— Деньги, глупенькая. Как только это корыто потонет, хватайся за мои плечи. Только шею не перехвати, а то ненароком придушишь. Когда поплывем, подгребай ногами, чтоб помочь. Поняла?

— Так, так… — Тереза закивала головой, и болтавшиеся сверху концы лент смешно запрыгали. — Поняла…

— Вот и хорошо. И не бойся, выплывем. Тут недалеко.

Долго ждать не пришлось. Уже через минуту лодка плавно ушла у них из под ног, и поручик поплыл, загребая руками по-морскому, и в такт этим гребкам позади него, словно поплавок, заколыхалась над водой незаметная в темени серая шляпка Терезы.

Казалось, береговые огоньки мигали теперь еще дальше, однако поручик упрямо плыл к левому берегу. Когда он наконец-то коснулся ногами дна, сил у него почти не осталось. Поэтому, прежде чем куда-то идти, они долго лежали на песке.

Потом ночная прохлада стала ощутимой, и поручик, превозмогая себя, поднялся и помог Терезе встать. Они доплелись до какой-то скирды, где, уже окончательно потеряв силы, Ян повалился на разрытую кем-то солому. Так он лежал минуты три, а когда поднял голову, то увидел, что Тереза, не снимая с себя мокрого платья, пытается преодолеть мелко бившую ее дрожь, подтягивая облепленные сырой тканью колени к подбородку, все еще подвязанному шляпными лентами.

— С тобой… Что? — поручик приподнялся на локтях.

— Что?… Ты еще спрашиваешь, что? — губы Терезы тряслись от обиды и холода. — Свадебное путешествие!… Кольца!… Друзья!… И самый лучший друг — капитан Чолак! Да я… Да я все еще чувствую, как они раздевали меня!…

Содрогаясь от рыданий, девушка рванула узел под подбородком, стянула шляпку с головы и швырнула ее в лицо Тешевскому.

— На, забирай свои деньги! Ничего мне не надо!

Поручик через силу поднялся и, накрутив на кулак мокрые, распустившиеся волосы Терезы, рявкнул:

— Прекрати истерику!

— Что? Прекратить? — Тереза рванулась, пытаясь освободить волосы. — А что делать?

— Раздеваться…

Поручик отпустил Терезу и начал сосредоточенно стаскивать с себя мокрую одежду. Какой-то момент девушка смотрела на него и вдруг забилась в новом приступе самой настоящей истерики.

— Ах, раздеваться! Пан Тешевский желают еще и собственного удовлетворения! Ну, конечно, конечно… А что еще делать с паскудной девкой, которую у него на глазах раздели матросы! Пож-жалуйста! Без проблем!

Чуть ли не заходясь от злости, Тереза сорвала с себя платье, сорочку и, скомкав, отшвырнула в сторону. А поручик тем временем, внешне оставаясь совершенно спокойным, разделся сам, аккуратно развесил одежду и, чуть увеличив уже сделанный кем-то лаз в скирде, негромко позвал:

— Давай сюда…

— Что, туда? — голос Терезы зазвенел от омерзения. — Не желаю! Пожалуйста, вот тут! В болоте! В грязи!…

— Сюда, говорю тебе! — поручик ухватил девушку под мышки и, силой заталкивая в лаз, полез следом.

— Нет, нет! — вырывалась Тереза. — Чтоб меня еще и изнасиловали в каком-то гадюшнике!…

Поручик же принялся подгребать солому, приговаривая:

— От Чолака беги, через Дунай плыви, а тут еще и на тебе… Нет уж, спасибочки… — Ян быстро обустроил логово и, тесно обнимая Терезу, прошептал ей на ухо: — Лежи тихо… Согреться надо… А одежда до утра высохнет…

Под это примирительное бурчание Тереза всхлипывала все реже и наконец, согревшись и перестав дрожать, понемногу затихла. Какое-то время они лежали, согревая друг друга и прислушиваясь к ночным шорохам, а потом, примащиваясь поудобнее, Тереза спросила:

— Янчику, ты на меня очень сердишься?

— За что?

— Да я сама удивляюсь, что это на меня нашло… Я ж все понимаю, Янчику… И мне с тобой так хорошо, так хорошо…

— Ну, вот и прекрасно, — с облегчением вздохнул Ян. — А удивляться тут нечему. Такое напряжение, я и сам едва выдержал…

— Правда? — Тереза закрутилась, стараясь повернуться лицом к нему.

