Я убеждала себя в том, что беспокоюсь потому, что живу в доме, где все думают о болезни. Раз болен его преподобие, то я боюсь, что и другие в его возрасте ни от чего не застрахованы.

Бабушка рассказала мне, как хорошо живется Джо у ветеринара и что его считают членом семьи. Все хорошо складывалось, потому что у ветеринара было четыре дочери, а сына не было, и ему приятно, что в доме есть мальчик, который ему помогает.

Мне было как-то грустно, когда я вышла из ее домика; так много туч омрачало мою жизнь: болезнь в доме, который я привыкла считать своим; беспокойство о здоровье бабушки; ну и то, что Джо сидел все-таки за столом в доме ветеринара, а не доктора Хилльярда.

— Наше вам! — Джонни сидел на изгороди, за которой начинались поля Пенгастера. Он спрыгнул и пошел со мной рядом. — Я так и думал, что мы встретимся.

— Вот как?

— Позвольте помочь нести корзинку.

— Совсем незачем. Она пустая.

— Куда же путь держишь, красотка моя?

— Вы, похоже, без ума от детских стишков. Может, это потому, что никак не повзрослеете?

— «Богатство мое — красота моя, сэр», — процитировал он. — Что верно, то верно, мисс… ммм… Карлион. Ну и язычок же у тебя! Кстати, а почему Карлион? Почему не Сент-Айвс, не Маразион? Карлион! Хотя, знаешь, тебе как раз идет.

Я пошла побыстрее.

— Я спешу.

— А жаль. Я надеялся, что мы возобновим знакомство. Я бы тебя и раньше разыскал, можешь быть уверена, но я уезжал и только-только вернулся.

— Надо думать, скоро снова уедете?

— Хочешь сказать, что ты на это надеешься? Ах, Керенса, почему ты не хочешь со мной подружиться? Я так очень хочу, ей-Богу!

— Может быть, вы не умеете заводить друзей?

— Тогда научи меня, как надо.

Он схватил меня за руку и повернул лицом к себе. В глазах у него загорелся огонек, который мне не понравился. Я вспомнила, как он смотрел в церкви на Хетти Пенгастер, а теперь я застала его на этой изгороди. Наверно, возвращался после свидания с ней в каком-нибудь укромном месте.

Я вырвала руку.

— Отстаньте от меня, — сказала я. — И не только сейчас, а… совсем. Я не какая-нибудь Хетти Пенгастер.

Он удивился; я сужу по тому, что он так легко меня отпустил. Я побежала, а когда оглянулась через плечо, он все еще стоял и смотрел мне вслед.

К концу января его преподобию стало так плохо, что доктор начал давать ему успокоительное, и поэтому он почти все время спал. Меллиора и я тихо сидели, беседуя за шитьем или читая. Время от времени одна из нас поднималась и заглядывала в комнату больного. Дэвид Киллигрю тоже приходил, когда бывал свободен, и мы обе считали, что его присутствие нас подбадривает. Иногда приходила миссис Йоу, она приносила нам поесть и всегда с одобрением смотрела на молодого человека. Я слышала, как она говорила Белтеру, что когда вся эта печальная история закончится, ее первой задачей будет подкормить молодого священника. Приходили Бесс или Кит, чтобы разжечь камин, и то, как они смотрели на него и Меллиору, казалось мне очень красноречивым, хотя ни он, ни Меллиора, похоже, этого не замечали. Она вообще думала только об отце.

В доме царило печальное умиротворение. Все чувствовали, что смерть у порога, но это не могло длиться долго; а когда трагедия свершится, все пойдет по-старому, только служить будут другому хозяину.

Меллиора и Дэвид. Это казалось неизбежным. Со временем Меллиора успокоится; она перестанет грезить о рыцаре, преданность которого отдана другой даме.

Я подняла глаза и увидела, что Дэвид смотрит на меня. Он улыбнулся, когда понял, что я застала его врасплох. В его взгляде было что-то необычное. Или мне показалось?

Я почувствовала беспокойство. События должны были развиваться совсем не так.

Прошло еще несколько дней, и я уже знала, что подозрения меня не обманули.

Окончательно в своей правоте я убедилась после одного разговора. Нельзя сказать, что он сделал мне предложение. Дэвид был не такой человек, чтобы делать предложение, пока у него нет возможности содержать жену. А тогда у него такой возможности не было: простой викарий, да еще со старой матерью на руках. Но если бы — а так все думали, и поэтому он тоже, — ему дали приход в Сент-Ларнстоне, то это было бы совсем другое дело.

Мы сидели с ним вдвоем у камина, а Меллиора находилась у постели отца.

Он сказал мне:

— Для вас ведь это как родной дом, мисс Карли?

Я подтвердила.

— Я слышал, как вы здесь оказались.

Я знала, что так и будет. Как тема для сплетен, это было уже не интересно; другое дело, когда появляется новичок, который еще не слышал эту историю.

— Я восхищаюсь вами за то, что вы сделали, — продолжал он. — По-моему, вы просто… просто замечательная. Я полагаю, что вы рассчитываете и дальше жить в этом доме.

— Не уверена, — ответила я.

Его слова заставили меня задуматься, на что же, собственно, я рассчитываю. Жить вечно в доме священника не было моей мечтой. Тот вечер, когда я поднималась по широкой лестнице навстречу леди Сент-Ларнстон в платье из красного бархата и маске, больше походил на осуществление мечты, чем жизнь в доме священника.

— Конечно, у вас нет уверенности. В жизни есть вещи, которые требуют времени для обдумывания. Я и сам сейчас думаю о своей жизни. Видите ли, мисс Карли, человек в моем нынешнем положении не может позволить себе жениться, но если бы положение изменилось…

Он замолчал, а я подумала: он просит меня выйти за него замуж, когда умрет его преподобие, а он займет его место. Ему было стыдно, что он думает о будущем, которое зависит от смерти другого человека.

— Я полагаю, — продолжал он, — что вы были бы прекрасной женой священника, мисс Карли.

Я засмеялась.

— Я? Вряд ли.

— Почему же?

— Да у меня все не так. Начать хотя бы с происхождения.

Он щелкнул пальцами.

— Вы есть вы. А остальное несущественно.

— Ну, потом мой характер…

— А чем он плох?

— Не могу похвастать, что я слишком серьезна и благочестива.

— Дорогая мисс Карли, вы себя недооцениваете.

— Вы меня плохо знаете. — Я снова засмеялась. Когда это я себя недооценивала? Разве я не чувствовала в себе силу, которая приведет меня туда, куда я захочу? Я была по-своему так же высокомерна, как леди Сент-Ларнстон. Вот уж действительно, подумала я, любовь слепа, я все яснее понимала, что Дэвид Киллигрю в меня влюбился.

— Я уверен, — продолжал он, — что вам удастся все, за что бы вы ни взялись. Кроме того…

Он не закончил, потому что в этот момент вышла Меллиора; ее осунувшееся лицо было озабочено.

— По-моему, ему хуже, — сказала она.

Его преподобие Чарльз Мартин умер на пасху, когда церковь была украшена нарциссами. В доме был траур, и Меллиора была безутешна: хотя мы давно знали, что никакой надежды нет, все же смерть была сильным ударом. Меллиора весь день сидела в своей комнате и никого не хотела видеть; потом она послала за мной. Я сидела с ней, а она говорила о нем, какой он был хороший и как плохо и одиноко она чувствует себя без него. Она вспоминала его доброту, любовь и заботу. Потом тихонько плакала, и я с ней плакала, потому что я тоже его любила, и мне больно было видеть горе Меллиоры.

Пришел день похорон; казалось, весь дом наполнился колокольным звоном. Меллиора была очень красива в черном и с черной вуалью; мне с моей смуглой кожей черное шло меньше, а платье, которое я надела под черную накидку, было мне велико.

Мерно выступали кони, покачивая черными плюмажами; молча шли люди за гробом; потом была торжественная заупокойная служба, а потом мы стояли у могилы, на том самом месте, где Меллиора когда-то рассказала мне, что у нее была сестра по имени Керенса; и все было так мрачно и печально.

Но еще хуже стало, когда мы вернулись в дом, который казался пустым, потому что не было в нем того доброго спокойного человека, которого мы так редко видели.