Вдруг Антонио вспомнил строки из письма друга: «Я поеду сквозь все снега и морозы». Может, это и вправду, настоящее чувство? Надо уговорить Франческо приехать в Петербург хотя бы весной, вдруг он найдет свою возлюбленную и свое дитя?.. Впрочем, маэстро вздохнул: Петербург город огромный — сколько подкидышей тут ежедневно находят… Трудно будет сыскать одного-единственного. Но к Лизе стоит присмотреться повнимательнее. Хотя куда еще внимательнее — он и так видит девушку каждый день.

— Лизонька! — помощник режиссера Суслов, притворно ласково и льстиво улыбаясь, спешил навстречу. — Иди быстренько в костюмерную. Для твоего Амура костюм пошили!

Лиза в восторге кинулась в пошивочные мастерские. Как она любит примерочную комнату — своих нарядов пока покупать не на что, так хоть в сценических покрасоваться! Правда, какой костюм сошьют для Амура? Небось обычную греческую тунику. Но все равно так приятно побыть на примерке.

Костюмерша разложила на кушетке розовый, только что пошитый, еще теплый от утюжки костюм. Потом она что-то забормотала и вышла. Лиза осталась одна. Ну и что? Разве она не сумеет сама одеться?

Девушка аккуратно развернула розовый шелк, оделась, подошла к большому зеркалу на стене и ахнула: туника до того коротка — ничего не прикрывает…

Лиза завертелась перед зеркалом, да и застыла как вкопанная — из зеркала на нее глянула сластолюбивая улыбочка Голобородко в белом парике. Девушка взвизгнула, пытаясь прикрыться только что сшитым костюмом. Да что скроешь под кусочком ткани с ладошку?..

— Не пугайся, мой амурчик! — страстно зашептал князь. — Я добр, я щедр! Я тебя по гроб жизни обеспечу. Будущее твое раем сделаю. Только допусти до себя! За один твой поцелуй подарками завалю. Будешь жить в красивом особняке, выезжать в шикарной карете на шестерке цугом. За восторги любви мне ничего не жалко. Ни в чем никогда нуждаться не станешь, жить будешь как королева! Драгоценности, наряды, слуги — я для своих разлюбезных аманток ничего никогда не жалел. Небось слышала, как я танцорку Ленушку своим вниманием удостоил? Семь лет обожал — возвышенной любовью жаловал. Потом судьбу ей устроил: замуж за действительного статского советника выдал. В приданое с целого города откуп налоговый пожаловал — ежегодный доход восемьдесят тысяч. Сверх того, дом в Петербурге подарил, триста тысяч стоящий. А уж тебя миллионными милостями осыплю, почище царских!

Лиза слушала жаркий сластолюбивый шепот и вжималась в холодное зеркало. Кто ж не слыхал о таровитости светлейшего князя! Да только Лиза и финал той истории знала — после щедрот княжеских задушил статский советник жену свою Ленушку. А на следствии показал: сама нечаянно на длинной косе удавилась. Вот вам и «царские милости»!

Оторвавшись от зеркала, Лиза выпалила прямо в распаленные глаза князя:

— Я, ваше сиятельство, актера Горюнова люблю!

Голобородко скривился:

— Зачем тебе этот нищий? Гляди, что я тебе принес! — И князь вытащил пачку ассигнаций такой толщины, в какую и не верилось. — Только допусти до себя!

И соблазнитель сунул пачку прямо в декольте Лизочки. Влажные, как у вурдалака, губы уткнулись в шею девушки. Та вскрикнула в ужасе, отпихнула сиятельного сластолюбца и, схватив его деньги, не глядя, бросила в горевший старый камин. Миг — и пачка треснула, деньги рассыпались в огне и начали корчиться, будто хотели выбраться…

Из пошивочной мастерской Лиза выскочила как ошпаренная. В коридоре налетела на Катерину Баранову, чуть с ног не сбила. Катерина фыркнула и злобно погрозила кулачком вслед убегающей Лизе. Но тут в дверях появился сиятельный князь, красный как вареный рак. Хотел было побежать за ускользающей Лизой (это в его-то годы!), да натолкнулся на Баранову.

— Следишь, мерзавка! — хрипло гаркнул он бывшей пассии. — Что, завидно?

Катерина улыбнулась слаще некуда и пролепетала:

— Чему завидовать? Глупости или неблагодарности? Да у этой дурочки сердца нет. Коли было, она бы от вашего внимания в счастье пришла. По мне, так даже лицезреть ваше сиятельство и то блаженство.

— Неужто я тебе так люб? — капризно поинтересовался князь и ткнулся в объемистые груди Катерины.

Та обняла его, закатив глаза. Сама сладко думала:

«Господи, конечно ж, люб! Мне бы только в твоих пассиях еще пару годков удержаться, я бы жизнь новую начала. Театр бы этот ненавистный к черту послала, подарки твои ювелирные продала да и завела бы себе собственный трактир на бойком месте. Вот где жизнь настоящая! Военные франты на постой останавливаются, почтари мимо летят, купцы заезжие гуляют — и со всех денежки бегут. В мой карман, мою казну! Но пока для трактира средств маловато. Дарам княжеским пополнения требуются — побольше и пощедрее!»

И Катерина смачно чмокнула князя в его напудренный парик:

— Уж как вы мне любы, ваше сиятельство!

— Докажи, прелестница! — Князь игриво провел по подбородку девицы.

— Да хоть сейчас! — страстно прошептала Катерина.

— Тогда пойдем! — И князь потащил девицу за собой.

Позади пошивочных мастерских обнаружилась небольшая комнатка, скорее даже чуланчик. Но обставлен этот чуланчик был почти по-царски: кругом ковры и на стенах, и на полу, в центре — огромная кровать под розовым балдахином, прямо перед кроватью — огромное зеркало венецианского стекла, установленное так, чтобы открывался самый откровенный вид с кровати.

Катерина ахнула.

— Не ожидала? — хихикнул князь. — Я тебя сюда еще не водил.

Катерина закусила губу. Конечно, эдакие хоромы сиятельный ловелас обустроил для своей новой любовницы Лизки. Но не лежать невскому подкидышу на этом роскошном ложе, не получать за это даров княжеских. Только ей, Катерине, должны доставаться сии дары. А уж она-то отдарит!

Девица пылко вскрикнула и бросилась на кровать, потянув за собой князя.

На спевке Лиза не попала в такт. Через четверть часа и вовсе, начав свою арию, спуталась в словах. Маэстро Меризи был изумлен. Его прилежнейшая ученица оказалась совершенно не готова к репетиции.

— Отчего ты не выучила партию?! — почти зло осведомился Антонио. — Генеральный показ на носу. Сама императрица пожалует!

Лиза стояла на авансцене, раскрасневшаяся и поникшая. Маэстро решил сменить гнев на милость — все-таки стоит присматривать за девочкой. Вдруг она и есть та, которую ищет его друг Франческо? Впрочем, нет, не может быть!..

— Все свободны пока! — крикнул он певцам на сцене. — Я позову. А ты, Елизавет, подойди ко мне!

Лиза ссутулилась. Обычно маэстро называл ее так официально, только когда сердился по-настоящему. Но что делать, если после сцены в примерочной комнате у Лизы в горле ком стоит и сердце трепещет от страха. Это ведь надо — так поступить с самим князем Голобородко! Это же не футляр с сережками под сиденье кареты спрятать… Тогда князь решил, что слуга забыл отнести подарок Лизе и приказал его выпороть. Жесток князь! Об этом все знают и рассказывают. Это пока он смотрит на Лизу маслеными глазками и улыбается — ждет, что она одарит его любовными ласками. А как поймет, что не будет ласк, — что тогда?!

Господи помилуй, князь же сживет ее со света! Она ведь сирота беззащитная. Ни родителей, ни друзей. Да и были бы друзья, разве им расскажешь о том, как сладко причмокивал он, как гладил ее липкими пальцами, как жарко шептал слова такие соблазнительные: драгоценности, наряды, выезд, собственный дом…

Кому про такое расскажешь? Никто в театре не поймет, что от всего этого можно отказаться. Даже подруга Дуня Волкова дурой обзовет. А как иначе, раз от своего счастья отказываешься? Дура — она и есть дура. Карьера певицы недолга. А не дай Бог, потеряешь голос — одна дорога в работный дом. Или того хуже — в нищенки. Да любая — что певица, что актриса — о своем будущем с ужасом думает. Сценический век прост: на сцене царишь, пока при тебе молодость — тут тебе и обожание, и подарки. А молодость прошла — и корке хлеба будешь рад.