Малчек стянул с ноги второй ботинок, опустился на ковер и, подтягиваясь вперед на локтях – в одной руке ботинок, в другой пистолет, – подполз к двери спальни с другой стороны. Разумеется, его уже ждали, как и повторения трюка. К сожалению, Малчек больше ничего не мог предпринять и, зная ход мыслей Эдисона, он бросил в сторону спальни второй ботинок. Как он и предполагал, из спальни снова выстрелили. На этот раз одна пуля прошла через дверь в холл, другая – повыше, а третья – пониже. Все три пули попали в противоположную стену. Малчек же и не собирался входить в комнату, ему нужна была лишь вспышка, чего он и добился.

Малчек ответил тремя выстрелами, нацеленными в центр вспышки, которая еще стояла у него перед глазами. Звериный вопль раздался в темноте, и в наступившей затем тишине послышался треск рвущейся материи. Малчек увидел, как тяжелые длинные шторы оторвались от карниза, сдернутые рукой падающего человека. Малчек видел, как под складками ткани темная фигура забилась в конвульсиях, затем проползла немного вперед, снова дернулась и, наконец замерла.

Упершись лбом в ковер, Малчек выжидал, стараясь дышать как можно тише. Единственные звуки, которые он слышал, доносились снаружи. «Может быть, они заглушают дыхание Эдисона, – думал Малчек. – Он мог просто разыграть спектакль. Вдруг он лежит там так же как и я здесь. Прислушиваясь».

Минуты тянулись, и Малчек знал, что в конце концов ему придется действовать согласно инстинкту или вопреки ему. Перекатившись к стене, он медленно поднялся. Глубоко вдохнув, Малчек, держа в вытянутых руках револьвер, и напряженно последовал за ним, готовый упасть на пол при первом же шорохе в спальне.

Но шороха не было.

Обогнув косяк и войдя в темную комнату, Малчек прислонился к косяку спиной и стал прислушиваться. Ни звука. Выключатель упирался Малчеку в спину, и он, поднятым вверх плечом нажал на него, все еще держа обеими руками револьвер, нацеленный на темную груду под бледнеющим прямоугольником окна.

Выключатель щелкнул, и, моргая от яркого света, Малчек увидел, что затянутая в кожу фигура лежит без движения, голова неестественно повернута, а рот расслабленно открыт под забралом шлема. В свете, льющемся с потолка, провал в центре пластика казался пустой глазницей циклопа. Кончено. Он наконец-то его достал.

Но долгожданный триумф почему-то не ощущался. Вместо него было лишь слегка тошнотное облегчение от того, что это не он лежит сейчас на полу, и пустая боль где-то под ложечкой, которая появлялась каждый раз, когда он убивал, независимо от обстоятельств.

Малчек обошел кровать и толкнул тело ногой. Без сомнения, мертв. Сдавленное шлемом, искаженное дымчатым пластиком забрала лицо было вялым и пустым, с полуоткрытыми глазами.

Направившись к двери, Малчек окликнул:

– Клер? Все в порядке. Можешь выходить. Клер!

Наклонив голову, он услышал, как она задвигалась, выбираясь из ванны. На улице не стихали шум и крики, достаточно громкие, чтобы заглушить выстрелы. Гроган, наверно, думает, что Малчек вытащил Клер из дома через заднюю дверь.

Послышался щелчок выключателя света в ванной, и Клер открыла дверь. Ему следовало бы на нее за это рассердиться: с таким же успехом на его месте мог оказаться Эдисон, зовущий ее по имени.

– Все в порядке, – сказал Малчек тихо, – он мертв. Остатки адреналина еще пульсировали в венах Малчека, и он чувствовал, как возбуждение охватывает его тело. Он непроизвольно обратил внимание на очертания фигуры Клер под тонким хлопком старомодной ночной сорочки. Он ощущал, как откликнулось его тело на бессознательно сделанное ему приглашение. Малчек раздраженно подумал о причинах, так часто совершающихся на войне изнасилований, поскольку в этот момент малейший повод мог бы сорвать его с места, бросить через холл заставить подмять Клер под себя и овладеть ею. Малейший повод. Малчек стыдился этого импульса, но тот не проходил. «Боже, – подумал он, – убирайся ты из этого света, женщина. Пожалуйста!»

