Глиру было совсем худо. Им пришлось приковать его к стене цепями, сорванными с бобровых ловушек, и прибить цепи к брёвнам. Он трясся и бормотал, как сумасшедший; слышал, как снаружи скребутся какие-то существа, которых никто, кроме него, не мог услышать. Он разговаривал с людьми, которых не было рядом. Говорил, что вернётся к корням своей матери, и просил защиты у Великого Духа.
Мужчинам ничего не оставалось, как оставить его на неделю в кандалах - изгаженного, визжащего и пускающего слюни.
- Думаете, я сошёл с ума, да? Думаете, я растратил последние крупицы разума, не так ли? - бормотал он одним ненастным вечером, когда порывистый ветер сотрясал стены хижины. - Но я не безумен. Потому что я знаю, что там было... Я чувствовал это тогда и чувствую сейчас. Может, ты, Кобб, или ты, Барлоу... Может, вы и не понимаете, о чём я говорю. Но Нулан... Не знаю, Нулан... Оно должно было коснуться и тебя, как коснулось тех индейцев. Я не говорю, что это было ... но он добрался до одного из нас, потому что я чувствую его запах! Слышишь? Я чувствую его запах. Один из вас. Да, сэр, вы знаете, о чём я говорю, потому что вы просто ждёте, когда погаснет свет, чтобы можно было сожрать других. Я знаю это! Я знаю это! О да... Ха, Боже мой, мой дорогой Господь Иисус, эти индейцы, эти индейцы. Жарят младенцев, высасывают мозги из черепов и жуют плоть детей... жрут, жрут. Отдают своих дочерей в жертву тому, кто вышел прямиком из преисподней...
- Заткнись, мать твою! - в конце концов, не выдержал Барлоу. - Закрой пасть, или я тебя грохну. Клянусь Богом, я тебя грохну!
К этому времени Глир сидел в печёнках уже у всех. Даже у Кобба. Но по холодной усмешке на его лице об этом было сложно догадаться.
Нулан успокоил Барлоу и вывел его на улицу подышать свежим воздухом, поскольку это было единственное, чего у них было достаточно.
Когда они вышли, в хижине остались лишь Кобб и Глир.
В очаге потрескивали дрова. В воздухе стоял густой запах дыма, обугленных поленьев и немытого тела. Единственное, чем не пахло в этой хижине - это едой.
- Ты должен взять себя в руки, Глир, - сказал ему Кобб, - если ты станешь продолжать в том же духе, один из парней тебя застрелит.
Глир кивнул, играя со сковывающими его цепями и пропуская звенья сквозь пальцы.
- Знаю, знаю... но мне страшно, Джимми Ли. Мне чертовски страшно. Я думаю... думаю, что один из нас просто не тот, кем кажется. Это "нечто" вошло в него... внутрь него... и этот человек теперь монстр…
Кобб на мгновение задумался и пожал плечами.
- Возможно, ты прав, - кивнул он. - Возможно, нам с тобой нужно присматривать за этими двумя.
* * *
Со временем Глир пришёл в себя.
Барлоу удалось убить нескольких волков. Конечно, звери были тощими - кожа да кости, но неделями не видевший мяса желудок был рад и такому.
Нулан приготовил сытный суп из крови и жира, и хоть вкус у него был отвратительный, свою функцию он выполнил.
Съев суп и мясо, Глир пришёл в себя.
С него сняли кандалы. Но продолжали следить. По сути, каждый следил за каждым. Они старались держаться все вместе, вчетвером. Словно боялись остаться вдвоём, наедине с кем-то вторым. А если один мужчина натыкался на другого в лесу или в горах... Что ж, лучше было крикнуть и предупредить о своём приближении заблаговременно.
Ибо в этих тёмных и мрачных лесах только виновные крались тихо и старались остаться незамеченными.
* * *
Неделю спустя после освобождения Глира дела пошли ещё хуже.
Ветер непрерывно тряс хижину. Он поднимал снежные пласты с земли и вновь расшвыривал их по всей округе. Видимость снаружи уменьшилась до двух-трёх метров. Воздух был неестественно холодным. Иногда ветер приносил с собой странные звуки, похожие на плач или крик. Голоса поющих вдалеке детей.
Глухой ночью тоже раздавались жуткие звуки... словно кто-то поднимался по крыше или скрёбся в закрытые ставнями окна. Стучал в стены.
Снаружи, на снегу, по утру мужчины находили странные, искажённые следы. Они внезапно начинались и так же внезапно заканчивались... Словно оставившее их "нечто" спускалось сверху, с холодных звёзд, а потом запрыгивало туда обратно.
По ночам было слышно, как Нулан и Барлоу молятся шёпотом.
Глир просто молча прятался под лосиными шкурами.
А Кобб... Кобб просто ухмылялся, склоняя голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то. Ведь у него были от других секреты.
Остальные не знали, что он ускользнул в ту ночь, когда они нашли пещеру. Не знали, что он ползал там холодной, тёмной ночью; бродил с фонарём среди костей. Они и не подозревали, каково ему было, когда от дрожащего сердца горы поднимался густой зловонный запах и окутывал его, как трепещущее вонючее одеяло. Как оно удерживало его, соединяя с чем-то, что уже давным-давно скрывалось глубоко внутри него.
С тем, что было посеяно в его душу, как мерзкое семя, его жутким отцом.
Кобб нашёл то, другое, спящее в пещере, и стал с ним единым целым.
Ибо Глир был прав - среди них жил монстр.
