Дома Бьорн выбрался из своей рыбацкой одежды, разбросал ее по полу, пошел в кухню и налил себе виски.

Горло обожгло, дыхание перехватило. Он покрутил головой и со стуком поставил стакан на стол.

За окном уже сияло солнце, оно освещало знакомый пейзаж. Дорога… Серая полоса вдали — это лес, еще не одетый в зелень. Двухэтажное здание бордового цвета — школа, в которой Бьорн в свое время преподавал английский, сейчас уже подзабытый им.

Он налил себе еще. Выпил. Горло освоилось с крепостью напитка и больше не отзывалось жжением, а лишь горьковатым теплом.

В голову пришла ясная до отвращения мысль: он до сих пор не женат только потому, что ждет Натали Даре.

Бьорн уставился в окно, чувствуя, как сильно начинает биться сердце. Ждет? А не пора ли прекратить ожидание?

Рука сама собой потянулась к бутылке, но не для того, чтобы налить еще виски в стакан, а для того, чтобы убрать в шкаф.

— К холоду невозможно привыкнуть. К нему можно только притерпеться, — говорила Агнес Морган, кутаясь в большой воротник дубленки.

Агнес прилетела в Анкоридж, чтобы навестить свою подопечную.

Она никогда не была здесь, в этом штате на северо-западе Северной Америки. Но даже на Аляске, в Анкоридже, работал филиал женской организации, в которую входили представительницы местных народностей — алеутки, индианки, эскимоски.

Сюда же уехал и мужчина, с которым Агнес рассталась после того, как побывала под скальпелем доктора Кокса. Она заставляла себя думать об этом спокойно, уверяя, что все так и должно было случиться.

Если она в какой-то мере старается жить жизнью Натали Даре, то разве это не логично? Но сейчас речь не о том, одернула себя Агнес.

Когда самолет делал заход на посадку, она узнала Бристольский залив Берингова моря, который омывает южный берег Аляски — перед отлетом Агнес хорошо изучила карту. Больше всего ее поразило, что полуостров тянется на семьсот километров, а через него, не уступая по протяженности, проходит Аляскинский хребет, самая высокая точка которого имеет отметку шесть тысяч сто девяносто пять метров. А все остальное — горная тундра.

Выходит, она выбрала это место для Натали Даре в качестве ссылки? Агнес усмехнулась. Да, если можно отправить человека в ссылку к самому себе, чтобы там он понял без постороннего влияния, кто он такой и чего хочет в своей жизни.

— А мне кажется, я уже привыкла к холоду. — Натали улыбнулась, натягивая капюшон, отделанный мехом белого песца, до самых глаз.

Они сияли из глубины, словно черные глаза самого песца, который с любопытством выглядывал из снежного сугроба. Изо рта Натали вырвалось облачко пара.

— Не могу поверить, — отозвалась Агнес, ёжась в тонкой дубленке.

— Спроси Миру, она подтвердит…

Натали повернулась к дочери, которая, усевшись в снег, пыталась расстегнуть ошейник на баске — рослой собаке с белой мордой и с удивительными, совершенно невероятными для собаки голубыми глазами.

— Я люблю холод! — заявила Мира, обнимая обеими руками собаку за шею.

— Какая большая девочка, — заметила Агнес. — Впрочем, есть в кого. — Она усмехнулась и вопросительно посмотрела на Натали. — Ты… так и не сообщила ему?

Темные глаза Натали замерли на секунду, в них не было никакой настороженности. Натали словно опустила жалюзи — свет виден, но яркости никакой.

— Что ж, тебе виднее, — проронила Агнес. — Только поверь моему опыту… Я работаю с женщинами слишком давно и должна сказать тебе… — Она шумно втянула морозный воздух. — А вот дышится здесь необыкновенно. Хотя это и город, верно? Это ведь город?

— Анкоридж? — обрадовалась перемене темы Натали. — Да, это город, самый настоящий, причем довольно большой для Аляски. В нем почти двести тысяч обитателей. Со мной, Мирой и нашей Долли. — Она наклонилась и потрепала собаку по шее.

— Ясно, — проворчала Агнес. — Но ты не думай, что собьешь меня с мысли.

Широкое лицо Агнес расплылось в насмешливой улыбке, и, глядя на нее, Натали в который раз подумала, насколько обманчивы такие лица. Их обладательницы — не само добродушие, как может показаться, они бывают куда жестче, чем остролицые, которые на вид прирожденные злючки.

