Костя смотрел на полковника во все глаза и диву давался: начальник отделения словно бы разыгрывал роль в спектакле и вел себя так, будто они торговались на рынке, и говорил с каким-то кукольным акцентом.

— Я бы хотел уйти в частные детективы.

— О!.. Это дело! Нам как раз и нужны они — два частных Шерлока Холмса. Пиши заявление, а я оформлю приказом.

Полковник выскочил из-за стола, протянул Косте руку. И, провожая из кабинета, продолжал:

— «Волга» — хорошо, но и «жигули» — неплохо. Тебе в новой должности придется много ездить. А что? Разве плохо мотаться по городу в «жигуленке»? Ну вот, думай и приходи. А приказ о твоем переводе будет сегодня вечером. И в другой раз, и всегда… все в руках Божьих.

Костя был на седьмом небе, он от радости даже забыл спросить, будет ли ему зарплата. Или частные сыщики сами заключают договоры с клиентами? Найдет преступника — получит, не найдет…

Майор вспомнил о спрятанных драгоценностях. «Ах!.. Мне все равно!» И скорым шагом направился к «Волге». Он знал, что Амалия пришла с работы и что, должно быть, на квартире с ней Тариэл… «Приеду и как ни в чем не бывало буду с ними ужинать».

Ему не терпелось увидеть пострадавшего грузина.

Амалия, открывая дверь, сияла от радости, хотя внешне и ничем не выказывала своих чувств, наоборот, нарочито суховато проговорила:

— Обыкновенно ты прежде звонишь, а уж потом приезжаешь.

И он в тон ей сказал:

— Ты, тетушка, будто и не рада появлению племянника. Я, кажется, не часто тебя навещаю.

И, как всегда, прошел в гостиную и здесь увидел Тариэла. Грузин сидел в кресле с перевязанной головой, в халате, в тапочках на босу ногу. Вид у него был несчастный, потерянный, он был бледен как лист чистой бумаги. Майор удивился:

— Что с вами, кацо?

Грузин страшно не любил в устах милиционера это фамильярное и столь желанное в родных краях «кацо», — здесь оно звучало оскорбительно.

— Упал и разбился.

Сказал через силу, каким-то придушенным сиплым голосом, и взмахнул рукой, и было видно, что это движение причинило ему боль. Он скорчил страдальческую гримасу, втянул голову в плечи. Сидел в кресле, вытянув перед собой ноги, смотрел под стол и стонал. Видно, слаб был кавказец духом, и боль его сломила. «А может, — думал Костя, — боль непереносима».

— Зашиб позвоночник, — сказала Амалия, поправляя повязку на голове Тариэла. — Говорю ему: ложись в клинику, — не хочет.

— А голова? — кивнул на повязку Костя. — Может, сотрясение?..

А про себя с удовольствием отметил: «Удар вышел неплохой. В самую точку попал». Больше всего он радовался, — почти ликовал, — тому обстоятельству, что Тариэл и не подозревает, кто его так лихо хватил по позвоночнику. «По башке-то я его будто не задел, видно, боль и в голову отдает, а может, при падении ушибся», — думал Костя, направляясь вслед за хозяйкой на кухню.

Здесь Амалия, как и в коридоре, вновь зашлась радостью, глаза ее заблестели, — она схватила Костю за руку, на ухо зашептала:

— У них драка вышла. Он по телефону целый час названивал, по-своему лопотал и все «азиков» поминал, шакалами называл, да так, что зубы скрежетали, шипел, как змея. Потом двое сюда заходили, — один русский, другой кавказец, Нукзар, и им про «азика» говорил, — злобно, с ненавистью. Видно, этот самый… «азик» и врезал ему.

Так и сказала: «врезал», а Костя смеялся в душе.

— А кто такой Нукзар? Он раньше бывал у вас?

— Бывал, и не однажды. Толстый и пожилой, — лет пятьдесят ему. Он в каком-то совхозе в парниках цветы скупал, и мальчики его в самых людных местах продавали. Сейчас они вроде бы…

Амалия глянула за дверь, — нет ли Тариэла! — махнула рукой: «Ходить не может» и шепотом:

— Гуманитарную помощь трясут, одежду поношенную продают. Миллионы загребают.

Принесли в гостиную чайный прибор, Костя сказал Тариэлу:

— Давай, двигай к столу.