— Да говорю ж, правда. Спи, любимая, нам отдохнуть надо…

— Так я сплю, Янчику… — и Тереза, ловко вывернувшись, ласково поцеловала поручика в щеку…

Откинувшись на кожаные подушки сиденья, старый граф Текели недовольно щурился на окружающий мир. Его коляска, не спеша, катилась по ночному проселку, покрытому еще влажной пылью, и ее мерное покачивание заставляло дремлющего графа то клевать носом, то снова открывать глаза.

После очередного клевка Текели, как петух, подбрасывал голову и с показной бодростью начинал оглядываться, в то время как гайдуки, сопровождавшие графа, молча подпрыгивали в седлах и в отличие от хозяина вовсе не смотрели по сторонам. Для них утренний объезд именья давно стал обычной и, пожалуй, надоевшей, обязанностью.

Неожиданно полуопущенные веки графа подпрыгнули вверх, и он, в первый момент не поверив своим глазам, протер их пальцами. Однако видение не исчезло, а наоборот, приобрело еще больше четкости, от чего в глазах графа блеснули похотливые огоньки — возле недалекой скирды потягивалась на утреннем солнце стройная, да к тому же и обнаженная женщина.

Рука графа сразу вытянулась, и тонкий, дрожащий палец властно показал на притягательную фигурку.

— Гей! Сюда ее!

Гайдуки враз встрепенулись и, радостно гикая, прямиком поскакали к скирде. Уже через минуту они повернули обратно, гоня перед собой полураздетого парня и совсем голую девушку. Тем временем Терезе и Яну, оказавшимся в столь пикантном положении, было совсем не до смеха. Вконец перепуганная Тереза бежала первой, прикрываясь платьем, которое она успела схватить, прежде чем регочущие гайдуки начали теснить ее своими конями, в то время как Ян, сумевший натянуть штаны, то пытался остановить Терезу, то наоборот, кидался с руганью на гайдуков, одновременно пробуя натянуть рубаху.

Наконец поручик справился с рукавами, но в тот момент один из гайдуков, рассерженный его бранью, конем сбил Тешевского с ног. Разъяренный поручик мгновенно вскочил, вцепился в луку седла и, высоко вскинув ноги, охватил ими шею гайдука. В следующий момент он сбросил обидчика с коня. Тяжело хлопнувшись на землю, гайдук испуганно закрутил придавленной шеей.

Увидев это, один из его товарищей потянул саблю из ножен, но поручик подскочил к упавшему, рванул с него перевязь и уже вооруженным схватил коня угрожавшего ему гайдука за недоуздок. Гайдук зло замахнулся саблей, однако поручик, укрывшись за конской шеей, ловко отбил удар.

Граф, восхищенно следивший за всем этим, внезапно вскочил и громко выкрикнул:

— С коня, Миклош! В позицию! — одновременно он жестом приказал другим гайдукам не вмешиваться.

Миклош послушно спрыгнул с седла и, выставив перед собой саблю, двинулся на Тешевского. В свою очередь, поручик выпустил недоуздок и, выжидая, закружил вокруг готового к нападению противника.

Гайдук сделал выпад первым. Клинки противников на какой-то момент скрестились, и сабля Миклоша неожиданно вырвалась из его руки. Отлетев на добрую сажень, она воткнулась в землю. Огорошенный гайдук растерянно посмотрел на хозяина, но граф уже не обращал на него внимания. Наоборот, он восхищенно зацокал языком и с доброжелательной усмешкой обратился к поручику:

— Назовитесь, пожалуйста…

— Граф Мацей Сеньковский! — поручик отсалютовал саблей. — С кем имею честь?…

— Граф Текели Ференц. Прошу меня извинить…

— Без обид. На вашем месте я поступил бы точно так же…

Старик признательно поклонился, но в его глазах вспыхнуло недоверие, вызванное несоответствием титула со столь непрезентабельным видом и, показывая на Терезу, он спросил:

— А она… Пейзанка?

— Нет, граф, — Ян вплотную подошел к коляске. — Это моя невеста. Имя позвольте пока не называть. Ее родители против нашего брака, и потому мы торопимся в Вену.

— Но граф… В таком виде… — развел руками Текели.

— Что вид… Мы нарочно оделись попроще и ночью должны были переплыть Дунай, но в нашей лодке сломалось весло, а потом и дно оказалось дырявым. В конце концов, лодка вообще пошла ко дну, и мы едва выплыли на берег. К тому же мы так долго болтались на воде, что я, сознаюсь откровенно, не знаю даже, куда нас занесло…