Наверное, это послеоперационная палата, решила Патриция. Она хотела спросить об этом у сестры, но губы были ватными, и ей с трудом удалось пошевелить ими. Сестру, впрочем, это вполне удовлетворило, потому что она с улыбкой кивнула и вышла.

В следующий раз Патриция пришла в себя уже в своей палате. Судя по тому, что из-за штор не проникал свет, была ночь. Патриция вызвала звонком сестру, и через несколько минут вошла незнакомая ей девушка. Она объяснила, что доктор Майер будет завтра утром, и посоветовала пациентке поспать.

Левое колено было все также поднято и туго перевязано, но острой боли Патриция больше не чувствовала. С другой стороны, у нее вообще не было никаких ощущений, кроме апатии, тяжести в голове и какого-то дискомфорта в области колена.

Интересно, меня удачно прооперировали? — подумала Патриция. А вдруг все хорошо и я снова смогу бегать и даже играть в гольф?

Но эмоциональное усилие слишком утомило ее, и она опять закрыла глаза. Зафиксированное на растяжке колено не давало ей ни сесть на кровати, ни повернуться на бок. Вынужденная неподвижно лежать на спине, Патриция то смотрела в потолок и думала о завтрашнем дне, то дремала, погружаясь в неглубокий беспокойный сон. Так прошла ночь.

Наконец наступило утро, и пришел доктор Майер. По выражению его лица Патриция сразу поняла, что он ей скажет.

— Могу порадовать вас, — начал он с преувеличенной веселостью, — операция прошла успешно. Вы скоро будете здоровы. Конечно, как я вам говорил, потребуется длительная физиотерапия, и левое колено, к сожалению, так и останется слабее правого, но в целом вы сможете вернуться к нормальной жизни.

Пока сестра перевязывала прооперированную ногу, доктор подробно рассказывал ей об операции и об ожидающих ее процедурах, но Патриция чувствовала, что он спешит уйти. Она поняла, что одним своим умоляющим взглядом она не сможет задержать его, поэтому решила спросить прямо:

— А в гольф я смогу играть?

Врач нахмурился, и она убедилась, что затронула неприятную для него тему.

— Поймите, Патриция, — сказал он как-то устало, — у вас весьма серьезные растяжения коленных связок. Кроме того, у вас множественные микроскопические трещины в самом хряще, и, видимо, к моему большому сожалению, порвано коленное сухожилие. Все это, в принципе, со временем заживет, но левое колено на всю жизнь останется вашим слабым местом. Вы будете бояться наступать на травмированную ногу, что, как вы понимаете, плохо скажется на качестве игры. Хотя, я думаю, что играть вы через некоторое время сможете, но только для развлечения. Мне очень жаль, Патриция, но о профессиональном гольфе вам, судя по всему, придется забыть.

Он помолчал, потом снова продолжил:

— Я совершенно не собирался сегодня вам об этом говорить, но вы меня спросили, и я не мог вам солгать. Я знаю, как это для вас важно и считаю, что вы имеете право знать правду. Мне больно разочаровывать вас, но еще меньше мне бы хотелось подавать вам ложную надежду.

Он сочувственно улыбнулся, потрепал ее по руке и сказал мягким голосом:

— Патриция, не расстраивайтесь, в конце концов, у вас вся жизнь впереди. Вы молоды и красивы, у вас такая очаровательная дочь. Я ни минуты не сомневаюсь, что вы скоро снова выйдете замуж. Вы добились прекрасных результатов в спорте, но всякая спортивная карьера когда-нибудь кончается. Поверьте мне, жизнь — это гораздо больше, чем профессиональный гольф.

Конечно, горько подумала Патриция, если бы он был на моем месте, то запел бы по-другому!

Тут злость в ее душе взяла верх над горечью и страхом.

Все равно я буду снова играть, должна же я наконец победить, сказала она себе, сжав зубы.

Но никто не предупредил Патрицию о том, что после операции у людей обычно начинается депрессия. Скоро она почувствовала странную расслабленность, и ей захотелось заплакать. Потом она поняла, что просто больше ничего не хочет. Единственным желанием было закрыть глаза и на какое-то время вообще перестать думать и чувствовать. Патрицию охватило тупое безразличие.

Потом она вспомнила о дочери, и это немного отрезвило ее. Она решила, что надо взять себя в руки и хотя бы попрощаться с Дженни. Патриция сама настояла на том, чтобы Анжела отвезла девочку обратно в Пенсаколу. Дженнифер и так уже пропустила три дня в школе, и это в самом конце учебного года. Теперь операция была позади, осложнений не предвиделось, и оснований задерживать дочь у нее больше не было.

— Мамочка, как твоя коленка? — нерешительно спросила девочка, войдя в палату и сев к матери на кровать.

— Гораздо лучше, радость моя, — ответила Патриция, пытаясь беззаботно улыбнуться. — Прошу тебя, веди себя хорошо, слушайся Анжелу и больше не безобразничай с Сандрой на уроках у мисс Темпл. Кстати, не забудь подарить ей цветы и поздравить с окончанием учебного года.

— Не забуду, мамочка, — пообещала Дженнифер, спрыгивая с кровати на пол.

Собрав последние остатки мужества, Патриция спокойно поцеловала дочь в щеку и на прощанье погладила ее здоровой рукой по плечу.

— И не забудь сохранить для меня свои тетради, я обязательно в них загляну, — крикнула она ей вслед, вспомнив, что теперь не скоро вернется домой, а просматривать каждую тетрадь дочери было традицией, которую она не хотела нарушать.

Когда дверь закрылась, Патриция вздохнула с грустью, но одновременно и с облегчением, потому что ей больше не надо было держать себя в руках. Теперь она могла расслабиться и дать волю своим чувствам. Однако Рон Флетчер был, видимо, другого мнения. Он появился в палате всего минутой позже с озорной улыбкой на губах и огромным букетом цветов.

— Ну, — сказал он весело, — такое впечатление, что мы наконец остались одни.

Патриция разрыдалась.

Она довольно долго не могла успокоиться, поэтому Рону пришлось сесть к ней на кровать и гладить ее по руке до тех пор, пока она не подняла на него заплаканные глаза.

— Мм-да, — проговорил он все с той же насмешливой улыбкой, — не могу сказать, что это самый теплый прием, который мне когда-либо оказывали.

— Это не из-за вас, — всхлипнула Патриция, — это, это…

Она опять зарыдала.

— Да успокойтесь вы, в самом деле, — сказал Рон, дотрагиваясь пальцами до ее щеки. — Попробуйте просто расслабиться. У вас все будет хорошо.

Она с горечью покачала головой.

— Доктор… — она опять всхлипнула, — доктор говорит…

— Да знаю я, что он говорит, — нетерпеливо прервал ее Рон. — А теперь послушайте, что я вам скажу. Дик Майер — прекрасный специалист по спортивной ортопедии, возможно, один из лучших в мире. Но он только врач, он не спортсмен. Люди для него — просто машины, он делает свои заключения на основе характера повреждений, как механик. Майер не понимает, что в случаях со спортсменами нужно учитывать еще волю и желание поправиться. Вы можете мне поверить — я хорошо с ним знаком. Он лечил меня после травмы позвоночника, когда я был еще на втором курсе колледжа. Он сказал мне после операции, что я больше никогда не смогу играть в футбол, однако, за два следующих года я забил больше мячей, чем любой игрок нашей команды.

Патриция посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, правду ли он говорит. Но она была так слаба, и в голове был такой туман, что у нее едва хватило сил просто выдержать его взгляд.

— Послушайте, Патриция, — сказал Рон, поняв ее сомнения, — я видел вашу карту и могу вам сказать, что среди ваших многочисленных травм нет ни одной фатальной. Это всего лишь несколько неприятных растяжений и возможное, повторяю, возможное повреждение коленного хряща. Я могу вам сказать, что знаю по крайней мере сотню спортсменов, у которых были подобные травмы. — Он засмеялся. — Да известно ли вам, что во всем составе Нью-Йоркских Янки, считая дополнительный, нет ни одного целого коленного хряща? К тому же, — продолжил он уже без улыбки, — по правде говоря, Дик немного старомоден в отношении женщин. Когда он видит такую красавицу, как вы, у него просто в голове не укладывается, что она должна гробить себя на поле для профессионального гольфа. Бьюсь об заклад, что, глядя на вас, он думает только о любящем муже, уютном доме и куче детишек.