Китайскими войсками командовали в основном генералы Лю Цзиньтан и Цзо Цзунтан, участвовавший еще в подавлении Тайпинского восстания в середине ХIII в. Стороны не ограничивали себя в выборе средств, поэтому боевые действия, как правило, сопровождались резней и физическими расправами с местным населением. В результате гибли ни в чем неповинные мирные жители, а древние памятники подвергались осквернениям и беспощадно разрушались. После серии тяжелых поражений и окончательного разгрома в 1877 г. остатки повстанцев-дунган под началом Биянху с согласия царского правительства перешли границу и поселились в России, основав в Средней Азии свою колонию.

Дуньхуан был осажден восставшими мусульманами в 1873 г. Дунгане, преследуемые цинской армией с востока, крушили и уничтожали города и селения, предавая все огню и мечу. Достигнув территории оазиса, они расположились лагерем в северных окрестностях. Местные жители были вырезаны, дома и культовые сооружения сравняли с землей. Не тронутыми остались только хлебные посевы, повстанцы намеревались собрать их, когда поспеют.

Несколько попыток штурмом захватить город оказались безуспешными. Угрозы, уговоры и обещания пощады также не подействовали. Население четко знало, с кем имеет дело. Оно успело запастись зерном, да и число защитников резко возросло после того, как за городскими стенами удалось укрыться беженцам из Сучжоу (Цзюцюань), Аньси и других уездов. Съестными запасами обеспечивались в первую очередь солдаты, так как продовольствия все равно не хватало. По некоторым оценкам, от голода и болезней в городе погибло более 10 тысяч человек. Еще столько же было убито во время боевых действий. Дуньхуан удалось отстоять во многом потому, что дунгане постоянно нервничали и допускали тактические ошибки, ожидая подхода регулярных войск. Это, собственно, вскоре и произошло. Русские путешественники, побывавшие здесь через двадцать лет, отмечали, что «масса развалин фанз и кумирен, всюду бросающихся в глаза и ныне еще, рисует наглядную картину того разрушения, которое принес сюда известный Биянху со своими дунганами».

В конце ХIII в. город, судя по свидетельствам очевидцев, производил удручающее впечатление. Убийственную характеристику дал ему русский путешественник Всеволод Иванович Роборовский (1856–1910 гг.), участвовавший в свое время в экспедициях Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова, а в 1893–1895 гг. руководивший полевыми исследованиями отечественных специалистов в Тянь-Шане, Наньшане, Северном Тибете и Хамийской пустыни.

В «Трудах экспедиции императорского географического общества по Центральной Азии», опубликованных в Санкт-Петербурге в 1900 г., он пишет: «Грязнее и отвратительнее Дуньхуана я нигде ничего не видел. Все улицы и переулки наполнены всякой мерзостью, и только посередине их имеются протоптанные места, где нога может не завязнуть в вонючей липкой грязи. Только средняя улица в новом городе и большая средняя в старом будут немного почище, но и на них европейский нос не выдерживает зловония и требует или замедления дыхания, или защиты при помощи носового платка. Всюду к стенам домов навален мусор, в котором копаются свиньи и собаки. Здесь же, среди белого дня, безо всякого стеснения останавливаются прохожие для естественных надобностей к великому удовольствию свиней и поросят. Во дворах грязь и вонь еще хуже. Город раз в год чистится. Ранней весной приезжают из соседних районов фермеры с телегами, нагруженными соломой, которую они выменивают у горожан на мусор, идущий на удобрение полей; соломой же горожане топят свои каны». Оттолкнувшись от воспоминаний участников российской экспедиции 1893–1895 гг., попробуем побродить по улицам Дуньхуана более чем столетней давности.

Город поделен на две части: старую и новую. Главный базар находится в новом городе на центральной улице, пересекающей его с востока на запад. Вообще же лавки и лавчонки разбросаны по всем улицам и закоулкам. Продают в них «всякую дрянь» вместе с шелком, все «непомерно дорого для европейцев». Из привозимых русских товаров «особенно хорошо» здесь идут демикотон (плотная хлопчатобумажная ткань) Саввы Морозова № 3 красного, синего и зеленого цветов; демикотон Богородско-Глуховской мануфактуры № 3 черного цвета; полумолескин (молескин — толстая хлопчатобумажная ткань атласного переплетения для рабочей, спортивной и др. одежды) Пашкова (Золотухинская мануфактура) № 8 различных цветов; кумач Товарищества Соколовской мануфактуры Асафа Баранова; спички-серянки Логинова. Больших и малых лавок в городе всего около 200.