Клер была готова в любой момент снова скрыться в ванной, напуганная, уязвимая, но предательский свет обрисовывал ее позу – ноги расставлены, грудь вздымалась, и к тому же она падала от частого, панического дыхания.

– Все кончено, – сказал он, сам слегка задыхаясь.

Клер медленно прошла по коридору, и Малчек вспомнил, что снотворные таблетки все еще держат ее в своем коконе и для нее все движется одновременно и быстро и медленно.

Он сделал шаг навстречу, но остановил себя, позволяя ей подойти самой, глядя в его лицо без дрожи. Свет из ванной все еще делал видимым ее тело, но с исчезающей ясностью. Медленно, с каждым шагом, круглый изгиб ее бедер, длинные ноги, тонкость стана и выпуклость груди терялись в складках мягкой белой материи. Он сжал кулаки.

– Ты убил его? – спросила она тоненьким, недоверчивым голоском.

На одном ее плече проступало влажное пятно, а блестящие волосы были мокрыми с одной стороны. На нее капала из крана вода, когда она лежала в темноте на твердом холодном кафеле, прислушиваясь к выстрелам, скованная ужасом. В голове у нее неотвязно крутилась мысль о том, что ванна очень похожа формой на гроб.

Когда она подошла совсем близко, Малчек резко взял ее за локти и втолкнул с неуместной силой в комнату с телом ее преследователя. Оно лежало грузно и неподвижно, багровое пятно расплывалось по ковру. Мэру это тоже вряд ли придется по душе.

Малчек взглянул на Клер и был поражен, увидев выражение недоумения на ее лице.

Но она качала головой с безумной, пугающей настойчивостью, беззвучно споря с ним.

Малчек нагнулся к телу и стянул шлем, внезапно охваченный ужасающим подозрением. Густые, кудрявые светлые волосы упали из-под ободка пластика, освобожденное от застежки и каски лицо стало более широким и полным.

– Это не человек из парка, – тихо сказала Клер, не отрывая взгляда от маски смерти у ее ног. – Это не тот мужчина, которого я видела.

Но Малчек уже знал это прежде, чем она заговорила. Он узнал это лицо, знал его из давних дел несовершеннолетних и совсем недавних арестов.

Все оказалось хуже, чем он предполагал.

Эдисон передоверил свой собственный контракт.

Кабинет комиссара полиции куда Малчек вошел впервые, произвел на него сильное впечатление. Не отличной деревянной отделкой, не тяжелыми шелковыми шторами, не глубокими мягкими кожаными креслами горчичного цвета и не явно часто используемыми книгами по юстиции, но человеком в нем. Контрастом.

Он знал репутацию Клайда Реддесдэйла, как и любой коп в городе. Раз в жизни кому-то все-таки хватило ума назначить идеального человека на эту должность. Имея приличное состояние, Реддесдэйл тем не менее прослужил в полиции восемнадцать лет, придя на службу сразу после окончания юридической школы. Человек необыкновенных способностей, он мог выбирать из доброй дюжины предложений, сделанных ему солидными адвокатскими фирмами, политиками, ФБР – что только душа пожелает.

Но он хотел стать обычным уличным полицейским. Зарабатывать своим горбом повышение по службе, продвигаясь к должности, которую он теперь занимал, и делать то, что он считал необходимым. За два года пребывания в комиссарском офисе одних он заставил зашевелиться, других поставил на уши. У Реддесдэйла имелись собственные представления о том, как должна работать полиция. Хотя за годы работы он и научился пересматривать свои методы, основные же идеи остались неизменными.

Одна из них провозглашала книжку устава незаменимой. Ею можно открывать двери. В ней можно писать. Ею можно разбить окно, чтобы выпустить дым или газ. И если действительно угодил в трудную ситуацию, последние страницы могут заменить туалетную бумагу.

А в других случаях она просто была рядом, пока ты пытался по-человечески справиться с работой полицейского. Слишком часто Реддесдэйл убеждался, что выбирать приходилось между тем, как следует поступать, и тем, как сработает. Неизменно он выбирал последнее и волновался о критике позже. Малчек был с ним согласен. В большом городе с самыми разнообразными этническими и религиозными группами, с деньгами, политикой и социальной напряженностью, где туристы, террористы и мафиози бок о бок сидели в лучших ресторанах рядом с простыми гражданами, единственной надеждой оставалось умение лавировать.