Словом, схватила Лиза атласный футляр да и побежала на театральную площадь — туда, где ряды карет стоят. Вот и княжеский выезд с вызолоченными гербами на дверцах карет. Девушка обернулась — слава Богу, никого не было. Видно, слуга с кучером в извозчицкую избу греться ушли. Там всегда для тех, кто ждет господ после спектакля, кипяток заготовлен, а то и водочка для сугрева.

Лиза тихонько приоткрыла дверцу кареты и засунула княжеский подарок прямо под ближнее сиденье. Если Голобородко спросит: отчего не надела, Лиза скажет: не получала никакого подарка. На своем стоять станет — не было, и все тут! Пусть потом слуги футляр в карете найдут. Но это еще когда будет!..

Глупая, конечно, выходка. Лиза и сама прекрасно понимала это. Но ничего другого в голову не приходило. Избавилась от подарка — и то счастье. Футляр просто руки жег!

Влетела Лиза обратно в театр, мгновенно переоделась. Таким, как она, костюмеров не полагается: не велика птица — делай все сама. Но сейчас это Лизе на руку. Выскочила она из гримерной, едва до поднятия занавеса успела. Ну а там легкие и красивые мелодии Паизиелло полились. Лиза запела да и забыла обо всем — и о князе, и о его дарах. Какие могут быть огорчения, если можно петь такую музыку?!

После спектакля, еще взволнованная потоком аплодисментов и криками «браво!», она вбежала в гримерку. Скорей бы переодеться — Александр, как всегда, в коляске дожидается. Домой поедут, может, он опять ее поцелует…

Девушка быстро, но аккуратно (не дай Бог, порвать!) скинула казенный театральный костюм (костюмерша потом пройдет и заберет наряды из всех гримерных), надела свое простенькое платье, не маркое, терракотового цвета, накинула темно-коричневую мантилью, подбитую дешевеньким, заячьим мехом, завязала лентами зимний капор и потянулась за муфточкой. На столе рядом с муфтой лежал еще один футлярчик, правда, небольшой и не такой шикарно отделанный. Лиза взяла его двумя пальцами, словно боясь. Посмотрела на зеленую бумагу, которой он был обтянут, так, словно эта бумага прикрывала змею, и снова положила на стол. Впрочем… Подумав, Лиза решила здраво — этот подарок явно не от князя, слишком уж дешев для сиятельного дарителя. Скорее всего принес какой-нибудь поклонник из простых. Но все равно было отчего-то неприятно и боязно.

Не беря футлярчик в руку, Лиза нажала на пружинку. Раздался странный звук, всполох. Девушка интуитивно отскочила от стола и вдруг с ужасом увидела, что футляр загорелся, за ним мгновенно запылала ее муфточка на столе, а потом и столешница. И тогда Лиза закричала.

На ее крик первым вбежал Александр. Наверное, он шел встретить девушку. Из соседних гримерных появились певцы, занятые в сегодняшнем спектакле — кто уже одетый для выхода домой, а кто и полураздетый. На крики выбежали все. И все в удивлении уставились на полыхающее пламя в гримерной Лизы. Первым пришел в себя Александр.

— Зови пожарных! — закричал он, а сам, схватив домотканый половик, начал сбивать им все разрастающееся на столе пламя.

Буквально через полминуты появились пожарные с песком и баграми. Горящий стол засыпали песком, потом залили принесенной водой. Словом, гримерная Лизы представляла собой ужасное зрелище — обгоревшая, замусоренная и мокрая. Придется завтра гримироваться в другой комнате. Значит, надо просить начальство «о соизволении»…

— Как это случилось? — шумно дыша, спросил чумазый Александр. — Свеча опрокинулась?

— Нет! — тихо ответила Лиза, пытаясь унять дрожь. — Кто-то подсунул фейерверк в подарочном футляре.

— «Шутиху», что ли?

— Ну да! Когда я открыла футляр, он взорвался. Хорошо, лежал на столе…

Голос Лизы оборвался. Она так ясно представила, что было бы, возьми она подарок в руки: обгоревшее лицо, поврежденные глаза. Кто же мог «пошутить» столь ужасно, бесчеловечно?..

Через открытую настежь дверь взгляд Лизы упал в темный коридор. Мимо ее гримерной промелькнула чья-то тень. Лиза кинулась к двери. Но в коридоре уже никого не было. Девушка в ужасе вернулась к Александру:

— Там кто-то стоял! Тот, кто принес эту ужасную «шутиху»!

И Лиза в страхе прильнула к своему спасителю. Александр обнял ее, зашептал что-то успокаивающее. Лиза всхлипнула. Какие ужасы стали твориться в ее жизни! Кто и за что хочет ее покалечить? Может, это князь решил отомстить за отвергнутые драгоценности? Или кто-то из артистов завидует Лизиному успеху? Или появился сумасшедший поклонник?

Александр погладил девушку по голове, как малое дитя. Это публика видит в ней талантливую певицу, а ему она кажется сейчас испуганным ребенком, которого надо оберегать и защищать. Что ж, он станет ее защитником. Больше того, как только подойдет Красная горка — время свадеб, он станет мужем этой испуганной девочки. И тогда никто во всем мире не посмеет ее обидеть!

Улучив несколько свободных минут между репетициями новой оперы «Проделки Амура», маэстро Меризи вскрыл очередное письмо своего друга Франческо Манино. Как и в прошлый раз, тот писал сбивчиво. Буквы разлезались и наезжали друг на друга. Видно, Франческо волновался. Конечно, писать собственноручно сей брат венецианского дожа не привык — всю жизнь за него писали специально нанятые секретари. Но такие сведения секретарям не доверишь.

Антонио читал и все больше цокал языком по венецианской привычке. Ну и страсти описывал ему друг Франческо…

«В прошлый раз, мой дорогой Антонио, я не осмелился написать тебе главное. С моей несравненной русской Венерой был не просто роман. То было великое и животворящее чувство. Да-да, мой друг, возлюбленная Софи призналась мне, что ждет ребенка. Представляешь, Антонио, — моего ребенка! Однако тогда я, дурак, замешкался, не сделал сразу же ей предложения, не пошел к ее отцу. Наверно, она восприняла это дурно, потому что через пару недель все русское семейство покинуло Венецию. Я бросился в погоню, объездил Италию, Францию, но своей возлюбленной не нашел. Конечно, ты скажешь, Антонио, надо было ехать в Россию. Но тогда я был еще молод, не крепок душой. Поездка в такую даль, в снег, медвежьи леса казалась мне смертоубийством. Да и не думал я, что любовь останется во мне на всю жизнь…

Ах, друг, умоляю опять, разузнай что можешь при русском дворе. Вдруг ты встретишь мою синеокую Венеру, расскажи ей обо мне. Если же нет — присмотрись: нет ли там юноши или девушки лет девятнадцати, кто покажется тебе похожим на меня лицом или манерами? Вдруг встретишь мое дитя? Дай мне знать, и я поеду сквозь все снега и морозы…»

У Антонио голова пошла кругом. Еще не легче! Как все это можно разузнать?! Простенько так, невзначай, поспрашивать у русских дам: не прижили ли вы незаконного ребеночка, пока ездили в Венецию лет двадцать назад? Да за такие расспросы могут не только из Петербурга выслать, а и в тюрьму Петропавловской крепости посадить!

Да у бедняги Франческо, видно, рассудок помутился. Как можно найти незаконного ребенка спустя двадцать лет?! К тому же из того, что Антонио повидал при дворе, было ясно, что незаконные связи в России не одобряют. Говорят, еще десяток лет назад бедную женщину, уличенную в «незаконном разврате», могли бить плетьми прилюдно прямо на площади, а потом сослать в самую отдаленную ее усадьбу — жить там безвыездно. Неудивительно, что русские женщины даже самого высокого звания, родив незаконного ребенка, пристраивали его в крестьянские семьи, а то и просто подкидывали у незнакомых домов. Где-то Меризи уже слышал подобную историю…

Ах, да, ведь Лиза Невская — из таких подкидышей. Антонио чуть не присвистнул. А ведь ей как раз девятнадцатый год. И глаза у нее такие же синие, как у возлюбленной Франческо. Вон он пишет — «синеокая Венера». Да и красива Лиза, как богиня — и лицом, и статью. К тому же и поет, и изъясняется по-итальянски отменно. Может, это итальянская кровь в ней говорит?

Ох, Мадонна! Антонио потряс головой, отгоняя такие мысли. Мало ему своих дел и волнений — премьера на носу. Надо государыне угодить во что бы то ни стало. Тогда она обещала ему прибавку к жалованью. А тут Франческо со своими странными просьбами. Не до него!