Неожиданно он оттолкнул ее и, удерживая на расстоянии вытянутой руки, всматривался в лицо в ожидании ответной реакции. В ее ошеломленном взгляде не было осуждения, и он опустил руки. Отступил на несколько шагов, чтобы она не видела выражения его лица в темноте, но в голосе его по-прежнему звучал гнев:

— Вам еще многое предстоит узнать о соблазнении, сеньорита. У вас приемы неопытного ребенка!

Она отвернулась, признавая свое полное поражение, и направилась к груде листьев, которая будет служить ей постелью. Легла, подавляя слезы, которые были так близки, что она не смела даже мигнуть. Он подошел и посмотрел на нее.

— Ага! — звук слишком резкий, чтобы выразить удовлетворение. — Вижу, что наконец ситуация между нами прояснилась. Вы убедились, что, разделяя со мной эту хижину, не подвергаетесь никакой опасности. Хорошо! Я рад, что из нашего разговора извлечена хоть какая-то польза! — Он повернулся, и она скорее почувствовала, чем услышала его короткое: — Buenas noches, senorita, hasta manana![6]

До завтра! Тина повернулась набок, сдерживая всхлипывания, которые сотрясали ее тело, чтобы не вызвать новых саркастических замечаний. Долгие часы Она молча смотрела в темноту, не чувствуя жесткого неудобства постели и не думая о необычности своего положения. Хижину заполняли звуки глубокого дыхания Вегаса — сон победил его гнев, но Тина по-прежнему чувствовала себя одинокой. Постепенно вернулось ощущение покинутости, которое она испытывала в детстве, много лет назад, и она поняла, что дрожит от страха, что руки ее сжаты в кулаки, а на лбу выступили крупные капли пота.

Наконец она уснула, но во сне к ней вернулся давно забытый паук и смотрел своим зловещим взглядом. Она услышала, как зовет отца, умоляет его забрать ее из джунглей, и на этот раз он чудесным образом пришел. Какое облегчение — выложить ему все страхи и попросить разрешения вернуться в Англию — в школу, если понадобится, но подальше от этих джунглей. Она услышала его мягкие, успокаивающие слова, ощутила руку у себя на лбу и — глубоко уснула, унося с собой воспоминание о его руке на своей влажной щеке и родном поцелуе в лоб.

Глава седьмая

У знахаря были глаза тысячелетнего старца. Натянутая кожа позволяла разглядеть каждое ребро, но двигался он быстро и легко, а когда заговорил, у него оказался молодой голос.

Полчаса Тина терпеливо ждала окончания его разговора с Вегасом. Солнце только что взошло, и на поляне, кроме них, никого не было. При первых признаках света их разбудил посыльный, который сообщил, что знахарь ждет их на поляне и готов поговорить, чтобы как можно быстрее вернуться к своей работе. Он посчитает любезностью, если они встретятся с ним немедленно.

Казалось, разговор складывается не очень хорошо. Знахарь яростно качал головой, словно сеньор просил его о чем-то невозможном, и судя по тому, что знахарь много раз смотрел на нее перед каждым отрицательным ответом, Тина рассудила, что по какой-то причине именно она вызывает возражения. Когда Вегас наконец пожал плечами и повернулся, Тина с тревогой ждала его вердикта.

— Боюсь, дело безнадежное, — сказал он ей с таким неожиданным сочувствием, что она была поражена. Даже попятилась, услышав такой мягкий голос, и его слова вызвали жгучее ощущение: берегись! Ей не нужно его сочувствие, она не позволит себе разоружиться перед лицом его кажущейся перемены: она знает, что конечная цель его — месть.

— Безнадежное? — заставила она себя переспросить. — Но почему? Он объяснил причину? — Тина избегала смотреть Рамону в глаза. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить, что жесткий голубой блеск, к которому она уже привыкла, исчез; она не вынесет нового смятения чувств, если позволит себе быть обманутой этим новым отношением.

