Владимир Дмитриевич внимательно меня выслушал. Я коротко остановился на младенческих проблемах, акцентировал внимание на том, что жена трудолюбива, старательна, да еще и науку любит. Директор подтвердил, что это ему известно. Быть может, напрасно я не привел один серьезный аргумент. Увы, постеснялся. В научной деятельности моей жены случился любопытный эпизод. В один прекрасный день мы зарегистрировали брак, вечером взамен свадьбы состоялся торжественный ужин вместе с нашими родителями. А на утро она, схватив портфельчик, помчалась на работу, хотя имела право на три свободных дня.

Директор выразил сожаление, что он не вправе нарушать государственную дисциплину и в просьбе отказал.

Жена вышла из декретного отпуска на работу, вливая свои усилия в могучий поток трудового народа.

Подругу моей жены директор на работе не восстановил, хотя «дело врачей» прекратили и даже осудили. Он так и не смог признать, что сокращения штатов не было. Просто события совпали. Однако ее принял на работу другой директор института, ничуть не хуже того, из которого выгнали. Да еще решил ее жилищный вопрос. Она трудилась очень успешно, была отмечена высокими научными степенями и второго своего места работы не покинула.

Между прочим, мне кажется, что трудовое постоянство чаще случается у женщин.

Младенец окреп, с отличием окончил университет и так далее. А директор, почитатель государственной и трудовой дисциплины, методично продолжал свое восхождение: стал академиком, президентом и прочая, прочая, прочая… У него была одна очень даже красивая научная сотрудница. Говорили, что любовница. Правильный был человек.

В мире все изменяется, непременно изменяется к лучшему. Так считал Панглос, один из героев вольтеровского «Кандида».

Малыши любят стихи. Они их радуют. Когда-то даже учебники арифметики писали в стихах. Мой малыш, вскоре после того, как научился ходить, но до того, как его заинтересовали почтовые марки, сделал для себя открытие. Он обнаружил, что в стихах есть рифмы и есть смысл. Стихи ему читали по книжкам-картинкам папа и мама, дедушки и бабушки и целый ряд представителей славного прошлого, которые имели формальное или кровнородственное право называться дядями и тетями. Но ему этого казалось мало. И он, как малышу положено, пытался сочинять сам. Скажет несколько слов, подумает и делает вывод: «Рифма есть, а смысла нет». Снова несколько слов и другое: «Смысл есть, а рифмы нет»…

Мне показалась любопытной его неприязнь к формализму. Смысл, видите ли, ему нужен! Еще я заметил стремление к анализу и отнес это на счет научной мамы. Унаследовал, видно.

Однажды в субботу вечером, когда я отдыхал, и мысли мои гуляли сами по себе, мне вспомнился стишок, который я давным-давно прочитал в энциклопедии. Он иллюстрировал объяснение слова каламбур. Вот он, без ручательства за точность, так как я читал его очень давно, и за это время многое изменилось. Мог измениться и стишок

Вспомнил, и вдруг мой досужий ум, склонный рассчитывать варианты, подсказал: «Даже к финским скалам бурым / Выхожу я с калом бурым».

В чем же смысл жизни? А кто его знает…

Когда мой сын был совсем маленьким, я попытался научить его считать. Показав ему палец, я спросил – сколько? Он ответил – один. Потом два, потом три. Тогда я загнул большой палец и, повернув к себе ладонь, показал четыре. Он внимательно оглядел пальцы, зачем-то осмотрел ладонь и заключил осмотр: «Ну-у, это много…»

Позже он освоил счет и как-то спросил, сколько мне лет. Я сказал – тридцать шесть. Юный хомо сапиенс рассмеялся. По-видимому, решил, что папочка шутит, такой возраст невероятен.

Позже ребенок как-то незаметно полюбил математику. Стал ходить на математические конкурсы для школьников, поступил в заочную математическую школу, достиг там приглашения перейти в очную. Пока мы с мамой решали, как быть, сын, забрал свои документы из «элитной» английской школы, куда был принят после значительных родительских усилий, правда, обошлось без взяток, не вступивших тогда еще в моду, и перешел в очную математическую. Любопытно, что среди документов, полученных в «английской» школе оказалось несколько грамот математических олимпиад. Их послали раньше в школу, а там ему не вручили, а послали в школу. Не знаю уж по каким педагогическим соображениям дирекция этой самой «элитной», известной в Москве школы на Вспольном переулке воздержалась от вручения грамот своему ученику. Однако ее нельзя упрекнуть в полном невнимании к деталям биографии сына. Особо была подчеркнута национальность и фамилия папаши.

(Пользуясь случаем, замечу, что если я слишком часто касаюсь национального момента, то это исключительно потому, что о нем добрые люди слишком часто напоминают. Без этой причины не было бы и следствия.)

Итак, «англоязычная» школа рассталась со своим учеником без сожаления, а он к ней, да и вообще к гуманитарным наукам большого уважения не питал. Прошло время, и сын обратился ко мне с вопросом: «Папа, я не могу понять, что такое бесконечность». Я, не заботясь о своем авторитете, честно признался, что я тоже не могу.

Однажды я сказал сыну, что негоже иметь «тройку» по истории, надо бы заниматься историей посерьезнее. «А зачем?» – спросил сын. Я, игнорируя остроумный афоризм, о том, что история учит, что она ничему не учит, сказал, что, зная прошлое можно предвидеть будущее. Сын рассмеялся, как мне показалось несколько оскорбительно.

Так он и не стал любителем газет, публицистики и так далее. Быть может в этом великая сермяжная правда, как выражался Васисуалий Лоханкин.

Среди своих близких родственников бабушка явно выделяла внука Витюшу. Он ее тоже любил, хотя вряд ли уважал. Во всяком случае, я наблюдал занятный момент. Витюшка ел манную кашу, а бабушка старалась ее подсластить. Тогда общественность еще не доросла до мысли, что сахар – это белая смерть. И вот бабушка, намереваясь подсыпать сахарный песок, по рассеянности подсыпала из кулька сырую манку. Витушка, заметив ошибку, проявил великодушие. Ухмылялся, посматривал на меня, помалкивал и ел.

Когда он подрос и начал тайком покуривать, бабушка отказалась принимать на веру самые неопровержимые доказательства. Жизнь показала, что бабушка была дальновидной. Коротко говоря, любимый внучек преуспел в науках и стал резво подниматься по академической лестнице.

Не удовольствовавшись докторской степенью в молодом возрасте, он стал, в конце концов, важным академиком. Еще в те годы, когда академий было совсем мало и никому в голову не приходило, что настанет время и академии начнут появляться, как грибы после дождя (включая поганки).

Сердце Витюшки оказалось открытием для всех близких родственников. Он не унаследовал строгой избирательности своей бабушки. И еще он испытывал большое уважение и симпатию к своим учителям и старшим товарищам. Качество не только достойное, но и весьма полезное для восхождения наверх.

Прошло время, и Виктор женился по любви и родил сына. Вероятно, бабушка, доживи она до этих дней, одарила бы своей любовью и правнука. Мальчонка рос сообразительным и занятным. В раннем детстве на популярный вопрос, кем бы он хотел стать, Саша ответил: «Пограничной собакой с револьвером». Тогда в большой моде были пограничники с их удивительными собаками. О том, как они охраняют наш счастливый народ от закордонных шпионов и диверсантов, писали рассказы и снимали фильмы.