– И тебя тоже, Вера! Какая ты…

– Что?

– Нет, ничего. Ты стала совсем женщина.

«Стала совсем женщина», – неприятно резанули по сердцу эти слова. Да, я стала такой… А за кого ты считал меня раньше? За девочку-куклу, которая внезапно перестала подчиняться движениям кукловода и которую просто стало лень чинить?

– Пойдем?

– Куда?

– А действительно, куда? – Он засмеялся и потер щеку. – Так странно все… Надо же, какие бывают в жизни встречи. Я тут шел, шел – просто вышел из машины и решил пройтись, знаешь, такая суетливая жизнь, все куда-то спешу, бегу, уж и забыл, когда я в последний раз дышал свежим воздухом, просто так, вот как сейчас… А сегодня партнеры перенесли встречу на час, мне позвонили, когда я уже ехал к ним, и я решил устроить себе большую перемену – просто погулять… И вдруг – ты. Ну что же мы, Вера? Тряхнем стариной, вспомним былые деньки? Завалимся куда-нибудь, как бывало? Здесь неподалеку есть очень уютный ресторанчик, я тебя приглашаю.

– У тебя же мало времени?

– Ну, целый час! За час мы с тобой можем многое друг другу рассказать. А потом, ведь сегодняшняя встреча – это только начало.

– Начало чего?

– А знаешь, раньше ты не задавала мне таких вопросов.

– Раньше я вообще не думала, что жизнь может состоять только из одних вопросов… Прости, может быть, целый час – это ужасно много, но я не могу сегодня потратить его на тебя. Я не одна.

– Ты замужем?

– Я замужем, но дело не в этом, – разговаривая с ним, я понемногу приходила в себя, и голос мой наконец-то обрел былую твердость. – Видишь ли, сегодняшний день принадлежит моему сыну. Я обещала ему, что мы проведем его вместе. Кстати, познакомься, – я потянула за руку Ванечку, который с самого начала этого разговора отчего-то спрятался за мою спину, – это мой сын. Ванечка. А этого дядю зовут дядя Сережа, Ваня. Познакомься с дядей, сынок… может быть, потом у вас обоих больше не будет такой возможности.

– Ух ты, какой прекомичный пузырь! – присобрав брючины, Сергей грузно опустился на корточки перед моим ребенком. – Как, ты говоришь, тебя зовут?

– Ванечка, – смело сказал мальчик.

– Ну что это такое – Ванечка… Ты же взрослый парень! Ваня, а не Ванечка тебя зовут, правильно? Иван! Как Иванушку-дурачка.

– Нет! Как Ивана-царевича! – наливаясь обидой, выкрикнул сын.

– Ух! Ну не сердись, карапузище, я же пошутил… Я вообще большой шутник, запомни. Сколько же тебе лет, Ванька-встанька?

Сын молчал, надувшись.

– Завтра ему исполнится пять, – сказала я, покрепче сжимая ладошку, снова вползнувшую в мою руку.

– Ну, совсем взрослый мужик! Пять лет! Пять… Постой-ка…

Он понял, наконец! По его лицу, во время разговора с мальчиком принявшему дурашливую маску взрослого, не умеющего разговаривать с маленькими детьми, прошло какое-то воспоминание. Не сводя с Ванечки враз посерьезневших глаз, Сергей медленно разогнулся, поднялся с колен. И вдруг, снова наклонившись к сыну, резко взял его двумя пальцами за подбородок:

– Ты говоришь – пять лет? Но ведь это значит, что…

Не договорив, он быстрым движением повернул головку сына влево – мальчик даже не успел испугаться – и провел пальцами по многоточию родинок между щекой и мочкой левого уха. Эти родинки, проставленные природой точно на том же месте, что и у Сергея, всегда казались мне злой шуткой невидимого мастера, ведь они напоминали мне о бросившем нас с Ванечкой человеке каждый день – все эти пять лет без перерыва! Затем Сергей взял липкую от мороженого Ванечкину мордочку в руки и пристально, с дотошностью музейного эксперта, начал рассматривать его… провел пальцем по бровкам, отвел со лба волосы…

– Этого не может быть, – потрясенно прошептал он, поднимаясь.

– Почему же? – спросила я холодно (разве он мог знать, чего мне стоила эта холодность!) – Не делай, пожалуйста, вид, что ты ничего не знал.

– Но я не знал!

– Не знал или не хотел знать? Если мне не изменяет память, мы расстались именно тогда, когда ты сказал, что ребенок тебе не нужен…

Я спохватилась: Ванечка слушал нас, раскрыв рот и совсем забыв о мороженом. Окончательно растаявшее, оно падало на песок тяжелыми каплями, оставляя на дорожке мутновато-мокрые следы.

– Вера. – Сергей, кажется, пришел в себя и – как это было на него похоже! – в первую очередь был озабочен тем, чтобы выправить ситуацию и снова стать хозяином положения. – Вера, нам нужно поговорить.

– Ты сейчас похож на плохого героя из глупейшего телесериала, – сказал я устало. – О чем нам говорить с тобой? Когда-то тема для разговора у нас была… когда-то давно. Но с тех пор прошло столько времени, что…

– Я сказал, нам надо поговорить!

Он не только перебил меня и почти парализовал мою волю своими глубоко знакомыми мне стальными интонациями – это был тот же самый голос, что когда-то давно, в прошлой жизни, приказывал мне пойти и убить моего Ванечку… Вот этого мальчика, что продолжает смотреть на Сергея его же темными глазами в рамке густых ресниц, совершенно не подозревая, что творится в душе у каждого из его родителей. Именно эта мысль и спасла меня – мысль о том, что я стою, говорю и готова подчиниться приказу несостоявшегося убийцы моего сына. Если бы не эта спасительная мысль, то очень могло бы случиться, что я действительно пошла бы, куда глаза глядят, за человеком, о котором столько думала и столько мечтала!

– Пойдем, Ванечка, – пробормотала я, сжав ладошку и действительно сделав движение уйти.

– Послушай, давай все-таки поговорим.

– Не сейчас.

– Нет, именно сейчас.

Внезапно я решилась.

– Ванечка, сынок, пройди поиграй вон туда, – указала я ему на заманчиво поросшую сочной зеленью лужайку, на которой с визгом резвилась детвора: до нас доносилось шлепанье мяча, шелест шин трехколесного велосипеда, мерное шарканье скакалки и возбужденные детские голоса. – Иди, сынок, я поговорю с дядей.

– А потом? Мы пойдем домой? К папе? – спросил ребенок, сосредоточенно и недоверчиво переводя глаза с меня на Сергея и обратно.

– Пойдем, сынок. И будем ждать папу – он обещал сегодня прийти пораньше.

Это я сказала для Сергея.

Все время оглядываясь и явно нехотя, Ванечка побрел на детскую площадку.

– Он совсем такой, какой я сам был в его годы! – пробормотал Сергей, словно завороженный. – Уф!.. Даже голова закружилась… Смешные все-таки штуки нам иногда подсовывает жизнь.

– Смешные?

– Вера… Давай останемся взрослыми, цивилизованными людьми и не будем язвить и обвинять друг друга… Конечно, я виноват перед тобой. Я даже не буду искать себе оправданий. Хочешь верь, хочешь нет – я действительно был уверен, что ты никогда не решишься на такое: родить ребенка! У меня даже сомнений не было, что в конце концов ты сделаешь так, как я сказал. Но ты, оказывается, поступила иначе. И я рад…

– Неужели?

– Да, рад! Отличный получился мальчишка! Сразу видно, что он мой сын.

Я задохнулась от этой наглости.

– Ты еще скажи, что он вырос таким благодаря тебе!

– Гены, милая моя! От природы и наследственности никуда не денешься! Ведь он же похож на меня, похож! Более того, мы с Ванечкой просто одно лицо. Надеюсь, ты не станешь отрицать очевидное?

Я вздрогнула от того, как легко, на одном дыхании, Сергей произнес имя сына «Ванечка», ведь с самого его рождения так, ласково-интимно называла его только я… и Юра… Мысль о муже заставила меня нервно оглянуться. Я еще ни в чем не была виновата перед ним, и наша встреча с Ванечкиным отцом была действительно случайной! Но все-таки я была виновата – пусть не с юридической, а чисто с человеческой точки зрения. Юра, на которого я, будь я нормальной женщиной, должна была бы молиться днем и ночью – он ничем не заслужил всего этого! И того, что я иду по дорожке парка с мужчиной, когда-то предавшим нас обоих – меня и Ванечку, и что я разговариваю с ним, и что он держит меня под руку и улыбается мне в глаза – так, что со стороны нас можно принять за вполне счастливую супружескую пару! Мой муж не заслужил и того, чтобы я предавала его – правда, пока только в мыслях, – но все-таки предавала… Все мое существо протестовало против этой несправедливости, и все-таки я шла, шла, шла бок о бок с Сергеем, чувствовала такое знакомое тепло его тела, еле уловимый запах одеколона – того самого, что и пять лет назад, – я шла, не в силах заставить себя повернуться и уйти, не оглядываясь…