— Это можно, — ворчливо сказал Бугров. Он с недоверием переводил взгляд с Дебрева на Лесина и обратно. — Насчет ругани мы сумеем: пока сидишь тут без дела, много зла нахватаешься. Вот и вам досталось. .

— Ничего, не обидчивый. А по существу ты прав, товарищ Бугров. Прощайте, товарищи! До завтра!

Дебрев пошел от костра. Он проваливался в ямы, спотыкался о камни, но, казалось, не замечал этого.

Лесин торопился за ним, мелко шагая, припрыгивая и наклоняясь, чтобы разглядеть дорогу.

Метрах в ста от линии костров Дебрева остановил человек, выбежавший ему навстречу из-за укрытия.

— Дальше нельзя, товарищ! — крикнул он повелительно. — Прошу возвратиться назад!

— Почему нельзя? — грубо спросил Дебрев. — Я главный инженер комбината.

— Все равно нельзя, товарищ главный инженера-голос охранника смягчился и звучал почтительно. — Зона высокого напряжения, идет электропрогрев.

— Это тот самый участок, который мы оттаиваем при помощи электричества, — пояснил Лесин. И, обратившись к охраннику, он приказал: — Вызови дежурного электрика, мы подождем здесь.

Охранник исчез в темноте, а через две минуты послышались торопливые шаги нескольких человек. К Дебреву в сопровождении охранника подошли дежурный электрик и прораб участка электромонтажа.

— Давно прогреваете? — спросил Дебрев.

— Скоро сутки, — ответил прораб.

— Результат?

— Пока неважный, товарищ главный инженер. На полметра, может быть, прогрели.

— Что мешает прогреву?

— Сопротивление грунта Очень высокое, — пояснил электрик. — Какой тут пойдет ток? Комариный! Когда подольем около электродов соленой воды, сопротивление уменьшается, зато потери тепла в воздух увеличиваются.

— Можно на полчаса снять напряжение? — спросил Дебрев.

— Конечно, можно, — сказал электрик, поспешно уходя.

Через некоторое время он снова вынырнул из темноты:

— Можете идти, товарищи, напряжение снято. Участок прогрева находился за холмом и был освещен двумя большими лампами. Вся площадка была густо покрыта забитыми в землю ломами. В стороне, на деревянном помосте, стоял трансформатор — от него шли три медные шины, питавшие электроэнергией вбитые в землю электроды. Дебрев шел между тесно установленными рядами электродов и освещал их ручным фонарем. Земля на участке была засыпана опилками и шлаком, чтобы тепло не уходило в воздух. Но от каждой линии электродов, несмотря на холодный, резкий дождь, шло тяжелое дыхание сырой теплоты. Капли дождя превращались в пар и тонкими струйками поднимались вверх.

— Тундру греют, — сказал Дебрев, пнув ногой вбитый в землю лом. — Сейчас дождь выпаривают, а снег пойдет — снег будут плавить, климат улучшать. Работнички!

Он повернулся и пошел из зоны прогрева. Подойдя к месту, где стоял охранник, он обратился к Седюку:

— Сам теперь видишь, Михаил Тарасович, все их безобразие, — сказал он, незаметно переходя на «ты». — Люди у них дремлют у костров, целые бригады сидят часами в обогревалке, ожидая, когда им удастся разок ударить кувалдой по ломику, электричество на три четверти работает на улучшение кондиций полярного воздуха, а они еще имеют наглость требовать дополнительной рабочей силы.

— Я не понимаю вашего тона. Валентин Павлович, — проговорил оскорбленный Лесин. — Организация труда придумана не нами. И обезличка не нами отменена — есть отдел организации труда и зарплаты, он наблюдает за расстановкой людей и дает указания, как рассчитывать их выработку и зарплату. А что касается до того, что ток стелется по поверхности, то не в нашей власти загнать его в глубину — еще никто в мире не научился этого делать.

Очевидно, слова Лесина были тем последним толчком, который требовался, чтобы Дебрев вышел из себя.

— Кто вы такой — начальник строительной площадки, член партии большевиков или чиновник, работающий от девяти до шести? — вдруг закричал Дебрев, размахивая руками и наступая на перепуганного Лесина. Он не обращал внимания на то, что электрик, прораб и охранник, немного отойдя, чтоб и им не попало, с видимым удовольствием слушают, как разносят их начальника. — Как вы смеете так рассуждать об обезличке? Вы, только вы организуете труд на своей площадке, и если вы не умеете это делать, то вы не руководитель, а шляпа! Обезличка была отменена потому, что она понижала производительность труда. А если у вас создались такие особые условия, если у вас, черт побери, такой климат, и такой грунт, и такая организация работ, что обезличка может повысить эту производительность, то вводите ее немедленно, каким бы страшным словом она ни называлась! Учитесь у беспартийного рабочего Бугрова — он лучше вас разбирается и в политике и в организации труда. Мне плевать на все ваши инструкции и запреты, если они не работают на нужды фронта. А если они мешают строительству, так ломайте их, как врага, кто бы за ними ни стоял. А не будете ломать, будете чиновничать, относиться к делу без души — сами убирайтесь прочь!

Лесин молчал, сурово глядя на дергающегося от злости Дебрева.

— Можно продолжать электропрогрев? — почтительно спросил прораб.

— Включайте ваш дождевой кипятильник, — с досадой ответил Дебрев.

— Выписывай нарядна включение, — весело сказал прораб электрику, и оба скрылись в темноте.

— Я вас больше не задерживаю, Семен Федорович. — Дебрев снова повернулся к Лесину. — Вам, наверное, хочется побродить по площадке и получше разглядеть те безобразия, преступную халатность и глупость в организации работ, которые вы, занятый более важными делами, все как-то не успеваете заметить при дневном свете? Не смею мешать вам. А мы с товарищем Седюком отправимся отдохнуть.

Не подавая Лесину руки, он повернулся и пошел, шлепая башмаками по раскисшей от дождя земле.

— Часто вам так достается? — спросил Седюк, прощаясь с Лесиным и стараясь тоном и пожатием руки показать ему, что дело не так плохо и не стоит терять бодрость.

— Каждый раз, как Дебрев тут появляется, — раздраженно ответил Лесин. Он стоял согнувшись и совал обнаженные, дрожащие руки в карманы мокрого пальто. И вид у него теперь был не чопорный, а унылый и обиженный. — Все его поведение — одна грубость и бестактность. Он не считается ни с чьим самолюбием и забывает правила простого приличия. Разговаривает словно с преступниками. Погодите, вам еще тоже достанется — исключений у него нет ни для кого. Вот вам мелочь, но характерная: бросает меня ночью, под дождем на площадке. Теперь мне придется добираться до прорабской, звонить в гараж, поднимать с постели спящего шофера — разве это дело?

— Это-то так. Но ведь, если говорить о существе, Дебрев прав.

— А кто с этим спорит? — вдруг вспыхнул Лесин. — Если бы он был хоть немного неправ, неужели я стоял бы тут молча, как мальчишка, и слушал его? Но найти и облаять непорядок — это совсем не то, что предложить правильный план. Не он один замечает, что теплота при электропрогреве в основном уходит в воздух. А что он сможет предложить? Может быть, укутывать землю ватными одеялами и пуховыми перинами? У меня нет возможности изменить законы физики, я могу только ими воспользоваться.

— Не огорчайтесь, — повторил Седюк сочувственно. — Будем думать — что-нибудь придумаем.

Дебрев ожидал Седюка в машине. Он был молчалив. Только когда машина въехала в темноту пустынной тундры, окружавшей поселок, Дебрев словно стряхнул с себя мрачное раздумье и обернулся к Седюку:

— Основная твоя задача — изыскать технически осуществимые методы ускорения строительства. Лесину нужна помощь. Но вообще-то у тебя есть особое задание. Тебе в наркомате ничего не говорили?

— Ничего, — ответил Седюк. Разговор его интересовал, он придвинулся ближе к переднему сиденью, чтобы лучше слышать Дебрева. — Сказали, что еду в Ленинск, даже должности не назвали.

— Правильно. Должность твою оговорили позже. Ты где работал — на уральских заводах?

— После института на уральском — в Пышме, потом на Кавказе.

— Расскажи, что ты делал с обжиговой печью. Удивленный, что Дебрев знает и об этом. Седюк рассказал о своих работах по обжигу медных концентратов. Их заводу на Кавказе предписали наладить изготовление медного купороса — он требовался для опрыскивания виноградников. Дело оказалось сложным. Пришлось прежде всего организовать на месте производство серной кислоты, необходимой для получения купороса. Проектировщики предлагали изготовлять серную кислоту из привозной серы — так, конечно, было проще. Седюк решил пустить на приготовление кислоты отходящие газы своей обжиговой печи. Мучились они несколько месяцев, пока наладили процесс, — то газ был бедный и кислота не шла то пережигали концентрат и в последующих переделах теряли много меди. Впрочем, потом дело пошло.