Заноза, сидящая в моем одурманенном мозгу, начала медленно поворачиваться. Физически ощущая это вращение, я с ужасом смотрела на Лару. Она еще продолжала что-то говорить, дергая себя за волосы и кривя рот на сторону, но монотонный этот голос на время перестал для меня существовать — я как будто оглохла. Руки мои внезапно стали холодными и противно липкими.

— Как… Как, ты сказала, зовут твою… зовут… твою… дочь?! Как ее зовут?!

Наверное, я спросила это каким-то особенно громким, пронзительным, а может быть, просто страшным голосом: Лара споткнулась на полуслове и уставилась на меня, часто моргая.

— Как зовут твою дочь?

— Анжелика…

— Как?!

— Ну Лика…

— Анжелика Воронец?!

— Да… Фамилия по отцу — Воронец… А ты откуда знаешь?

Я была так потрясена, что даже протрезвела. Вскочила на ноги, с ужасом глядя на Лару. Какая же я дура! Как я могла не догадаться об этом сразу! Ведь я же шла сюда, именно сюда, именно по этому адресу, именно в поисках Анжелики Воронец — любовницы моего мужа! Увидела Лару, и все забыла! Поразилась тому, как выглядит бывшая первая красавица нашего курса, обрадовалась возможности высказаться! Что же получается — я сижу и выпиваю с матерью его пассии?!

— Лара… — прошептала я потрясенно. — Да ты знаешь что?! К кому твоя дочь ушла — знаешь? К Павлу! К Павлу она ушла! К моему мужу!

— Да ты что… — прошептала она одними губами. С минуту эта новость доходила до Лариного рассудка, а потом она как будто окаменела.

Я тоже стояла около нее, опустив руки. Время как будто остановилась для меня. А затем в сознании, как муха в липкой паутине, стала биться отчаянная мысль: «Значит, он все-таки любил ее… ее, Лару… все-таки любил… Иначе не бросился бы в омут с головой в новое чувство. В чувство к девушке, которая была так похожа на нее, тогдашнюю!»

— Танька! — вдруг пронзительно крикнула Лара. — А что мне-то делать, а, Танька?!

— Не знаю… — Я отвернулась от нее и, не прощаясь, пошла в прихожую. Это было жестоко, но сейчас я не могла думать ни о чем, кроме того, чтобы выйти из этого дома, который меня душил. Я шла и задыхалась. Пот лился по спине градом. Стены, пол, потолок — все качалось и вызывало страшную тошноту. Ноги подкашивались. Было невыносимо плохо.

Я успела рвануть на себя какую-то дверь и склониться над треснутым, в ржавых пятнах унитазом — меня выворачивало наизнанку. Казалось, чья-то мерзкая холодная рука забралась в меня и шарит по моим внутренностям. Меня рвало и рвало, я поднималась, пила холодную воду из-под крана, и снова кидалась к унитазу. «Вот сейчас и умереть», — взмолилась я. Но я не умирала. Мне было плохо, очень плохо, но я жила.

Зачем? Для кого? Кому было интересно, что я жила?

* * *

Следующие несколько дней я жила так, как будто пыталась проглотить невкусную еду, заталкивая ее в себя насильно. Встать, умыться, сварить кофе — все это стоило мне громадных усилий. Каждое утро приходилось в буквальном смысле слова стаскивать себя с дивана за шкирку — а все ради того, чтобы муж (бывший муж! бывший!) не видел меня в единственной позе, которую мне хотелось принять: свернувшейся калачиком на диване в гостиной, отвернувшись к стене и накрывшись пледом с головой.

— Почему ты не уходишь? — спросила я как-то утром.

Павел, который взял себе за правило ежедневно в двадцать ноль-ноль возвращаться в наш с ним дом (бывший наш! бывший!), чего не было уже несколько лет кряду, посмотрел на меня так, как смотрят на жалкого котенка с перебитой лапкой:

— Ты хочешь, чтобы я ушел? Я думал, что лучше будет, если сначала… ну, то есть… короче говоря, я решил не рубить с размаху, а приучать… прости, дурацкое слово! — в общем, что тебе будет легче, если мы постепенно…

— Понятно. Рубишь хвост собаке по частям, да?!

