Дон с подозрением взглянул на Дженнифер О'Хара. Она либо очень умна, либо очень добра.

А может, и то, и другое вместе. И надо признать, одеваться она умеет. Ненавистную ему (почему бы это?) мини-юбку сменили легкие светлые джинсы, а открытый топ — довольно скромная футболка, хотя это мало что изменило. Даже в этой невинной спортивной униформе он легко мог представить Дженни обнаженной…

И представил. И едва не поперхнулся воздухом. Потому что есть веши, которые мужчине трудно перенести вот так запросто.

— Что ж… Я совершенно свободен. Как прошел день… Дженни?

— Замечательно! У меня потрясающая спальня. Эсамар отлично постаралась. Я просто не могу дождаться, когда окажусь в постели, хотя спать не хочется совершенно.

Очередной приступ нездорового воображения. Дон едва не брякнул, что тоже не может дождаться, когда она окажется в постели. В ЕГО постели.

— Ладно. Пойдемте, я покажу вам дом.

Они прошли по всему дому. В комнате Исабель Дон явно не хотел задерживаться, зато в кабинете отца остановился надолго. Дженни с интересом рассматривала комнату, украшенную многочисленными охотничьими трофеями и фотографиями великолепных лошадей. Помимо этого на стенах висели два портрета. Клайд Фергюсон и Исабель Арьеда.

Мускулистый, загорелый человек с тяжелым подбородком и большими, огрубелыми руками. Тонкая, стройная, черноволосая красавица в костюме для верховой езды. Трудно было себе представить более несочетаемую пару, однако Дженни знала теперь, что этих двоих связывала на земле беспредельная и великая любовь. Девушка вздохнула, и Дон с удивлением посмотрел на нее.

— Он был непростым человеком, ваш отец…

— Я бы сказал, немногословным. И совершенно не светским.

— Это как раз хорошо. Среди светских людей сволочи встречаются гораздо чаще.

— Вы всегда так резки в определениях?

— Какой смысл избегать точных характеристик! Надеюсь, я не шокировала бывалого ранчеро словом «сволочь»?

— О нет, нисколько. Так что вы говорили об отце?

— Он был сильным. Жестким. Возможно, жестоким. Но хорошим. Это чувствуется по дому. По людям, которые здесь живут. Сразу видно, что здесь бывало всякое, и горе, и радость, но главное — здесь была любовь.

— И это вы узнали по портрету?

— Не только. Мы много говорили с вашей мачехой. Пожалуй, единственное, что мне не очень-то нравится, так это то, что ваш отец заставил ее страдать… Впрочем, его можно простить. Со смертью вашей матери он утратил радость жизни.

— Это Эсамар вам рассказала?

— Вас это так удивляет? Она просто доверилась мне, вот и все. Поняла, что это можно сделать.

— В отличие от меня, да? От меня, предпочитающего копаться в вашем прошлом и закрывать глаза на прекрасные душевные качества…

— Вы только мне не верите? Или вообще всему свету?

Молодой человек замолчал, а потом отвернулся и медленно, с горечью произнес:

— Возможно, это тоже из-за отца. Я слишком долго сражался за его любовь. Не сумев завоевать ее, я обиделся… на весь свет.

Дженни осторожно тронула его за руку.

— Разве поздно начать сначала?

Ему хотелось стиснуть ее в объятиях. Покрыть поцелуями, зарыться в тяжелое золото волос, ощутить в своих руках нежный жар роскошного тела, но вместо этого он холодно и насмешливо поинтересовался:

— Сеанс психоанализа? Спасибо, не надо.

— Ну и глупо. Я не лезу к вам в душу, я просто считаю, что нам всем жилось бы лучше, если бы мы не боялись и не стеснялись разговаривать друг с другом.

Дон почувствовал смятение.

— Я вас совсем не знаю, Дженни…

— А вот у меня такое чувство, что я знаю вас давным-давно…

Ее голос превратился в шепот, и в этом шепоте таяла и плавилась ледяная броня Дона Фергюсона.

— Но вы меня не знаете…

— А переселение душ? Может, мы встречались в прошлой жизни?

— И что же там было? Любовь или ненависть?

Она засмеялась, и наваждение исчезло.

— Я не знаю. Не могу описать словами. Но уверена, что это так.

— Так какой же я?

— Сильный. Упрямый. Победитель. Вам нужно добиться того, о чем вы мечтаете. Но вы не пойдете по трупам, по головам тоже, потому что вы — нежный…

— Дженни, а кто научил вас так мастерски соблазнять мужчин?

Она быстро взглянула на него и пожала плечами.

— Не думаю, что я это умею.

— Но вы делаете этого с первого момента нашей встречи.

— С САМОГО первого?

Невозможная девица! Хоть бы глазищи свои отвела в сторону!

— Знаете что, мисс О'Хара…

— Дженни. Просто Дженни. А что до вас… Знаете, возможно, мне просто хочется рассмотреть за фасадом сурового мачо человека. Живого, настоящего, с болью, с радостью, с чувствами. Мой папа на вас похож. Вернее, вы на него. Он тоже эдакий крепкий орешек. Мужчина с большой буквы. Мама в него за это влюбилась, а потом быстро выяснила все его слабые места и…

— И начала им вертеть, да?

— Бедный суровый Дон! Да нет же. Просто они полюбили друг друга по-настоящему. И живут душа в душу уже тридцать лет. Слабые места в человеке не означают, что он слаб. Только то, что он — человек.

— И у меня они есть?

— Наверняка. Вас же здесь очень любят. Эсамар, Гвенни, ваши работники…

— Значит, я не такой уж плохой парень?

Она отвела глаза. Нехорошо, если Дон Фергюсон прочтет в них то, о чем она сейчас думает, а думает она только об одном…

Какой он красивый… и симпатичный. Как же он ей нравится! Это может стать проблемой для Дженнифер О'Хара.

И тогда придется эту проблему решать.

Такие кухни Дженни видела только в лучших ресторанах. В крайнем случае — в шикарных особняках. Но уж никак не предполагала увидеть в самом сердце амазонской сельвы.

Огромное помещение сверкало никелем и хромом, в удобных шкафах высились горы посуды, на разделочных досках зловеще поблескивали острейшие кухонные ножи… Под потолком причудливо извивались гирлянды из лука и чеснока, по стенам висели пучки сушеных трав, острый и приятный запах пряностей заполнял все вокруг. И еще было чисто. Не просто чисто, а ОЧЕНЬ чисто.

Отдельную стену занимали высокие белоснежные холодильники, а у окна кухни стоял большой обеденный стол, окруженный четырьмя деревянными стульями. На столе красовалась громадная ваза с лимонами и грейпфрутами.

Несомненной королевой здешних мест являлась очень толстая и необыкновенно уютная негритянка. Белоснежная улыбка приветствовала появление Дженни, а потом Гвенни познакомила их.

— Это Клэйри. Здешняя повелительница.

Дженни пожала пухлую теплую руку, гадая, что может означать Клейри. Клара, Кларисса, а может быть, Кларабель?

Вскоре они уже дружески болтали, хотя правильнее было бы назвать это монологом Клейри.

Да, ей почти шестьдесят, и силы уже не те, что раньше, но сто человек она и сейчас накормит до отвала и даже не поморщится. О, конечно, хлопот у нее полно — ведь с тех самых пор, как в доме появилась вторая сеньора Фергюсон, на Клейри легли абсолютно все заботы по дому. Она хорошая женщина, сеньора Эсамар, но хозяйство вести не умеет совершенно. Оно и понятно — женщины сельвы привыкли к простой пище и еще более простому быту. К тому же она понятия не имеет, что значит делать запасы, ведь в здешних деревнях их никто и не делает. Как почему? Потому что в здешнем воздухе, да жарище ничего толком не сохранишь. Уже на второй день в мясе полно белых личинок.

Тут Клейри испытующе посмотрела на гостью — не скривится ли она брезгливо. Но Дженни только понимающе кивнула и заметила, что в таких случаях хорош лимонный сок или уксус. А вернее всего — холодильник. Клейри разразилась громким хохотом. Да ведь в здешних деревнях нет никакого электричества! Все, что есть — это пара старых динамо-машин, от которых питается какой-нибудь старенький морозильный шкаф в местном баре. Выпивка для местных — первое и святое дело. А и как здесь не пить? Ведь ром лучше любого новомодного лекарства спасает от болячек да поносов.