Неподалеку стояла стремянка садовника, на которой лежали рабочие перчатки и инструменты. Создавалось впечатление, что садовник только что работал здесь и ненадолго отлучился, чтобы перекусить. Наджиб, будто бы неожиданно для самого себя, взял садовые ножницы, срезал одну розу, приблизился к своей нареченной (как и было отрепетировано накануне) и вручил ей цветок. Розалинда с улыбкой приняла подарок, понюхала его и подняла глаза на Наджиба. Он обнял ее за талию, склонился и поцеловал.

Жаркое пламя разлилось по телу Рози при его прикосновении. Она почувствовала, как он крепче прижал ее к себе, как будто намеревался приникнуть к ней в самом страстном поцелуе.

— Рози, — шепнул он ей на ухо, и блаженное тепло захватило ее целиком.

— Превосходно! Изумительно! — донеслось с террасы.

Наджиб на мгновение сжал Розалинду еще крепче, затем отпустил. Она с горечью подумала о том, что, возможно, и привлекает его как женщина, но нежность, глубокое чувство — все это фальсификация.

Но вот один из журналистов спросил:

— А где же мальчик? Можно нам его увидеть?

Розалинда, как было условлено заранее, отправилась в дом за Самиром. Она поставила жесткое условие: в контакт с прессой Сэм вступать не будет и никто не должен задавать ему никаких вопросов.

— Ни одному человеку я не разрешу спрашивать его про отца, — решительно заявила она Гази накануне. — Не хватало еще, чтобы Сэм поверил, что его отец в самом деле вернулся.

Но на фотосъемку она согласилась, потому что Гази объяснил ей: внешнее сходство между мальчиком и Наджибом послужит убедительным доказательством. Она почти пожалела о своем согласии, когда вернулась в сад, держа на руках сына, который пришел в восторг, оказавшись в центре всеобщего внимания.

Когда каблуки ее туфель утонули в высокой траве, Наджиб быстро подошел к ней и взял мальчика из ее рук.

Сэм и Наджиб вторично встретились накануне. Ребенок, которому так не хватало мужской ласки, мгновенно вскарабкался к нему на колени и долго оставался там. Он ничего не говорил, а только наслаждался неожиданным счастьем.

Сейчас он живо обвил тонкими руками шею Наджа и прижался к его груди. Эффект получился такой, какого не могла бы добиться даже самая умелая режиссура. Фотокорреспонденты отреагировали немедленно.

Пока продолжались вспышки и стрекотали видеокамеры, репортеры хранили почтительное молчание. Поэтому всем было слышно, как мальчик с детской нежностью обратился к человеку, крепко державшему его:

— Ты теперь мой папа?

И никто не пропустил ответа Наджиба:

— Да.

— Зря вы это, — вздохнула Розалинда.

Наджиб вскинул брови.

— А что мне оставалось? Не мог же я на глазах у репортеров откреститься от вашего сына. Тогда пошли бы прахом все наши старания.

По окончании пресс-конференции они остались одни в комнате. Гази провожал журналистов, Сэма его подружки увели к пруду. Сэр Джон задолго до этого уединился в кабинете.

— Печально, что мы обманули Сэма.

— Розалинда, вспомните: я предлагал вам сказать Сэму что-нибудь убедительное. Дети умеют быть чуткими. Но вы настаивали, что мы можем оставить его в неведении.

— Я помню, — с горечью отозвалась она. — Но… что он почувствует, когда мы скажем ему, что вы — не его отец?

Ох, хоть бы она не пустила Наджиба на порог в свое время!

— Розалинда, с душевной раной можно справиться. Физический ущерб невосполним. Мы выбрали меньшее из зол. Нам остается только следовать по избранному пути. Идеального выхода не существует. Когда-нибудь вы сумеете объяснить Самиру, что двигало мной сегодня. Он поймет.

Рози не воспринимала его слов; ее душили переживания.

— Мы солгали ему! А лгать детям…

Ладони Наджиба уютно легли на ее плечи, и она затаила дыхание.

— …необходимо, если тем самым можно спасти их жизнь, — закончил он ее фразу. — Вы говорите глупости, Розалинда! Я не мог поступить иначе.

Не мог. В ту минуту ему не оставалось ничего иного. Просто в глубине души Розалинда знала, насколько Сэм успел привязаться к Наджибу… и насколько сильно его обаяние опасно для нее.