На базарной улице немало всевозможных харчевен, в которых в любое время дня бедный люд за небольшую плату может получить какой угодно обед. Однако, как и из каких продуктов они готовятся, «сомневаются сами китайцы». Мало-мальски состоятельный человек, а тем более купец, ни в коем случае не пойдет туда обедать. При харчевнях продается хлеб: зимой «печеный в котле», а летом приготовленный на пару. Повсюду много «торговцев-кусочников», предлагающих жареные мясо и субпродукты, которые они готовят прямо на улице на своих «тачках-кухнях» с помощью раскаленных углей. Немало таких же тачек-кухонь с лапшой, гороховым киселем, «питьем-отваром» из груши и урюка. Они появляются везде, где соберется несколько человек.

В Дуньхуане построены 27 кумирен, еще 9 находятся за городом. В каждой служит буддийский или даосский монах. Прихожане платят ему в год до 20 лянов серебра (около 40 царских рублей) в зависимости от собственного достатка. Ничего сверх того он не получает.

Многие храмы в запустении. Пещерный комплекс Могао, расположенный в двадцати пяти верстах (1 верста равна 1, 06 километра) к юго-востоку от города, разрушался и восстанавливался неоднократно. В последний раз его разграбили дунгане. В настоящее время китайцы вновь стали понемногу приводить эти пещеры в порядок. Живущие там четыре монаха жалуются, что правительство не принимает меры к их ремонту, а частных пожертвований на эти цели почти нет. Пока восстановлены 5–6 пещер; поправлены входы, сделаны деревянные пристройки и организовано жилище для священнослужителей.

Значительно более благоприятное впечатление на русских путешественников производили пригороды Дуньхуана, который они называют «оазисом Сачжоу». П. К. Козлов назвал его «лучшим в Центральной Азии». Ученый определял местоположение Дуньхуана следующим образом: находится у северной подошвы громадных гор Наньшань, при реке Данхэ, бегущей из снегов хребта Гумбольдта; к северу от Сачжоу простирается открытая и постепенно поднимающаяся к реке Сулэхэ равнина. «Возвышаясь около 3740 футов» (1 фут равен 30,48 сантиметра) над уровнем моря, оазис расположен «под 40 градусами 12 минутами северной широты и под 94 градусами 4 2 минутами восточной долготы от Гринвича».

Оказавшись в этих местах во время экспедиции 1879–1880 гг., Н. М. Пржевальский записал в свой дневник: «…оазис, прекрасный сам по себе, показался нам вдвое очаровательнее после ужасного бесплодия пройденной пустыни». По его словам, Сачжоу (Шачжоу) лежит на абсолютной высоте 3700 футов и занимает площадь верст на 25 от севера к югу и верст на 20 с востока на запад. Все это пространство почти сплошь заселено китайцами, фанзы которых расположены поодиночке и укрыты в тени деревьев.

Между отдельными домами размещены поля, разбитые площадками и обсаженными кругом деревьями «по берегам орошающих арыков». На полях выращивают прежде всего пшеницу, горох, ячмень и лен; реже рис, кукурузу, чечевицу, фасоль, коноплю, мак (для опиума), арбузы и дыни; возле самих фанз обыкновенно устроены небольшие огороды, где сажают также огурцы, редьку, капусту и прочие овощи. В садах разводят яблоки, два вида груш, виноград, абрикосы, персики и немного шелковицу.

В половине июня посеянные хлеба уже выколосились и «наливали зерна». Урожай, по отзывам местных жителей, всегда прекрасный. В целом оазис Сачжоу после Илийского края (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район) «самый плодородный из всех мною виденных в Центральной Азии; притом обилие деревьев придает местности чрезвычайно красивый вид».