— Тебе все равно не удастся вычеркнуть его из своего прошлого, Натали. Разве ты еще не поняла, что прошлое — непременное условие нашей нынешней игры? Ты не забыла о том, что я тебе говорила: всю жизнь мы играем в игры и всегда хотим играть до победного?

Натали вздохнула.

Агнес никак не исключишь из условий моей нынешней игры, подумала Натали, это уж точно. Если бы не она — кто знает, что произошло бы со мной — наивной, экзальтированной юной девочкой, подогретой словами опытных женщин, выполнявших свою задачу, а во мне усмотревших инструмент для исполнения этой задачи?

— Ты ведь знаешь, ничто в мире не происходит просто так. И то, что ты совершаешь, может отозваться в твоей жизни через много лет, — сказала Агнес.

Странное дело, сейчас Натали воспринимала ее слова по-новому.

— Ну, если тебя послушать, Агнес, — фыркнула Натали, сопротивляясь неожиданно нахлынувшему волнению, — то я должна думать, что произойдет через сто лет, да?

Она быстро отбросила капюшон, торопясь прийти на помощь Мире. На морозе детские пальчики никак не могли справиться с ошейником Долли.

Но Агнес подняла руку и остановила ее.

— Через сто лет. — Она вздохнула. — Эта цифра выдает твою незрелость, дорогая. — Агнес покачала головой. — Все еще — незрелость. Неужели ты до сих пор не поняла, что ничего в этом мире нет случайного? Что все имеет свое продолжение?

— Значит, мне незачем думать о том, что будет. — Натали легкомысленно засмеялась, но внезапно почувствовала неловкость. — Мне нравится здесь, нравится эта дикая природа, и Мире тоже. У нас милый, теплый, уютный домик. Приятно работать с местными женщинами, я хорошо понимаю эскимосский язык. А Мира понимает и говорит даже лучше меня. Мы живем другой жизнью. Почему же нельзя прошлое оставить в прошлом?

Натали повернулась к Агнес, которая смотрела на Миру, засунув руки в широкие рукава дубленки.

— Все о'кей! — радостно завопила Мира. — Все о'кей! — Я справилась! Тебе нравится, Долли? Нравится? Тебе больше не жмет ошейник?

Долли пританцовывала на белом снегу и, казалось, ее острая мордочка расплылась в улыбке.

— Ей нравится, Мира, — с улыбкой заверила Агнес и повернулась к Натали. — Мира ведь тоже из твоего прошлого. Она сейчас здесь, с тобой, почему же ты думаешь, что ее отец остался в прошлом?

— Отцы часто остаются в прошлом. — Натали поджала губы.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — тихо сказала Агнес. — Я знала твоего отца. Он очень хотел встречаться с тобой, но твоя мать отсекла его от своей и от твоей жизни. — Она вздохнула. — Скажи, разве тебе хорошо, что ты не знакома с ним — почти?

— Я… я не знаю. — Натали пожала плечами.

— А я знаю. Женщина, даже совсем маленькая, должна научиться общаться с мужчинами. Это так же важно, как научиться пользоваться ножом и вилкой.

Натали засмеялась.

— Мира уже учится…

— Не сомневаюсь, дорогая. Но это уроки… на уровне знания. А я говорю — о подсознании. Между прочим, будь ты обучена иметь дело с мужчинами, сейчас твоя жизнь сложилась бы иначе.

— Ты хочешь сказать, что я… что у меня не было бы Миры?

Нет-нет-нет. Она не думает и никогда не думала о том, что Мира помеха в жизни. Натали любит свою дочь страстно, но, действительно, ее жизнь сложилась бы совершенно иначе, если бы она тогда не сделала в палатке с Бьорном то, что сделала. С Бьорном, который до сих пор не знает, что у него есть дочь.

— Нет, я не о том. Во-первых, ты не попала бы в нашу организацию.

— Но чем она плоха? Было так интересно…

— Да, идеи мы выдвигали хорошие. Но ты знаешь, что плохо?

Натали напряглась. Агнес — одна из руководителей организации, можно ли представить, что она чем-то недовольна? Красавица Агнес Морган, одаренная от природы искусством оратора, всегда способная добиться всего, чего ей хотелось…