Все, что происходит сейчас, не более чем декорация. Вот отчего тяжело.

А Наджиб с запоздалым сожалением думал о том, что допустил ошибку, позволив чувствам до такой степени завладеть собой. С первой минуты знакомства с Розалиндой он ощутил мощное влияние ее женственности. После тех непередаваемых мгновений в лесу ему было больно находиться с ней рядом. Тогда вся природа требовала их любви. И требует по-прежнему.

Его пальцы рассеянно ласкали ее обнаженные плечи. И потоки тепла пронизывали тело Розалинды. Ее тянуло влиться в него, найти в нем надежнейшее убежище и отдаться страсти.

— Не надо, — прошептала она.

— Розалинда, — хрипло отозвался Наджиб.

Открылась дверь, и в комнату вошел Гази аль-Хамзей. В руке он держал мобильный телефон.

— Мне только что звонили из журнала «Хелло!», — сообщил Гази, переводя взгляд с Наджиба на Розалинду. — Просили об эксклюзивных правах. О лучшем исходе не приходится и мечтать.

Возвращение из могилы!

Приветствуем героя: пять лет спустя!

Мой принц еще придет ко мне!

Да, я твой папа!

Воскресные выпуски газет сделали Наджиба и Розалинду знаменитыми. Большие фотографии едва ли не на всех первых страницах. Даже солидные издания уделили внимание этой истории, хотя и описывали ее в несколько более сдержанной манере.

— Прекрасно, — сказал Гази, просмотрев с вниманием профессионала один из отчетов и отложив газету. — Вы очень естественны.

Они завтракали втроем на открытой террасе. Стояло прекрасное утро. Головки цветов покачивались на легком ветру. Сэр Джон накануне вечером отправился в свой лондонский клуб, а наутро его шофер возвратился с ворохом газет.

— Естественны в чем? — сухо осведомился Наджиб.

Гази аль-Хамзей метнул на него удивленный взгляд и пожал плечами.

— Просто удивительно, насколько Сэм похож на вас под определенным углом, — заметил Гази и взял другую газету. — Никому не придет в голову сомневаться в вашем родстве.

На фотографиях любой мог видеть семейное сходство. Не возникало сомнений в том, что Надж — взрослая копия Сэма.

— Вы — великолепное семейство, — продолжал Гази, рассматривая фотографию, на которой Сэм стоял между Розалиндой и Наджибом. Голову мальчик повернул именно так, что его черты в точности повторяли черты Наджиба. — Да, лучшего и желать невозможно.

Розалинда не вполне разделяла его энтузиазм. Она рассеянно прислушивалась к разговору и читала одну из статей.

«…внук изгнанного с престола султана. Его мать, в то время прекрасная молодая аристократка, скрылась с узлом одежды за плечами…»

«Из соображений безопасности члены семьи аль-Джавади были вынуждены уйти в подполье… Наджиб (его подлинное имя мы пока не вправе раскрыть) приехал в Англию…»

Фамилия самой Розалинды также тщательно скрывалась от прессы.

Она оторвалась от газеты и встретила пристальный взгляд Наджиба.

Рози знала, что ей полагалось бы быть признательной ему: ведь его жизнь тоже переменилась, причем он ничего от этой перемены не выиграл. Но трудно быть искренне благодарной человеку, чье появление в одночасье перевернуло весь твой жизненный уклад. И чье исчезновение повлечет за собой другие последствия: разбитое сердце самой Розалинды и ее сына.

Нет, она не может испытывать к нему благодарность…

Наджиб сказал, что с душевной раной можно справиться. Но она-то помнит, как долго не заживала рана, нанесенная ей мыслями о предательстве Джемшида. Наджиб унял эту боль, но не нанесет ли он ей новый удар?

Розалинда перевернула страницу.

«… был серьезно ранен, но выжил. Он пользовался гостеприимством одной крестьянской семьи все время, пока продолжалась страшная война… Ранение в голову вызвало частичную потерю памяти; он перенес пластическую операцию. А затем произошло чудо: память вернулась к нему, и тогда он отправился на поиски жены… Они планируют вторично сочетаться браком, когда Наджиб вернет себе настоящее имя, и их ждут новые торжества…»