Это было сказано мной даже резче, чем я хотела. Но и слава богу: жалостливое выражение мгновенно слетело с мужниного лица. Оно опять стало непроницаемым. Павел пожал плечами:

— Если ты хочешь, я уйду. Это все — он повел головой, что должно было обозначать квартиру и обстановку, — это все твое, разумеется.

— «Это все» меня как раз волнует меньше всего! Господи, да я бы сама от тебя ушла, если бы было куда!

Он снова пожал плечами — как я ненавидела этот его жест! — и, глядя в сторону, поднес к губам чашку с кофе.

А потом ушел. Насовсем.

* * *

Ценность каждого человека очевидна и несомненна, но не каждый человек это про себя знает и умеет предъявить даже самому себе.

Кажется, пришло время этому учиться.

В глубине души ты понимаешь: это все — уходящее и приходящее, это все — надо просто ПЕРЕЖИТЬ. Вопрос в том, как это пережить быстрее.

«Постарайся отключиться. Воспринимай все так, словно это происходит не с тобой, а кем-то другим. Как будто смотришь неинтересное кино про свою жизнь. Вынуждай себя быть не человеком с чувствами и эмоциями, а машиной, которую запрограммировали на определенную последовательность действий: встала, пошла, сделала, пришла, позвонила и так далее. Не говорить себе: „Ах, опять надо сделать то-то и то-то“, а приказывать: „Встань, вымой за собой тарелку и вытри стол. Пойди и позвони детям, разговаривай с ними так, как будто ничего не случилось. Подойди и задерни шторы“.»

Это — гомеопатическое средство. Подобно тому, как отравление лечится малыми дозами яда, так и тоску надо лечить еще большей рутиной.

Не посещай места, где вы были с «ним» вдвоем. Не бери трубку, если звонит кто-то из общих друзей (бывших общих! бывших!) — из лучших побуждений они станут тебя утешать, и боль вернется, стократ усиленная чужим сочувствием… Открой альбом со своими, только своими, очень давними фотографиями. Посмотри — вот здесь ты счастливо улыбаешься и здесь. А с этой компанией ты провела не один веселый вечер. Кстати, скоро у кого-то из них день рождения, надо поздравить…

Какая старая карточка! Тебе здесь всего восемнадцать («той», другой, тоже всего восемнадцать, но не думать, не думать об этом!). Посмотри какая фигура. Разве она так уж сильно изменилась? Конечно, кожа, конечно, шея и грудь, — все немного увяло, потеряло упругость, утратило перламутровое свечение юности, но формы, формы-то остались почти такими же! А теперь посмотри на себя в зеркало, да-да, в то самое большое, в полный рост зеркало. Посмотри на свое лицо, на это «зеркало души». Всего пять месяцев, как ты живешь одна, а как ты постарела!

Займись собой. Непременно займись собой. Завтра. Нет, сегодня. Сейчас. Посмотри — вон газета, вынутая тобой из почтового ящика и, как всегда, брошенная в кресло. Разверни ее.

«Хотите быть красивыми? Будьте с нами!»

С шершавой страницы бесплатного еженедельника прямо на меня смотрела и улыбалась Юная, Стройная, Красивая и Желанная, Скалила жемчужные зубки, играла круглыми яблоками грудей, гордо выставляла вперед точеный подбородок.

Если бы я только была Такая! Если бы я могла ТАК измениться!

« Если однажды Вы захотите что-нибудь изменить в своей внешности, — отвечала мне газетная реклама, — значит, Вы хотите изменить свою жизнь!»

Я хочу! Я очень хочу изменить жизнь!

«Когда-то у признанной одной из самых сексуальных женщин мира Деми Мур не было такого прелестного носика, лучистых глаз и шикарного тела. А ведь и представить себе невозможно, что она была дурнушкой! И давно не секрет, что восхитительная Мишель Пфайффер была вынуждена обратиться за помощью к хирургам вследствие несчастного случая, перенесенного в детстве, после ужасного падения с велосипеда. У Мишель были прооперированы губы, нос и подбородок. И вот уже многие годы весь мир не может оторвать взгляда от ее прекрасного лица.

Мерилин Монро, Мадонна, Дженнифер Лопес, Шер.

Звезды! Женщины успеха!»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: