Женщина воззрилась на Мартина, и он увидел, что прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Она опустила руку со стиснутым в ней носовым платком, прижала ее к груди, побледнела.

— Убил? Его кто-то убил? Ничего не понимаю.

У мальчика побелели крылья носа, он еще крепче обхватил плечи матери.

— Кто? — спросила она.

— Мы не знаем. Сестра нашла его на полу, в палате, чуть после двух. Кто-то влез в окно и убил его штыком. Все это заняло буквально несколько секунд, я думаю, он не успел даже осознать, что происходит.

Так сказал Мартин Бек. Великий утешитель.

— Все указывает на то, что его застали врасплох, — вступил Рённ. — Если бы он успел как-то отреагировать, он бы попробовал защищаться, но мы не нашли никаких указаний на это.

Теперь женщина воззрилась на Рённа.

— Но за что? — спросила она.

— Мы не знаем, — ответил Рённ.

Больше он ничего не сказал.

— Фру Нюман, — снова заговорил Мартин Бек, — вы, вероятно, могли бы помочь нам это выяснить. Мы не хотим напрасно вас мучить, однако мы должны задать вам несколько вопросов. Прежде всего: вы сами никого не подозреваете?

Женщина беспомощно покачала головой.

— Вам не приходилось слышать, чтобы вашему мужу кто-нибудь угрожал? Или что у кого-нибудь есть причины желать его смерти? Словом, о каких-нибудь угрозах?

Женщина все так же качала головой.

— Нет, — сказала она. — Да и с какой стати кто-то стал бы ему угрожать?

— А может, его кто-то ненавидел…

— Почему его должны были ненавидеть?

— Подумайте хорошенько, — продолжал Мартин Бек. — Не было ли таких людей, которые могли считать, что ваш муж дурно с ними обошелся? Он ведь был полицейским, а занимаясь этим ремеслом, наживаешь себе врагов. Он вам никогда не говорил, что кто-то преследует его или угрожает ему?

Вдова растерянно поглядела на сына, потом на Рённа, потом на Мартина Бека.

— Не могу припомнить. А уж такое-то я бы запомнила, скажи он об этом.

— Папа редко говорил дома о своей работе, — сказал Стефан. — Вам лучше спросить в полицейском участке.

— Спросим и там, — сказал Мартин Бек. — Он долго болел?

— Долго, но точно я не помню, — ответил мальчик и поглядел на мать.

— С июня прошлого года, — сказала она. — Он заболел как раз перед Ивановым днем, у него начались страшные боли в животе, и он после праздника пошел к врачу. Доктор решил, что это язва желудка, и уложил его в постель. С тех пор он считался больным, побывал у многих врачей, каждый говорил свое и прописывал свое лекарство. Тогда он лег в Саббатсберг, это было три недели назад, а там они все время брали анализы и делали уйму всяких исследований, но так и не выяснили, в чем дело.

Возможность говорить перевела ее мысли в другое русло и помогла оправиться от потрясения.

— Сам папа думал, что у него рак, — вмешался мальчик. — Но врачи утверждали, что никакой это не рак. Только ему все равно было очень плохо.

— А чем он занимался все это время? Он совсем, выходит, не работал с прошлого лета?

— Нет, — ответила фру Нюман. — Ему и в самом деле было очень плохо. У него бывали приступы боли, которые длились по несколько дней подряд. Тогда он просто не вставал с постели. Он принимал всякие лекарства, но без толку. Осенью он несколько раз наведывался в участок, чтобы посмотреть, как у них идут дела, — так он выражался, но работать он не мог.

— И вы, фру Нюман, не припоминаете, чтобы он сказал или сделал что-нибудь, что можно хоть как-то увязать со всем случившимся? — спросил Мартин.

Она покачала головой и начала всхлипывать без слез. Взгляд ее был устремлен мимо собеседника в пустоту.

— У тебя есть братья или сестры? — спросил Рённ.

— Есть сестра, но она замужем и живет в Мальме.

Рённ вопросительно поглядел на Мартина Бека, а тот задумчиво крутил между пальцами сигарету и разглядывал сына и мать.

— Ну, мы пошли, — сказал Мартин Бек мальчику. — Я думаю, ты способен и сам позаботиться о маме, но лучше бы всего было раздобыть врача, который уложил бы ее в постель. У вас есть врач, которому удобно позвонить в это время?

