Владимир, наконец, разжился настоящими патронами к своему «маузеру» и подобрал новенький «ППД» с двумя запасными дисками. Нашлись и гранаты. А ещё — немецкий ножевой штык. Кто-то расстался с трофеем. Плоское лезвие лётчик приспособил по примеру брата в сапог. Кстати, форму они тоже сменили. Брошенного имущества было неимоверное количество, и найти себе сменное обмундирование и сапоги оказалось самым простым….

— Всё. Отходим. Бриз начинается. Попрыгали!

Все дружно перевалились через борт и, устроившись поудобнее, взяли в руки вёсла. Столяров с силой сделал первый гребок, за ним вразнобой заработали и остальные.

— Стоп! Так не пойдёт! Олег, Саша — на «раз», мы с дядей Ваней на «два». Аня, давай счёт.

— И раз, и два…

Плот медленно двинулся к выходу из херсонесской бухты. Капитан рассчитывал, что, выйдя из-под прикрытия берега, он сможет поставить парус и за темное время суток уйти подальше, чтобы их не было видно. А там, в море, уже сориентироваться по чудом уцелевшему компасу и взять курс к берегам Грузии.

Но жизнь вносит во все, даже самые лучшие, самые надёжные планы свои коррективы. Так и у них до рассвета удалось отойти от берега всего километров на пять. Как назло, на море царил мёртвый штиль, а на вёслах проплыть те немногие сотни километров которые отделяли новоиспечённых мореходов от цели — было почти невозможно. Хотя ещё до революции один из грузинских пловцов проплыл от Батуми до Сухуми. А может, наоборот. Но это был спортсмен, а лётчики были измотаны многодневным полуголодным переходом по вражеским тылам, и самое страшное — осознание того, что их бросили, что высокие начальники оставили столько людей на произвол судьбы, угнетало их больше всего…

Солнце пекло невыносимо. Лучи отражались от волн и слепили глаза. Мучила жажда. Пусть вода и была пока в достатке. Но, видя, как медленно их плот движется к цели, Владимир ограничил выдачу драгоценной жидкости, и теперь все страдали от сухости во рту и металлическом привкусе на языке.

— Спасибо союзникам за «студебеккер». А то на чём бы мы сейчас плыли?

— Смотрите!!!

Вдалеке показалась тёмная точка, медленно дрейфующая на волнах. Её несло прямо на их самодельное судёнышко. Примерно через час удалось разглядеть, что неизвестной точкой был большой ял. Но самое страшное, что над шлюпкой кружилась стая чаек… С криком они носились над ней, опускались внутрь и что-то клевали, кричали и дрались, сидя на бортах… Столяров понял, что это значило…

— Аня, отвернись, не смотри туда!..

Весь ял был залит кровью… Исклёванные жёлтыми клювами белоснежных чаек, на дне грудой лежали люди. Недвижимые. Мёртвые… Сашка ухватился за борт, и Олег перепрыгнул через борт… Затем вернулся назад, неся в руках небольшой анкерок с жидкостью. На его дне ещё что-то плескалось. В другой руке болталась кожаная офицерская сумка.

— Проверь, может, живые остались? — Глухо выдавил из себя капитан.

— Нет. Их похоже, из пулемёта расстреливали… В упор.

— Отчаливаем…

Когда страшная находка осталась далеко позади, Володя пошевелился. До этого все сидели, просто застыв на месте.

— Так, четыре камеры по бортам разверните вентилем вниз. Если что — ныряем, и снизу воздух сосём.

Мужчины молча стали выполнять приказ. А капитан открыл планшет. Первое, что он увидел, это карта. Торопливо сориентировавшись по солнцу и часам, нашёл примерное место их нахождения.

— У меня новости, и неплохие. Если верить расчётам, то мы сейчас находимся на траверзе Феодосии.

— Что?

— Напротив Феодосии. Если опускаться от неё вниз по карте, то мы как раз напротив.

— И что это нам даёт, товарищ капитан?

— Это значит, что половину пути мы проделали… По такому случаю разрешаю по дополнительной кружке воды!

Обычная вода… Она льётся с неба. Течёт по земле. Мы не обращаем на неё особого внимания. А вы пробовали хотя бы один день не пить? Вообще? Не есть супа, ничего жидкого, только кусок сухаря, и стакан воды за весь день, да ещё при жаре в тридцать градусов? Попробуйте… Хотя бы один день…

Капитан ошибался. На самом деле их отнесло назад, к Севастополю…

— Смотрите — корабль!