Тариэл сморщился, как от зубной боли. Что-то буркнул под нос. С места не двинулся. Амалия поднесла ему чашку, но он жестом восточного владыки отстранил чай. Еще ниже опустил голову, стиснул зубы. И за время чаепития ни одного слова не проронил. Боль, злость и досада, — шутка ли, потеря в одно мгновение несметного богатства, — парализовали его волю, повергли в отчаянье.

Костя уехал, а назавтра его на работе ждали два приятных сюрприза. Первый — приказ о назначении частным сыщиком, и второй: на Васильевском острове, в недавно купленной роскошной квартире, был убит глава питерской грузинской мафии Нукзар Нодия. ««Азики» расправились со своим конкурентом, — подумал Костя с захлестнувшей его до краев радостью. — На очереди — Тариэл. Он, видимо, второй человек в грузинской мафии».

Вышел на улицу, сел в «Волгу» и поехал так, без цели и смысла, куда глаза глядят. Ему надо было побыть одному и обдумать случившееся. То, что Нукзара устранили «азики», не сомневался. И проще простого ему, Косте, навести следствие на врага Амалии: анонимный звонок следователю, и Тариэла как ветром сдует.

С минуту подумал и свернул на дорогу, ведущую к дяде Василию Владимировичу. С легким сердцем и чистой душой майор въезжал в усадьбу дяди.

Здесь он остался ночевать. В полночь зашел в сарай и еще раз проверил, хорошо ли запрятал сверток. Вынул из него перстень с бриллиантами, спрятал в багажнике автомобиля. А перед сном в своей маленькой комнате на втором этаже при свете ночника сосчитал деньги: рублей было триста тысяч, а долларов — четверть миллиона. Прикинул, сколько можно выменять на них рублей: получалась астрономическая цифра — сорок миллионов!

Засыпал он с мыслью: «Золото и бриллианты сдам государству, а деньги — мои».

Дело об убийстве кавказского гражданина Нукзара Нодия поручили следователю районной прокуратуры Сигулевскому Вадиму Натановичу. Костя не знал его, и это облегчало ему вмешательство в ход следствия. Он в тот же день позвонил Сигулевскому. На всякий случай заложил за щеку кусок булки, сказал:

— Приятель, вы ищете убийцу? Хочу вам помочь.

— Попробуйте, — недоверчиво отозвалось в трубке.

— Нодия был раньше королем цветочной торговли в нашем городе.

— Я это знаю.

— Потом грузины захватили торговлю шмотками…

— И это знаю.

— Нукзар был главой, но в Питере живет его помощник — Тариэл Бараташвили. Не исключено, что задрались вожаки стаи.

— Так, так… Минуточку, это уже интересно. Так, записал. А где живет этот самый Тариэл? Ого, — и это знаете?.. Но, может, заодно скажете — кто, как и чем ударил Нодию по шее? Может, проясните и эти обстоятельства?

— Этих обстоятельств не знаю. А только Тариэл накануне убийства кому-то звонил и давал наставления на своем грузинском языке. Часто называл имя Нукзара.

— М-да… Подождите минуточку. Я запишу, а вам советую прожевать, — легче говорить будет.

— Бывай, друг. Успеха тебе, — сказал Костя и повесил трубку. Звонил он из автомата.

С тех памятных событий прошло полгода. Тариэла судили, отправили в тюрьму. На процессе он ни словом не обмолвился об утраченных драгоценностях.

Костя, так успешно начавший свою деятельность в роли Шерлока Холмса, женился на Амалии, стал полновластным хозяином в квартире, на даче и в сердце супруги. И деятельность сыщика приносила успех, — Костя процветал. Он и внешне заметно изменился: пополнел, огрузнел, и в манерах, и в речи появились величавая медлительность, жестковато-насмешливый, назидательный тон человека, который знает, что он делает и чего он хочет.

Драгоценности он хранил там же, — считал это место надежным, — ничего не брал из них, не продавал, — ему хватало гонораров, которые густо сыпались за работу. Немного истратил он и из тех денег, доставшихся ему от Тариэла. Жил безбедно, интересно и, как истинный Шерлок Холмс, увлекался розыском преступников. Амалия дивилась зеленым купюрам с портретом Вашингтона, но на вопрос «Откуда они у тебя?» ее муж, которого она, кстати, обожала всей своей пылкой душой, неизменно отвечал одно и то же: «Ты же знаешь, с кем я имею дело, — с мерзавцами первой гильдии. У них есть и доллары».