— Я тоже, — добавила Мэгги, — но он был, кажется, побольше первого. Мне думается, это разные люди. Да и голос у него не такой.

— Я слышала, как он рыскал вокруг дома, но когда подошла к окну, он уже карабкался по приставной лестнице, — начала рассказывать Элси, — я схватила Маленького Лероя и кинулась в комнату Мэгги.

— Маленький Лерой? — спросил Хэнк, беря из ее рук пистолет и разряжая его.

— Я купила его еще в Вашингтоне, для безопасности. А Маленький Лерой — потому что он большой и потому, что в то время у меня был друг по имени Лерой.

— Может отдашь его мне для сохранности? — спросил Хэнк.

— Я без него никуда не хожу. Старые дамы должны уметь постоять за себя. Мы не можем провести рубящий удар каратэ. Бегать я быстро тоже не могу, перед дождем болит колено. — И она сунула пистолет в карман халата.

— Что ж, пойду сделаю себе бутерброд, а то аппетит разыгрался не на шутку, как всегда, когда я встаю среди ночи.

Хэнк подошел к окну и задернул шторы.

— А где Горацио? — спросил он.

— Он спал у меня в комнате, как ты и велел, а от звука выстрела спрятался под кровать, наверняка он до сих пор там, — ответила Мэгги.

— Да, к Горацио у меня претензий нет.

— Может надо обратиться в полицию?

— Я уже говорил о случившемся прошлой ночью Горди Пиккенсу, местному шерифу. Завтра утром я снова побеспокою его. И еще похожу по городу, посмотрю, не хромает ли кто после падения с лестницы.

— Это снова за дневником, — сказала Мэгги, — совпадения тут просто исключены.

— А он в надежном месте?

— Под матрасом.

— Отлично. — И Хэнк растянулся на ее постели. — Я разом защищу и тебя и дневник.

Мэгги посмотрела на него исподлобья:

— А кто защитит меня от тебя?

— А тебе не понадобится защита, я героически обязуюсь только хранить твою безопасность, и даже пальцем тебя не трону.

— Я не думаю, что о моей безопасности надо специально заботиться, эти люди не кажутся мне опасными. Они дилетанты.

— Да, пожалуй, им не хватает профессионализма.

— Но ты не думаешь, надеюсь, что все это шутка.

— Нет, даже в свой самый бунтарский период я никогда не шутил, вторгаясь в чужие владения.

— Зачем же ты здесь?

— Не могу пройти мимо возможности побыть с тобой в одной постели. — И он потянул ее к себе, заваливая на кровать.

— Ну как, удобно?

— Действительно…

— Отлично, — сказал он и обвил руками ее тело.

— Давай представим, что мы любовники, правда в одежде это довольно сложно, необходимо воображение, чего тебе, как писателю, не занимать. Поэтому же тебе известно, как необходимы детали, которых явно не хватает. Итак, предварительный забег, — шептал он в ее волосы.

— Ты снова соблазняешь меня.

— Знаю, ведь я — «наказание Скоджена».

— Ты обещал мне быть героем.

— О мужчина, когда ты будешь верен себе? — он деланно вздохнул, — о'кей, я буду героем, раз обещал, но хочу сказать, что это чертовски трудно — быть героем. Надеюсь, ты понимаешь.

— Хорошо, ты будешь спать наконец?

— Да.

— Отлично.

Некоторое время они лежали в молчании. Горацио растянулся под кроватью, Флаффи — в кресле-качалке. Каминные часы внизу отбивали удары. Темнота была глубокой и бархатистой. Воздух напоен ароматами сада, плывущими в окно. Мэгги почувствовала, что Хэнк расслабился, засыпая. Ей приятно было исходящее от его тела тепло и ощущение надежности. Она вообще любила подобные маленькие радости — чувствовать рядом тепло мужчины, смотреть на потягивающуюся кошку, облизывать ложку, взбивая крем.

Она еще немного полежала, испытывая удовольствие от близости Хэнка, но мало-помалу это спокойное удовольствие начало сменяться каким-то другим, новым чувством. Она почувствовала, как желание охватывает ее, вспыхивает под кожей, устремляется в поясницу. Мэгги никогда не хотела этого так как сейчас, даже и не понимала по-настоящему, что это такое. А ей хотелось не просто лежать рядом с мужчиной. Она прижалась к нему плотней, найдя губами его сосок, ее грудь тяжело легла на него. Он зашевелился, застонал во сне.