— Корабль!

— Ура!!!

Столяров поднялся во весь рост. Хоть это было нелегко на мягком брезенте, вдавливающемся под ногами, но ему это удалось. На неизвестном судне тоже заметили путешественников и резко изменили курс. У носа вырос белый бурун, и корабль стал быстро набирать скорость.

— Торпедный катер! Нас сейчас спасут!

— Все за борт! Быстрее! Под плот и дышать из камер! Аня, оставайся здесь и ничего не бойся! Ну же!

Подхватив оружие мужчины перевалились через борт и скрылись под водой. Через мгновение на поверхности стали появляться пузырьки от их дыхания. Владимир, прячась за бортом, тихо шептал:

— Анечка, солнышко, ты прикинься, что одна тут. Это фашисты. Наверняка они захотят, ну, сама понимаешь. Но ты не бойся. Мы тебя в обиду не дадим. Это — единственный шанс на спасение.

Девушка молча кивала…

Остроносый «Люрсен» [9]сбавил ход. Там разглядели в бинокль, что на плавучке кроме одной женщины никого нет. Столяров рассчитал верно — немцы захотели поразвлечься… Под водой было слышно очень хорошо. Вначале буханье винтов, затем всё стихло. Только стучал двигатель на холостых оборотах. Затем команды на немецком языке, слабое Анино «не понимаю», «спасите»… Шлёпнулась верёвка об воду, донёсся смех матросов, впрочем, не смех. Смехом это назвать было нельзя. Скорее — гогот. Животный, не оставляющий никаких сомнений в судьбе девушки… Немцы уже не сомневались, что русская санитарка одна…

Откуда только силы взялись: ухватившись за свисающий с борта канат, Владимир буквально вылетел из воды и оказался на палубе. Покатился в сторону сбитый ударом в челюсть длинный немец в трусах, захлебнулся кровью второй, пытаясь выдернуть штык из горла. Капитан перекатился и снял выстрелом из «маузера» в живот пулемётчика. Треснул ответный выстрел из карабина — мимо! Пуля взвизгнула, отрикошетив от стойки торпедного аппарата. Хлопнули два выстрела из нашего «нагана». Дядя Ваня разрядил диск своего «ППД» прямо сквозь козырёк рубки, и со стоном свалился на палубу — из люка ему выстрелили прямо в живот…

Сашка потянулся к гранате, но Олег успел ухватить его за руку. Капитан подскочил к прямоугольному проёму и разразился очередью во всю обойму маузера. Когда выстрелы стихли, снизу раздался булькающий стон. Затем всё стихло.

— Аню на борт. Помогите дяде Ване. Осмотреть судно!..

Больше никого из немцев в живых не было. Едва девушка оказалась на катере, как бросилась к лежащему на палубе пожилому солдату.

— Дядя Ваня, не умирай! Дядя Ваня!

— Возьмите себя в руки, санинструктор! Окажите помощь раненому! — Прогремел голос Столярова. Только так он мог привести в себя девушку…

— Всё чисто, командир. Скинули их за борт.

— Карта есть?

— Да странная какая-то…

— Разберёмся.

Он склонился над прямоугольным сине-белым листом. Сашка не соврал. Карта и впрямь была непонятная. Для сухопутного человека. Но Столяров то им не был… Но самое страшное было отметкой на карте — до Севастополя всего двенадцать миль…

— Олег, к моторам. Дядю Ваню с Анной вниз. Сашка — за пулемёт! Выполнять!

— Кончился дядя Ваня…

— Всё равно — вниз! Чаек кормить им не буду!

Через несколько минут взревели моторы торпедного катера. Владимир стоял у штурвала, на этот раз он не ошибётся, и вскоре они минуют Новороссийск и высадятся у своих. Там судьба разделит его с Анной. После проверки в Особом отделе всех лётчиков отправят на другое место службы, а девушку определят в близлежащий госпиталь. Перед расставанием она долго прощалась со всеми, а когда на прощание поцеловала в щёку Столярова, то капитан ощутил, как тонкая девичья рука незаметно что-то сунула ему в карман гимнастёрки. Только в вагоне, выйдя покурить, Владимир прочитал маленькую записку — там был домашний адрес девушки, и короткое письмо: «Жду тебя, пиши»…