У них было достаточно пиши для двоих на три дня — знахарь будет поститься, и так как они не смогут вернуться в лагерь до завершения работы, Рамон нес в рюкзаке гамаки и сетку от насекомых. Пройдя примерно с час густым лесом, они вышли на небольшую поляну со следами недавнего пребывания людей. Обгорелые ветки и сожженная трава указывали на места прежних работ знахаря, а жалкая хижина, в которой он немедленно исчез, по-видимому, была местом его сна. Он довольно долго оставался внутри, а когда показался, гамаки были уже развешены и готовы принять людей с наступлением темноты.

Тине не терпелось начать, но знахарь как будто по-прежнему не хотел ее присутствия. Но вот он протянул к ней руку, на ладони лежал листок определенной формы, и Тина с приливом благодарности поняла, что он велит ей собрать таких листков. В ответ на ее благодарную улыбку знахарь подозрительно нахмурился. Она инстинктивно взглянула на Вегаса и немного приободрилась, услышав его заверения:

— Не позволяйте враждебности знахаря слишком вас тревожить, сеньорита. Это вполне естественная реакция, если вы подумаете, как он должен себя чувствовать: ведь он первым нарушает традицию, сложившуюся столетиями. Он боится, что за это нарушение будет наказан большими несчастьями. Надо его успокоить и надеяться, что храбрость его не оставит.

Тина была благодарна Рамону за его молчаливое общество, когда они вдвоем обшаривали окружающий лес в поисках нужных листьев. Неожиданного необъяснимого движения в кустах было достаточно, чтобы она торопливо, с бьющимся сердцем отступала к Рамону, но если он и заметил ее робость, то никак ее не комментировал. Они собирали листья, пока не стемнело, затем вернулись на поляну, где неподвижно сидел знахарь, напряженно глядя на густую растительность. Вегас поднял предупреждающе руку, потом провел Тину к дальнему конце поляны, где были развешаны гамаки.

— Нельзя нарушать его медитацию, — объяснил он.

Осторожно положил собранные листья на землю и показал на гамак. У Тины чаше забилось сердце.

— Почему бы вам не отдохнуть? Я принесу ужин.

— Нет, спасибо, — она застыла. — Если не возражаете, я поем здесь.

Насмешливый огонек в его взгляде исчез, рот сжался в прямую линию.

— Хорошо, — коротко ответил он, — если вы не хотите дружбы, я ничего не могу поделать.

Дружбы! Это слово вызвало у нее горечь. Неужели он считает ее возможной после всех обидных шуток и еще более обидных поступков? Дружба между двумя людьми — очень медленно растущее растение, которое кормится общими интересами и взаимной доброй волей, а ведь ни того, ни другого не было в их постоянных стычках. Рамон опустился рядом с ней на древесный ствол и протянул горсть сушеного инжира.

— Простите за скромный выбор. Завтра я похожу по окрестностям и посмотрю, чем можно разнообразить нашу диету. Должны быть фрукты и орехи, а может, и мед.

— Спасибо.

Она нехотя взяла инжир, слишком остро ощущая близость Рамона. Но он удивил ее, протянув руку и накрыв ее собственную. Торопливо, прежде чем она успела отдернуть руку, попросил:

— Сеньорита, мы с вами два единственных цивилизованных человека на этой обширной территории. Неужели мы не покажем так называемым дикарям пример, подавив на несколько коротких дней нашу враждебность?

Нервная реакция заставила Тину вскочить. Инжир рассыпался по траве. Нужно что-то сказать, чтобы скрыть жгучее желание, возникшее в ней при его прикосновении. Напряжение сделало ее голос резким:

— Мне не нужна ваша дружба, сеньор, ни сейчас, ни когда-либо! В сущности после вчерашнего вечера я была бы рада больше никогда вас не видеть. Я знаю, — очертя голову продолжала она, — что вам не хватает вашей очаровательной спутницы доньи Инес, но это не извиняет ваших попыток превратить меня в ее замену!

Он сделал глубокий вдох и заставил себя отвечать спокойно.

