Меня почему-то тянуло к крайнему левому столбцу коробок. Я внимательнее изучила диски. Бах, целых 5 CD, Моцарт – 3 CD, Шуберт – 3 CD, Бетховен – 2 CD, Чайковский – 3 CD. А это у нас что? Ага, самопалка. Я достала диск без каких либо заводских надписей и этикеток. На коробке каллиграфическим почерком значилось «Любимое». Вот оно! Кажется, нашла. То, что так любит Дима, обязательно приведёт к нему.

Криспиан, с нескрываемым любопытством наблюдавший за моими действиями, подошёл, оказывается, вплотную и устроился у меня за спиной. Поэтому его слова так напугали меня.

– Нашла?

– Криспиан! – Воскликнула я от голоса над самым ухом. От неожиданности я выронила коробку с диском и, упав на жёсткий пол, она раскололась. – Вот! Ты чего творишь? Я же испугалась!

Он только хмыкнул, а я принялась закладывать обратно выпавший из коробки диск. Непрочный пластик раскололся. Повертев часть коробки, я хотела было отправить его в сумку, но неосторожно крутанув осколок, глубоко порезала палец. Вскрикнув, я тут же сунула его в рот.

В ответ на встревоженный взгляд Криспа, я ответила, насколько это позволял пораненный палец во рту.

– Мне фефодня не вефёт. Пофли домой.

– Ты бедоносец, – покачав головой, прокомментировал Крисп. – Дай сюда.

Мою руку с пораненным пальцем дёрнули к себе. Колдун наклонился, внимательно изучил порез. Мне почему-то стало до невозможности стыдно и захотелось немедленно отправиться домой, там залезть в своей комнате под одеяло и замкнуть дверь изнутри, подперев её комодом.

Я почувствовала лёгкий укол горячей иглы, и тут же всё ушло. И пульсирующая боль, и зуд.

– Всё, – подытожил Крисп, осматривая мой палец.

Только начинающая подсыхать кровь на коже свидетельствовала о недавнем порезе. Ни шрамика, ни даже покраснения. Слизнув собственную кровь, я окончательно убедилась, что палец цел.

– Чего ты хотела? Я же брат очень сильного целителя. Тоже кое-что умею.

– Спасибо, – пробормотала я, и тут же ушла в прихожую. За окном начинало темнеть. Я же хотела добраться до дома по-светлому… Комод в потёмках двигать неудобно.

Вернулись мы домой ещё до того, как ранняя ночь укрыла своим пологом город. К вечеру подморозило, и я выбивала отчетливую дробь не только зубами, но и коленками. Кажется, промерзла насквозь. Даже надетый мешочек с огненными змейками Криспа не помог. Равно как и климат-контроль в машине. Всё равно, не отогрелась.

– У тебя талант, – авторитетно заявил Криспиан, кутая меня в собственную куртку, когда мы уже шли по двору Вёрсового дома.

– Д-да, я т-та-к-кая! Пп-рос-ст-то м-мерзляч-ч-чка…

– Нашла, когда мёрзнуть. Март, весна, а ты трясёшься.

– Так х-холод-дно! – Возразила я, пытаясь сделать так, чтобы зуб на зуб всё же попал. – Это у т-тебя ф-фа-милия мор-р-розная, ты и н-не м-мерзнешь.

– Хорошая у меня фамилия, – Криспиан открыл дверь и буквально втолкнул меня в дом. – А вот ты, судя по фамилии, Свон[8], должна до мая сидеть на экваторе.

– Прямо-таки на экваторе? – Переспросила я, наконец-то переставая дрожать. – Сейчас Смелую позову, и будем вместе с ней сидеть. Раз вы тут такие… фростовые.

Убедившись, что мои руки согрелись, а нос перестал быть синим, Крисп снял с меня свою тяжелую куртку. Помог снять и мою.

Дома везде горел свет. Не успели мы с ним зайти, как тут же услышали громкие голоса… да что там, вопли! Из гостиной.

– Спорим, это наши оборотницы выясняют, чья тут территория? – Подмигнул колдун. – Я её подержу, а ты сделаешь, что обещала.

– Сейчас разберёмся, – угрюмо пообещала я, входя в комнату.

Нас никто и не заметил. Мира и Таня стояли друг напротив друга у разных стен комнаты и наперебой обласкивали друг друга забавными, а порой и тяжёлыми эпитетами. Всё это сопровождалось легким потрескиванием воздуха и спокойным взглядом Грегора поверх книги, которую он читал.

– Что тут произошло? – Криспиан подошёл к брату, тот, мельком кинув взгляд на бушующих фурий, ответил.

– Как всегда. Чего-то не поделили.

– И ты не попытался их разнять? – Удивилась я, взглянув на Грега.

– Если попытаюсь разнять – буду крайним. Пусть сами разбираются.

Тут в диалоге проскользнуло «кошка безмозглая», а затем «ангельша-дура», и мой глаз дёрнулся.

– Хватит, – пока ещё шёпотом попросила я. Кто б меня услышал. Ну, хорошо.

Я призвала на помощь оставшуюся где-то в глубине моего существа силу. Сложила руки на груди в молитвенном жесте, а затем резко выстрелила ими в стороны. Вместе с тем, ссорящихся колдуний прижала к противоположным стенам.

– Минуту внимания, – проговорила я, тяжело глядя на одну, потом на другую. – Мира, – я «ласково» глянула на девушку с тёмно-русыми волосами, безрезультатно дёргающуюся под моей сапфировой сетью. – Я предупреждала, если будешь оскорблять тех, кто мне дорог, я из тебя душу вытрясу? Предупреждала. Не обессудь. – Следуя моей мысли, сапфировое облачко накрыло лицо оборотницы и та, сделав глубокий вдох, уснула. – Таня, – на подругу я посмотрела гораздо мягче, зато с укором. – Ты поддаёшься провокациям. Нельзя же так. Особенно сейчас. Мы должны быть едины, если хотим победить Боргезова! А ты…

Вздохнув, я бессильно опустила руки.

– Грегор, – я вяло оглянулась на чуть встревоженного целителя, который тут же оказался рядом со сползающей по стене Мирой. – Извини. Она уснула и проспит до завтрашнего утра.

– Ей это полезно, – чуть раздвинул губы в улыбке колдун. – Я понимаю.

– Тань, – я посмотрела на слегка испуганную подругу. – Тоже прости. Просто накатило, когда я вас тут увидела в такой глупой ситуации. А дальше меня назвали «дурой»… Не сдержалась.

– Ладно тебе, – кисло улыбнулась Таня. – Я б тоже не сдержалась. Пойду-ка я наверх. Никто не возражает? Вот и хорошо.

– Тебе тоже не мешало бы отдохнуть, – произнёс Крисп, когда в который за сегодня раз мы остались один на один. – Вид, как у поганки.

– Знаешь, Криспиан. Я наблюдала за твоей речью и сделала очень интересный вывод. – Наклонив голову, я смерила его высокую фигуру насмешливым взглядом.

– И какой же? – Не удержался, спросил Крисп.

– Ты полностью обрусел.

– Чего-чего? – Я не смогла сдержать улыбки, когда лицо англичанина вытянулось.

– Грегор зачастую не понимает обычного русского юмора. А когда нервничает, то в его выговоре явственно проскальзывает акцент. У тебя не так. С тобой я разговариваю, не боясь, что ты не поймёшь моих речевых оборотов. Это здорово!

– Речевые обороты я понимаю, – прищурился Криспиан, – тебя же – вряд ли.

– Это очень сложная задача. Я сама себя иногда не понимаю. Неважно, – махнула я рукой, направляясь в кухню. – Пойду, чайку попью.

В этот раз Крисп за мной не последовал, а, судя по тихому шелесту шагов, направился наверх. Вот и славно. Сейчас мне, как никогда за все те дни после ранения, захотелось побыть в одиночестве. Таня в таких случаях говорит, будто я отгораживаюсь чёрной скорлупой от мира. Пусть. Мне-то уютно и хорошо. Мир без меня как-нибудь проживет, я думаю.

Взяв в руки горячую чашку, я поднесла её к лицу. Ах! Как же хорошо стоять перед тёмным окном с горячей чашечкой травяного чая, смотреть на проглядывающие сквозь разрывы в тучах звёзды, и не думать ни о чем. Просто созерцать и наслаждаться.

Приятный вкус чая, что собирала сама Кирана, успокаивал душу и наполнял силами тело. Впервые за несколько дней я, наконец, расслабилась. Сейчас для меня не существовало никаких проблем. Сплошное спокойствие… если б не этот взгляд в спину.

Что такое? Таня решила-таки со мной поболтать по-дружески? Или мои извинения за грубые магические действия не приняты?

– Я не в настроении. Может, потом? – Не оборачиваясь, промолвила я.

Взгляд уколол какой-то насмешкой. Передёрнув плечами, я развернулась и окаменела.

Прямо передо мной парила вытянутая сероватая тень, состоящая будто бы из клоков тумана и пыли. От неё исходили страшные волны голода, которые, в свою очередь, будили во мне дикий ужас. Гость уставился на меня бесцветными почти белыми глазами. Вместо рта, как и в прошлый раз, зиял чёрный провал. Теперь я разглядела и руки призрачной фигуры. Они казались неестественно белыми и тонкими, словно кости скелета, обтянутые бумагой.