Мальчик встал и кивнул.

— Доктор Блумберг, — сказал он. — Мы всегда его вызываем, когда у нас кто-нибудь заболеет.

Он вышел в холл, и они услышали, как он набирает номер, а немного спустя ему кто-то ответил. Говорил мальчик недолго, потом он вернулся в гостиную и встал подле матери. Теперь он казался более взрослым, чем тогда, в подворотне.

— Доктор приедет, сказал мальчик. — Вам не обязательно дожидаться. Он скоро будет здесь.

Они встали. Рённ встал первым и, уходя, прикоснулся к локтю женщины. Она не шелохнулась и не ответила на их «до свиданья».

Мальчик проводил их до входных дверей.

— Возможно, нам еще придется побывать у вас, — сказал Мартин Бек. — Но до этого мы позвоним, чтобы справиться о самочувствии фру Нюман.

Когда они вышли на улицу, Мартин Бек спросил у Рённа:

— А ты хорошо знал Нюмана?

— Не особенно, — уклончиво ответил Рённ.

IX

Едва Мартин Бек и Рённ подъехали к месту преступления, сине-белая вспышка магния на мгновение озарила грязно-желтый фасад больничного корпуса. И машин здесь прибавилось; они стояли с включенными прожекторами.

— Это, должно быть, наш фотограф, — пробормотал Рённ.

Когда они вышли из машины, фотограф поспешил им навстречу. У него не было сумки, аппарат и лампу-вспышку он держал в руках, а карманы его куртки оттопыривались от пленки, лампочек и объективов. Мартин Бек узнал его по прежним встречам на местах преступлений.

— Это не наш, — ответил он Рённу. — Похоже, что пресса нас обскакала.

Фотограф, делавший снимки для одной вечерней газеты, поздоровался и сразу, покуда они шли к дверям, щелкнул обоих. У крыльца стоял репортер из той же газеты и пытался втянуть в разговор полицейского. Увидев Мартина Бека, он воскликнул:

— Доброе утро, господин комиссар. Вы разрешите вас сопровождать?

Мартин Бек покачал головой и поднялся на крыльцо, имея Рённа в кильватере.

— Ну хоть маленькое интервью, — не унимался репортер.

— Потом, — ответил Мартин Бек и, придержав дверь для Рённа, захлопнул ее перед носом репортера, скорчившего недовольную мину.

Наконец прибыл и полицейский фотограф, он остановился перед палатой, держа в руках свою сумку. Поодаль стоял тот самый врач со странным именем и полицейский в штатском из пятого участка. Рённ вместе с фотографом вошел в палату, чтобы дать ему необходимые указания. Мартин Бек подошел к двум другим.

— Как дела? — спросил он.

Старый, неизменный вопрос.

Полисмен в штатском — звали его Ханссон — поскреб в затылке и сказал:

— Мы разговаривали с большинством пациентов в этом коридоре, и ни один из них не видел и не слышал ничего подозрительного… Я хотел поговорить с доктором… но с этим много не наговоришь.

— А с теми, кто лежит в соседних палатах, вы беседовали? — спросил Мартин Бек.

— Да, — ответил Ханссон. — Мы сами обошли почти все помещения. Никто ничего не слышал, в старых домах знаете какие толстые стены!

— Остальных можно опросить за завтраком.

Врач молчал. Он явно не понимал по-шведски. После некоторого молчания он ткнул пальцем в сторону ординаторской.

— Have to go. [4]

Ханссон кивнул, и чернокудрый помчался прочь, стуча деревянными башмаками.

— Ты Нюмана знал? — спросил Мартин Бек.

— Да как тебе сказать. В его участке я никогда не работал, но встречаться мы, само собой, встречались. Сотни раз. Он старый служака, он уже комиссаром был, когда я только начинал. Двенадцать лет назад.

— А ты не знаешь кого-нибудь, кто с ним близко знаком?

— Тебе стоит, пожалуй, связаться с ребятами из округа Святой Клары. Он там работал, пока не заболел.

Мартин Бек кивнул и посмотрел на электрические стенные часы над дверью в туалетную комнату. Часы показывали без четверти пять.

вернуться

4

Мне надо идти (англ.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: