Эти впечатления дополняет более поздний рассказ В. И. Роборовского. Жителей в оазисе насчитывается от 40 до 50 тысяч, в том числе в самом Дуньхуане около 7 тысяч. Население живет на фермах у арыков. Некоторые фермы имеют вид своеобразных укреплений и объединяют несколько семей, большинство же представляют обыкновенные фанзы, сбитые из глины, с плоскими крышами из прутьев и земли. Их окружают сады, пашни и частично невозделанные солончаковые пространства, а также болотца, образуемые стоком излишних вод.
По мнению путешественника, среди жителей нет искусных ремесленников. Столяры и плотники «изощряются в делании главным образом гробов, очень плохо отделанных и еще хуже раскрашенных, столов и скамеек, тоже далеко не мастерски сложенных из мягкого тополевого леса». В этой связи сразу вспоминается лопнувшая погребальная контора «Милости просим» из бессмертных «Двенадцати стульев» и ее мастер Безенчук, который «пил горькую и даже однажды пытался заложить в ломбарде свой выставочный гроб». Как ни странно, об изготовлении гробов в оазисе рассказывал и Марко Поло, однако его оценка труда столяров и плотников диаметрально противоположная — «ящик из досок, толщиной в ладонь, прочно сколоченный и хорошо расписанный».
Столь же нелестных высказываний в конце XIX в. удостоились и другие дуньхуанские мастеровые. Так, кузнецы работают неумело, грубо, аляповато и дорого, причем жгут много дров и железа. Прочие ремесленники, если даже и найдутся, «то такого же качества и не могут перещеголять своим искусством названных». Они могут удовлетворить только скромные потребности своих бедных соседей. Более богатые все необходимое стараются добыть или сделать в Сучжоу (Цзюцюань) или Ланьчжоу (административный центр провинции Ганьсу).
Многие в этих краях пытаются добывать золото в отрогах Наньшаня. Местные жители говорят, что чиновники, присылаемые в Сачжоу из внутренних районов Китая, приезжают, обыкновенно, бедняками, возвращаются же, благодаря горному золоту, богачами.
В середине 80-х гг. ХХ в. Дуньхуан предстал тихим и на редкость симпатичным городом, расположенным в отдаленной провинции и еще не привыкшим к массовому наплыву туристов. Прежнюю спокойную жизнь местного населения только-только встряхнули начавшиеся в КНР экономические преобразования и зарождавшиеся рыночные отношения. Однако до образцовых и продвинутых приморских районов на юге и востоке страны было далеко, жители глубинки делали первые шаги в этом направлении. Пробуя свои силы в частном бизнесе, они открывали небольшие ресторанчики и харчевни, расширяли ассортимент продуктов питания и товаров массового спроса, занимались извозом и т. д.
Недавно отстроенная гостиница «Дуньхуан» привлекла в то время внимание модным дизайном, стилизованным внутренним интерьером и относительной дешевизной номеров. Эффектный фонтан в центральной части фойе по мотивам средневековой фресковой живописи, богатый книжный киоск и разнообразный выбор сувениров на исторические сюжеты создавали чарующую атмосферу краеведческого музея, в котором к тому же было всегда освежающе прохладно. Автора тогда заинтересовал неплохо отпечатанный и превосходно иллюстрированный альбом на английском языке, подробно рассказывавший о сокровищах пещер Могао. Ранее он уже видел его в китайском отделе книжного магазина «Дружба», что некогда располагался на улице А. М. Горького в центре Москвы.
О дружбе между СССР и КНР в те годы на официальном уровне не вспоминали, но упомянутый отдел оказался более живучим, хотя новые поступления были нерегулярными и носили откровенно случайный характер. Красочный альбом ажиотажа у посетителей магазина не вызвал и воспринимался ими в качестве чересчур экзотического и довольно дорогого издания.
Гостиничный ценник книги в юанях с несколькими нулями всего в двух с половиной десятках километров от самого оригинала произвел отрезвляющее действие, но было уже поздно, почти как в повести А. С. Пушкина «Дубровский» в момент расставания главных героев. Через какое-то время администрация московского магазина решила, вероятно, привести его внутреннюю структуру в полное соответствие с внешнеполитическими установками руководителей партии и правительства, поэтому отдел «Китайская Народная Республика» приказал, увы, долго жить.
В 1987 г. в окрестностях города начались съемки совместного китайско-японского фильма «Дуньхуан», который вскоре после выхода на экраны приобрел огромную популярность в Стране восходящего солнца. Творческий коллектив пробыл здесь около шести месяцев, основательно взбудоражив привычный уклад жизни местного населения. Такого нашествия иностранцев оазис не видел несколько столетий.
О кинематографическом буме напоминает расположенный в пустыне, примерно в 15 километрах к юго-западу от Дуньхуана, монументальный «старый город», который специально отстроили к съемкам азиатского «блокбастера». Сейчас это туристический объект, активно посещаемый прежде всего приезжающими японцами. Поскольку их очень много в пик сезона, то и выручка, очевидно, немалая. На самом деле смотреть там особо нечего, ибо недавно возведенных, но уже осыпающихся стен в Китае предостаточно.
Почти через пятнадцать лет, в начале ХХI в. Дуньхуан смотрелся превосходно. Доброжелательные и по-хорошему уверенные в себе горожане как будто заранее знали все вопросы, которые им могут задать приезжие иностранцы. Неудивительно, что на решение многих проблем уходили считанные минуты. Размещение в гостинице с олимпийским названием «Пять колец», ближайшей к автовокзалу, происходило во время распития зеленого чая. При этом на выбор было предложено несколько приемлемых комнат, а на десерт — стандартный номер со всеми удобствами, но за мизерную цену. Честно говоря, природа ее появления так и осталось загадкой.
Выяснение маршрутов передвижения по городу и за его пределами происходило через дорогу, у фасада более солидного отеля «Летящая фея». Миловидная девушка-маклер на приличном английском бойко перечисляла варианты посещения древних памятников с указанием времени отбытия и возвращения транспорта, стоимости проезда, марок автомашин и наличия в них кондиционера. Плавный переход на китайский язык с четкой фиксацией местонахождения интересующих культурно-исторических ценностей придали ее мыслям верное направление.
Названные первоначально расценки уверенно поползли вниз, а пещеры, водоемы и руины стали состыковываться, образуя замкнутую цепочку объектов, которые можно посетить в режиме реального времени. Поскольку речь шла об утренних часах следующего дня и ситуация не требовала принятия мгновенного решения, то полученную крайне важную информацию надо было тщательно проанализировать и сделать разумные выводы.
Для вечерних посиделок и подведения итогов очередного дня путешествия лучшее место в любом населенном пункте — ресторан. Дуньхуан, естественно, не исключение. Западные путеводители увлеченно пишут о его уютных заведениях с европейской кухней. Возможно, для тех, кто только начинает знакомиться с современным Китаем, несколько кафе в уездном городе с ограниченным выбором нетрадиционных блюд в меню на английском языке покажутся прорывом в сфере обслуживания. Однако намного разнообразнее подобное чревоугодие в таких изысканных уголках любования природой, как Яншо (Гуанси-Чжуанский автономный район), Дали и Лицзян (пров. Юньнань), расположенных, к сожалению, далеко отсюда. Что же касается упомянутых изданий, то тут они в какой-то степени дезинформируют читателя. В Дуньхуане, если хочется качественно и сытно поесть, все-таки следует отдать предпочтение местной кухне или направиться в уйгурскую харчевню.
О мучных пристрастиях населения западных районов уже говорилось на страницах этой книги. Добрых слов заслуживает уйгурские блюда. Учитывая географическую близость Синьцзян-Уйгурского автономного района, логично было предположить, что соответствующих пунктов питания в городе достаточно. Так оно и оказалось на самом деле.
Ближайшее от автовокзала заведение располагается в 3 минутах ходьбы. При входе в харчевню порадовало наличие тандыра, где обычно пекут роскошные лепешки с кунжутными семечками и самсу с начинкой из рубленой баранины. Его отсутствие несильно отражается на настроении проголодавшегося туриста, ибо за лепешками официанты всегда сбегают в соседний ресторан или купят их у знакомого уйгура — владельца печи, специализирующегося на изготовлении национального хлеба.