Маргарет недоверчиво посмотрела на Артура.

— И что?

— Он считает, что я совершил глупость.

— Потому что ты женился на мне?

— Совсем наоборот, потому, что не дорожил тобой.

— Бедная леди Сэридан…

Маргарет не знала, как определить свои чувства. С одной стороны все в ней внутри ликовало: наконец-то ее свекровь узнает, что значит страдание, а с другой… она бы не хотела в зрелые годы столкнуться с теми же проблемами. Построить свою супружескую жизнь на твердом фундаменте строгих убеждений и непоколебимых правил, а потом стать свидетельницей, как все здание кажущегося таким твердым супружества рушится на твоих глазах.

— Мне жаль леди Сэридан, у нее сейчас трудное время, — наконец произнесла Маргарет лишенным тепла голосом.

— Что ж… Не будем совершать ошибки своих родителей.

— Нам своих достаточно.

Некоторое время они сидели, ни о чем не разговаривая, время от времени их молчание нарушалось лишь редкими, ничего не значащими фразами: «Хочешь еще какао? Или будешь колу? Тебе дать сандвич?» Тягостное молчание, невыносимое, таившее в себе потаенные и от того опасные рифы, было соткано из всего того невысказанного, что он жаждал ей сказать, подавляя в себе это желание, не находя ни сил, ни слов. Назвать это молчание враждебным было бы неправильным. Артур чувствовал, Маргарет уже не испытывает к нему неприязни, но он боялся разрушить тот тонкий мостик, что пролег между ними. Ему хотелось обнять ее, ему еще многое нужно было сказать ей, но в то же время он понимал, что должен найти единственно верные слова, чтобы убедить Маргарет в своей решимости вернуть ее.

Маргарет подняла голову, их взгляды скрестились.

— Мне плохо без тебя. Мне очень плохо, — произнес он, как будто извиняясь.

Она ничего не ответила, но не отвела взгляда. Он смотрел в ее широко распахнутые глаза, и перед ним словно рывком отворилась дверь, ведущая в будущее.

— Маргарет, дай мне шанс.

— Нет-нет, все в прошлом, я ничего не хочу. — Она покачала головой. Она была растеряна, немного испугана. Вот человек, которого она так любила и который принес ей столько боли. Что станет с ней, если она поддастся соблазну и ответит ему согласием?

Будто почувствовав, что она колеблется, он произнес чуть слышно:

— Марго, я не могу тебя потерять.

Он попытался ее обнять. Вскочив, она отбежала в сторону, словно защищаясь, вытянула перед собой руки. Ее лицо исказилось: рот перекосило, растерянный, потускневший взгляд скользнул в сторону. Он знал эту ее особенность, так бывало всегда, когда Маргарет приходилось принимать неприятное для нее решение.

— Не притрагивайся ко мне больше. Я не хочу. Отныне мы чужие друг другу. Чужие!

— Марго…

Артур ринулся к ней, она оттолкнула его.

— Не надо! Мне больно… очень больно.

Его поразила бесконечная усталость, отразившаяся на ее лице, больше чем когда-либо печальном и измученном, как будто она проделала какую-то нечеловечески тяжелую работу.

— Я настаиваю на расторжении брака.

— Я не согласен! — вскрикнул он.

— Твоего согласия и не требуется! — еще громче, чем он, закричала она. — Я не делю твою собственность, я только хочу вновь стать свободной. Мы уже столько лет живем порознь! — И уже гораздо тише добавила: — Если бы ты хотел меня вернуть, то сделал бы это давно. Я ждала тебя. А ты бросил меня, когда ты мне так был нужен… Не буду оправдывать себя за то, что кинулась в объятия Оскара. Кто он мне? Случайный человек, каких много, он не лучше и не хуже других. И чужой мне. Да и я ему была чужая, случайная, одна из многих. Мне кажется, я для него была игрушкой в каких-то его странных играх. Я и сама не поняла, зачем я была ему нужна.

— Мы с Оскаром по жизни соперники. Учились вместе, сражались на одном корте. Я думаю, он хотел и тут превзойти меня. Он обошел меня в учебе, выигрывал в теннис. Только с происхождением ему не повезло. Мать его была артисткой, выдающейся, я бы определил — гениальной. Никто ее не превзошел в «Антигоне». Только Оскар все равно мне завидовал. Как-то еще на первом курсе, когда мы только сблизились, я пригласил его в свое родовое поместье в Оксфордшире, познакомил со своими родителями. Вот тогда я понял, насколько ранил его самолюбие. Я слышал, как он плакал, когда удалился в отведенную ему спальню. И, когда я попытался его успокоить, признался, что всегда хотел жить в дружной семье, в большом красивом доме со слугами. Мать совсем мало уделяла ему внимания, с шести лет отправив его в частную школу для мальчиков. Оскар возненавидел меня за то, что я был любим родителями. За то, что у меня было счастливое детство, где было место для игр, шалостей, забав. Думаю, и соблазнил он тебя, чтобы отомстить мне за то, что я любимый ребенок, а он не знал материнской ласки. Нужен был ему я, не ты.