И он становился всё более голодным.
* * *
Прошло три недели с тех пор, как они отыскали пещеру.
Две недели с тех пор, как они съели суп и последние куски волчьего мяса.
С тех пор их животы были совершенно пусты, и что-то в каждом человеке подгнивало с ужасающей скоростью.
Кроме Кобба.
То, что было в нём, уже давным-давно сгнило и превратилось в падаль.
* * *
Кобб был в хижине один. Ну, почти...
Нулан и Барлоу сбежали несколько часов назад.
Они сбежали после того, как, вернувшись с охоты, застали Кобба разделывающим труп Глира; он с улыбкой на лице сортировал куски мяса - одни лучше подойдут на бифштексы, а другие - на жаркóе.
- Проголодались, парни?- спросил он; кровь капала у него изо рта, потому что, чёрт возьми, трудно было делать такую работу, не чувствуя вкуса на языке. - Присаживайтесь и посмотрите, на что способен старый Джимми Ли, когда у него есть всё необходимое.
Барлоу и Нулан замерли в дверях, сжимая в руках винтовки и не отрываясь глядя на Кобба.
Один из них - Кобб не был уверен, кто именно, - испустил пронзительный вопль, и они вместе выбежали под снег. Чёртовы дураки даже оставили дверь открытой, будто оба родились в проклятом сарае.
Это было три или четыре часа назад.
Но Кобб знал, что они вернутся. Если только они не решили перезимовать в пещерах, но это им явно не понравится.
Одно дело зайти в пещеры на насколько часов, тепло укутанным и с горящим фонарём... Но когда фонарь гаснет и тебя окутывают тени; когда тебя словно поглощает чёрное первобытное море - вот это совсем другая песня, друг мой.
Кобб уже давно закончил с разделкой Глира.
Тот только успел заснуть, как Кобб скользнул к нему, вытягивая на ходу арканзасский нож и бормоча голосами давно умерших индейцев. Джимми Ли перерезал ему горло от уха до уха, и Глир и пикнуть не успел.
Теперь о нём не напоминало ничего, кроме груды окровавленных костей.
Его кожа, тщательно просоленная, сохла на подставке перед огнём.
Внутренние органы были тщательно уложены в чёрную кастрюлю и залиты солёной водой; Глир готовил рагу, которого ему хватит на много-много недель.
Мясо с ягодиц, груди и живота было аккуратно срезано и спрятано под снегом, чтобы дольше оставалось свежим и сладким.
Кровь была слита в ведро для бульона и супа.
Даже жир был сохранён для дела, а связки и сухожилья сохли для нитей и струн.
И сейчас Кобб слушал, как ветер завывает и кудахчет в трубе, и перемалывал мышцы и паренхиматозные органы, чтобы засунуть их в кишечник и сделать колбасу.
Голова Глира лежала напротив. Глаза помутнели, а чёрный язык вывалился из потрескавшихся и посеревших губ. Медвежья шапка всё ещё сидела у него на голове. Несколько жирных прядей волос упали на бледное, забрызганное кровью лицо.
Если бы Кобб очень сильно сосредоточился, то смог бы даже заставить его говорить.
Когда он закончил набивать колбасы, насвистывая какую-то старую индейскую погребальную песню, которую он никогда в жизни не слышал, он откусил кусочек мяса с готовящейся на огне кости.
Одну из ног Глира, тщательно приправленную, он повесил жариться над очагом. Она красиво золотилась и темнела, а капельки жира падали с неё в пламя и шипели.
Насыщенный, мясной запах заполнил хижину и поднялся к дымоходу.
Кобб знал, что запах мяса приведёт остальных домой. У них не будет другого выбора. И он их с радостью примет обратно.
Кобб прикинул, что ещё два убийства - и у него будет более чем достаточно мяса, чтобы продержаться до весны, если он научится правильно консервировать. Если будет держать себя в руках и есть понемногу.
Но он же не дикарь. Он пригласит Барлоу и Нулана преломить с ним хлеб. Он угостит их вкуснейшим мясом, прежде чем разделать на фарш.
Это было по-христиански.
Так что Кобб сидел и ждал, и в его глазах мерцал странный огонёк.
Он вспоминал ту ночь, когда прокрался обратно в пещеру, и что-то подсказывало ему, что это правильно. То, что было там; что скрывалось в трещинах и расщелинах, а может быть, и в костях, - оно и было той самой причиной, по которой он пришёл.
Не золото. А... нечто. Чем бы оно ни было.
То, что индейцы выкопали из земли.
Он помнил, что всё началось с этого странного запаха. Это был отвратительный аромат; ужасные сладкие миазмы непогребённых трупов и гнилостных могил.
Они коснулись его. Буквально. Он почти физически ощущал их действие. Эта сущность крепко сжимала его в своих объятиях, убаюкивала, как ребёнка, и подсказала, что ему дальше делать. Она шептала, как долго его ждала. Она рассказывала, что он должен жить, не взирая на глупые социальные табу.
Но Кобб пока не слушал её. Не слушал.
Он думал об этом, но пока не был готов.
И эта сущность вдавила его в себя, сжала так, что ему показалось, будто его кости вот-вот выскочат изо рта. Она сказал Коббу, что у него нет другого выбора.
Если он хотел власти... А он ведь хотел, не так ли? Тогда у него был лишь один способ овладеть людьми. Такой же, как и с животными - поедая их. Пожирая их плоть и поглощая всё, чем они были и чем могли бы стать.