— Мне казалось, что это ваша идея, — ответил он равнодушно, и в его глазах снова вспыхнул холодный ледяной блеск. Когда она покраснела, он рассмеялся, но не зло, и удивил ее своей просьбой: — Все-таки давайте заключим перемирие. Местность достаточно трудная и без колючей спутницы. Послушайте, — он протянул руку, — я искренне прошу прошения за мои предыдущие ошибки. Давайте пожмем руки и обещаем если и не быть друзьями, то по крайней мере не проявлять открытой враждебности. Пожалуйста, обещайте это... Тина.

В его устах ее имя прозвучало, как звон маленьких колокольчиков, и она была разоружена. Сама того не зная, она сделала открытие, которое до нее делали многие женщины: когда Рамон Вегас хочет быть убедительным, противостоять ему невозможно. Легкая краска выдала ее неуверенность, и он улыбнулся — умоляющей улыбкой раскаяния — и еще ближе протянул руку. Словно околдованная, она медленно подняла свою, пока та не стала на одном уровне с его рукой, и вздрогнула от его крепко рукопожатия. Он негромко сказал:

— Спасибо, Тина, за ваше великодушие. Не назовете ли меня по имени, чтобы я знал, что у меня еще есть надежда на вашу дружбу?

В этот волшебный момент, когда все тревоги и сомнения улеглись, казалось, это так легко сделать.

— Очень хорошо... Рамон, — капитулировала она, чувствуя, как у нее кружится голова. Он улыбнулся и на мгновение поднес ее руку к губам, прежде чем выпустить ее, потом довольно вздохнул и вытянулся рядом с ней. С легкой улыбкой следил он за тем, как она кончает есть.

Она больше не чувствовала голода, но необходимость пережевывать инжир дала ей возможность преодолеть ужасную застенчивость, которую она ощущала после его неожиданного поступка, и хоть немного привести свои чувства в порядок. Но когда он заговорил, то словно ощутил ее смятение и попытался его рассеять. Голос его был полон небрежного веселья, которое подчеркивалось грацией тела: он лежал расслабленный и спокойный, но напоминал осторожную пуму, всегда готовую к прыжку. И постепенно тема, которую он затронул, вызвала у нее такой интерес, что она забыла о своем смятении. Красота и свирепость джунглей; любовь к диким уединенным местам и стремление помочь аборигенам — все это отражалось в его полных искренности словах. Его очевидная чувствительность поразила ее; она поняла, что эти противоречивые качества мечтателя и человека действия являются обязательными для прирожденного исследователя. Он рассказывал о своем доме в плодородной долине, где с тропическим изобилием земля рождает бананы, кокосы и сахарный тростник, рассказывал о плантациях кофе и о скоте, пасущемся на соседних холмах. Она прервала его, спросив:

— Почему вы так часто оставляете свой дом, сеньор? Ведь вы, очевидно, счастливы в нем?

— Почему? — Он пожал плечами. — Вероятно, главным образом для того, чтобы эти угнетенные и преследуемые туземцы не считали всех белых своими врагами. До сих пор их опыт общения с белыми людьми ограничивался встречами с плантаторами и добытчиками каучука, которые из-за своего страха перед туземцами обращались с ними как с животными и не обращали внимания на их традиции и верования. Недавно правительство Бразилии предложило мне стать членом комиссии, которая занимается устройством жизни этих людей. Наша задача — освободить их от уз невежества, чтобы они когда-нибудь смогли занять свое место среди народов мира, как сегодня индейцы Северной Америки.

Он нахмурился и на какое-то время погрузился в мысли, затем в его поразительно голубых глазах появилось выражение решимости, и он продолжил:

— Задача трудная и долгая, но это необходимо сделать. Необходимо! Может быть, не в моем поколении и не в следующем, но когда-нибудь начатая сейчас работа будет завершена, и лишь тогда Бразилия почувствует уверенность, что позаботилась обо всех своих детях.

Тина почувствовала, как ее захватывают волны его мечты. Глубокое чувство, проявившееся в его словах, заставило ее вдвойне гордиться — гордиться им и гордиться собой за то, что сумела быть рядом с таким человеком. Ей хотелось бы помочь ему в осуществлении мечты, быть всегда рядом с ним, когда его планы начнут приносить плоды. Она нетерпеливо прервала наступившее молчание: