимом Терри, бухгалтером, живущим в квартире между Салли и Брук.

Лицо мрачное, даже сердитое. Словно от настроения, царящего в комнате, у него началось несварение желудка.

И вообще, судя по всему, он уже готов удрать. Но она не собирается ему это позволить! Она подняла бокал с вином, который протянула ей Нетти, и увидела по его глазам, что вызов принят. Не отрывая от Брук глаз, он отошел от Джима Терри и направился к ней.

— Милый раут! — улыбнулся он, подойдя.

— Конечно! — ответила она. — Меньшего я и не ожидала.

— Доставить удовольствие ближним! — Он окинул взглядом комнату. — Вижу, вам это удалось!

— Не совсем, — ответила она, поставив бокал на стол перед собой и сразу же пожалев об этом, так как не знала, что делать с руками.

Наконец она сцепила их за спиной и прислонилась к стене. Дункан подошел еще ближе.

Кожа у него была золотистая, волосы на оттенок темнее. У Брук сильнее забилось сердце.

— Если вы пытаетесь доставить удовольствие и мне, то зря стараетесь. Я уже говорил вам, что не отмечаю Рождество!

— Я знаю.

— Я здесь только из-за Нетти. И из-за Джеймса.

— Я знаю.

— А есть что-нибудь такое, чего вы не знаете? — Его кофейные глаза потемнели.

Хорошо. Она добилась хоть какой-то реакции. А ведь это только начало.

— Да, я не знаю, зачем вы со мной разговариваете.

— Тут все очень просто. Мне не хотелось, чтобы у вас сложилось обо мне превратное представление, — сказал он и отпил из своего бокала.

Она наблюдала, как он глотает, затем быстро отвернулась. Предаваться своим мыслям — одно. Но стоять так близко, видеть эту шею в вороте рубашки, чувствовать притягательный запах его одеколона, думать о вкусе его загорелой гладкой кожи — нечто совсем другое.

Спасаясь от нахлынувших ощущений, Брук в растерянности огляделась. Салли, беседовавшая с Джеймсом, поймала ее взгляд.

Брук, усилием воли овладев собой, наклонила голову в безмолвном вопросе, выражающем интерес к тому, как продвигаются дела с Джеймсом. Салли ответила тем же, переведя взгляд с подруги на Дункана. Брук сделала большие глаза и энергично покачала головой. Салли недоверчиво выгнула бровь.