— Хэнк, — прошептала она, а ее рука тем временем блуждала по его животу, нащупав пупок и почувствовав, как мускулы его живота стали невольно сокращаться. И вдруг ее живот стал сокращаться тоже; она ощутила наконец-то, чего никогда не понимала раньше. Желание впервые явственно терзало ее плоть.

— Мэгги, что ты делаешь?

— Соблазняю тебя.

— Может, не стоит?

— Господи, неужели я делаю что-то не так?

— Нет, я только хочу убедиться, что это — то, чего ты хочешь.

Чего же она хотела? Она была по ту сторону желаний. Любовь к Хэнку стала частью ее, необходимой, как дыхание. Вместо ответа она просто стащила с себя ночную рубашку и бросила ее на пол.

Ни движения, ни слова, только их дыхания стали поверхностными и тихими. Потом внезапно, словно вспышка огня, их охватила страсть. Он сорвал с себя джинсы и припал к ней с такой жадностью, словно нуждаясь в большем, чем обычно хотел от женщин. Его язык проник в ее рот, руки ласкали тело. В их первом акте было больше неистовства, чем искусства и выдержки. Она изогнулась и вскрикнула, когда его рука коснулась возбужденной плоти внизу живота. «Моя, моя женщина, моя жена, моя любовь», — думал он. Его рот блуждал по ее телу, пока неистовство вновь не овладело ей. Он щедро отдавал и жадно брал: резко и безжалостно войдя в нее, чувствуя ее движения под собой, слыша всхлипывания в моменты наивысшего наслаждения, когда ее плоть судорожно сжимала его. Охваченный пламенем, пульсирующим в паху, он едва мог выговорить ее имя. С бешенством страсти погружаясь в нее, Хэнк думал, что сердце вот-вот выскочит из груди. И вдруг все кончилось. Они бездыханными были выброшены на берег, и лежали, прильнув друг к другу, пытаясь собраться с мыслями.

— Здорово, — сказала она, первой обретя дар речи.

Хэнк не мог сделать этого, поэтому взял ее на руки и понес в свою спальню.

— Чистые простыни, — предложил он. — Второй раз будет медленней и основательней, я не хочу, чтобы ты осталась неудовлетворенной.

— О Боже, — проговорила она чуть слышно, — ты считаешь, что тут же нужен второй раз?

Мэгги прихорашивалась перед зеркалом в ванной: ее волосы были до невозможности спутаны, глаза затуманены от бессонной ночи, щеки розовые. И глупая ухмылка на лице. «Перестань улыбаться, — сказала она себе, ты похожа на идиотку!» Через пять минут, выходя из душа и протирая запотевшее зеркало, она все еще улыбалась.

«Они еще узнают, — думала она — он еще узнает». Что, собственно, должен узнать он, было не совсем понятно. Наверно, то, что вчера была лучшая ночь в ее жизни. Несмотря на это, что-то тревожило, и она была как кошка со вздыбленной шерстью. «Защитный механизм», — догадалась Мэгги. Чем сильней она его любила, тем осторожней становилась. По-видимому, это судьба. Она провела расческой по волосам, натянула футболку, надела черные шелковые шорты. Последний раз взглянув на себя в зеркало, вновь увидела все ту же глупую улыбку.

Хэнк вставлял новое стекло в кухонную дверь. Оторвавшись от работы, улыбнулся, заметив улыбку на ее лице. Она покраснела. Ну вот, уже стала краснеть. И, недовольно хмыкнув, достала из холодильника сок.

Элси подала яичницу, затем, поглядев на Мэгги, заметила:

— Раньше мы не улыбались так, пока не поженимся, по-настоящему, конечно.

— Ради Бога, это только улыбка.

— По крайней мере, ты наконец поупражнялась, не надо будет устраивать прогулки по саду.

Хэнк подпирал косяк, глядя на нее с улыбкой, еще глупей, чем у нее.

Элси положила булочку на тарелку Мэгги и сказала:

— Я должна сейчас уйти. Сегодня у меня свидание, и мне надо сделать прическу.

— Смотри же, будь с ним поосторожнее, не то заулыбаешься завтра утром, — сказала Мэгги.

— Вообще-то это на меня не похоже, — ответила Элси.

Она сняла халат и достала свою сумочку.