Он медленно ответил:

— Знахарь не возражает против того, чтобы показать мне тайные способы приготовления настоя, но говорит, что если при этом будет присутствовать женщина, лекарство получится слабым и не принесет пользы. Вы должны понять, сеньорита, какое значение туземцы придают ритуалам. По его мнению, для успеха важны не столько используемые ингредиенты, сколько сложная церемония, которую он проводит, пока настой — джамби — кипятится. Он считает, что даже если у него будет нужная посуда, нужные дрова, и температура при приготовлении, все его усилия будут напрасными, если он не будет строго придерживаться правил, которые соблюдаются поколениями. За много дней до начала приготовления он должен есть только определенную пищу, пить только определенные напитки и, что самое главное, должен обеспечить присутствие избранных людей при изготовлении джамби. Вы видите, с чем мы столкнулись, — тяжело заключил он.

В ее широко раскрытых глазах отразилось горькое разочарование. Ей так хотелось вернуться к тете с торжествующим видом и с известием о новом открытии. Только теперь она призналась себе, что хотела этого главным образом, чтобы загладить свое прежнее эгоистичное отношение к Крис. Но если Рамон говорит правду, это желание никогда не исполнится. От отчаяния, от сознания поражения голос ее дрогнул:

— Это его последнее слово? Не сможет ли он изменить свое решение?

Взгляд его словно проник в самую ее душу, прочитав все тайные надежды и страхи. Он молча смотрел на нее. Потом слегка кивнул, поколебался, снова повернулся к знахарю и заговорил с такой силой и с таким решительным выражением лица, что Тина испытала бы сочувствие к потрясенному знахарю, если бы не заметила, что слова Вегаса достигают желаемого эффекта. Теперь знахарь казался менее уверенным, он перестал делать отрицательные жесты, хотя по-прежнему не хотел давать согласия. На глазах у Тины Вегас неожиданно направил ружье в лицо испуганному знахарю. Тот что-то напряженно сказал, попятился, потом повернулся и быстро побежал в сторону общего дома, где только теперь начали появляться признаки жизни.

Рамон улыбнулся и поторопился удовлетворить любопытство Тины.

— Я пригрозил ему силой своей «огненной палки», но также заверил его, что магия этой палки защитит его, если он исполнит нашу просьбу. Вначале он отказался. Сказал, что его жена, которая как раз сейчас рожает, потеряет ребенка, если он нарушит волю предков. Я возразил, сказал, что ребенку не будет никакого вреда, если он исполнит мое желание, а вот если не исполнит, последствия будут самые серьезные. По моему предложению, он пошел посоветоваться с вождем: сильнее ли моя магия магии предков. Если вождь встанет на мою сторону, ваше желание будет исполнено. Надеюсь только, — его улыбка стала напряженной, — что если он согласится, роды будут легкими. Иначе...

Но Тина отказалась даже думать о другой возможности. Больше чем когда-либо для нее теперь важен поиск новых лекарств. Если удастся, по крайней мере, хоть что-то хорошее будет в этом катастрофическом путешествии, и тогда все эти тяжелые недели, с постоянно напряженными нервами, будут потрачены не зря.

— Замечательная новость! А когда мы узнаем решение вождя?

Он снова нахмурился и заколебался, прежде чем ответить:

— Вы должны знать кое-что еще, сеньорита. В таких делах нельзя торопиться. Придется много часов наблюдать за бессмысленными ритуалами, пока вы не соберете основные факты. К несчастью, изготовление джамби требует не меньше трех дней.

Наступила тишина. Тина осмысливала услышанное. Три дня! Как она выдержит три дня в непосредственной близости к этому человеку, которого она любит, но который обращается с ней со средневековой жестокостью испанского инквизитора? Выдержат ли ее нервы такое напряжение, которое потребуется, чтобы не обнаружить свою слабость? Какую пытку она переживет, если его слова и внимательный взгляд лишат ее последних остатков гордости? Но придется пройти через это! Невозможно сдаться — сейчас, когда она так близка к цели. Тина расправила плечи, она приняла решение. И ответила:

— Хорошо, сеньор. Я останусь, если вы останетесь со мной.

Час спустя, следуя совету вождя, знахарь повел их в джунгли. Место, в котором он готовил настой, было достаточно близко к деревне, чтобы знахарю ежедневно сообщали о положении жены, и Тина, когда бездонные глаза туземца во время перехода иногда останавливались на ней, гадала, что будет с ними обоими, если что-то случится с ребенком или женщиной. Она отгоняла мысли об этом, но вид ружья, которое прихватил с собой Вегас, приносил небольшое утешение.