— Женщина в роли теннисного мяча. Интересную игру вы себе придумали. — Ее лицо исказила судорога. — Ты бы знал, как я сожалею о том, что в моей жизни случилась вся эта история с твоим партнером по теннису, как я презираю себя!

Она всхлипнула, но глаза ее были сухими. Артур смотрел на ее бледное лицо и видел, как она страдает. Видел, но не знал, как ей помочь, как все исправить.

— Я виноват перед тобой, — только и сумел произнести он.

Маргарет опустила голову.

— Пожалуйста, не мучай меня больше. Мне больно. Уйди, пожалуйста.

В ее голосе прозвучало такое отчаяние, что он растерялся.

— Марго, как мне все исправить?!

— Поздно. Уходи, — сказала она твердо.

Он медленно поднялся и, еле переставляя вдруг ставшие ватными ноги, поплелся к выходу. Открыв дверь, он застал на пороге девушку с огненно-рыжими волосами, в обтягивающих узкие бедра зеленых джинсах и в капроновой желтой куртке с бесчисленными карманами, украшенными глазками кнопок. Одной рукой она тянулась к звонку, в другой держала полиэтиленовый пакет с изображением попугая. Отчего-то при виде ее открытого, в конопушках лица Артур почувствовал некоторую надежду.

Девушка опустила руку от звонка, и ее светло-голубые глаза ярко блеснули.

— Привет! — сказала она, и ее лиловые губы расплылись в улыбке. — Я не заблудилась? Откуда этакие фигуры в нашей дыре? Неужели Маргарет нашла нам продюсера? Ну дает. Я всегда знала, что мы с ней не пропадем. — Она еще раз оглядела его снизу вверх, так что Артур даже растерялся под напором ее бесхитростного прямого взгляда. — Пацан, ты мне нравишься, — наконец вынесла она приговор. — Но ты не продюсер. Или все же ты сможешь меня обнадежить? Судя по прикиду, деньжата у тебя водятся. Возьмешься раскручивать нашу группу?

Артуру не хотелось ее разочаровывать, и он ответил расплывчато:

— Чем смогу — помогу.

— Ловлю на слове, — весело подхватила девушка и протянула руку. — Я Сьюзи. А ты кто?

— Артур Сэридан. И я хотел бы узнать, на что ваша группа способна. Когда и где вас можно послушать?

— Так-так… — Сьюзи сморщила свой веснушчатый нос и почесала висок. — Наверняка Маргарет снова сказала, что рановато нам выходить на большую публику. Так? Я догадливая, да?

Артур развел руками.

— Ну что мне с ней делать?! — замотала головой Сьюзи. — Чуть представится шанс выступить где-нибудь получше, чем в доме престарелых, она в кусты. Трусишка.

— Так где я могу вас послушать? — повторил свой вопрос Артур.

— Сейчас-сейчас… На пальцах я не объясню, лучше будет, если я найду…

Один за другим Сьюзи стала обшаривать свои многочисленные карманы. Наконец, осмотрев все по два раза, она достала из расположенного на левом рукаве куртки кармана сложенную вчетверо бумагу и вложила в протянутую ладонь Артура.

— Вот сюда мы едем завтра. Придется рано вставать, путь не близкий. Ой! — спохватилась она. — Ой, уже четверть двенадцатого, а я все болтаю и болтаю тут с вами. Марго небось икру мечет. Она из нас пятерых сама серьезная. Она у нас играет на фортепьяно и синтезаторе, немножко подпевает. Голос у нее хороший, но не сильный. Да и вообще, не любит она выставляться на публику. А я люблю, я смелая. Я — соло и акустическая гитара. Еще одна у нас на ударных, и Дженни на аккордеоне. Марго из нас самая серьезная и ответственная. Никогда не опаздывает в отличие от меня. А я хоть с прошлого века начну собираться, все равно никак в срок не уложусь. Для Марго я платье неделю назад обещала приготовить. Ох и будет мне нагоняй… Ну ладно, иду на растерзание…