«Реддесдэйлу, наверно, пришлось встать на целых два устава, чтобы пройти ограничение по росту», – решил Малчек. А если не так, то годы вогнали его на несколько дюймов в землю, потому что он казался карликом, сидя за своим массивным столом. Он смотрел на Малчека и остальных мужчин и выслушивал их проблемы, свернувшись в кресле как ребенок.

То, что на часах было два часа утра и его и капитана Халливелла вытащили из постелей ради этой конференции, казалось, совсем его не волновало. Ему было интересно.

– Значит, ты предлагаешь нам поставить все на карту? Так что ли?

– Более или менее.

– Халливелл? – бледно-голубые глаза вперились в широкое лицо капитана, пока тот обдумывал.

– Придется увязывать слишком много свободных концов, – наконец-то неохотно выдавил Халливелл.

– Но нам это по силам?

Халливел посмотрел на Малчека, взглянул мимо того на Гонсалеса, расположившегося в соседнем кресле. Пауза затянулась, никто не двигался.

– Можно попробовать, – сказал он, его тон выдавал уверенность в быстрой неудаче. – Но придется как следует надавить сверху, чтобы это провернуть без шума.

– Как раз поэтому, вероятно, лейтенант Малчек попросил о встрече со мной посреди ночи?

Малчек кивнул. Это было смелой и рискованной идеей. Часто повторяемое утверждение комиссара, что любой коп мог прийти к нему в любое время дня и ночи могло оказаться лишь красивой фразой.

Реддесдэйл пристально смотрел на Малчека – его взгляд пробирал до костей, – определяя его давление пульс, пищеварение и какие ему нравятся женщины. По крайней мере, так казалось Малчеку.

– Объясни мне еще раз.

Малчек вдохнул, выдохнул, уперся носком ботинка в ковер:

– Эдисон работает на своей репутации. До того как у нас появилось описание, данное мисс Рэнделл, у него не было лица. Все свои задания он получает через связного, Морри Воллака, и, по-видимому, общается с ним только по телефону, так как, по слухам, Морри его тоже ни разу не видел. Мы знаем, что он белый и высокий; одни говорят – привлекательный, другие – нет.

– Мисс Рэнделл говорит «да»?

– Что он привлекательный? Да.

– Почему бы ему тогда не сделать пластическую операцию? Она видела его всего лишь раз, хотя и запомнила хорошо. Ему достаточно сменить лицо.

– Я думаю, он не может.

– Почему нет?

– За годы обозначилась определенная схема в его работе. Проходят два или три месяца – затем серия убийств. Потом опять пауза. Еще убийства, и так далее. По какой-то причине он придерживается расписания. Я думаю, у него есть другая жизнь, в которой его лицо хорошо известно. Из которой он может исчезнуть только в определенное время. Может быть, даже семья. Он не может изменить себя.

– Он мог бы инсценировать автокатастрофу.

– Несомненно. Но он считает, что легче, быстрее и гораздо менее утомительно просто убрать мисс Рэнделл. Я также считаю, что он тщеславный человек. И для инсценировки аварии требуется время.

– Почему «тщеславный»?

– Конечно, он мастер на прикрытия, но известность он любит. Ему нравится, чтобы мы знали, что именно он сработал, поэтому он оставляет на месте преступления характерные следы, своего рода товарные знаки. В целях рекламы, я полагаю. Полезно, если работа успешна. Иногда он прогорает, но не часто. Как, например, сигары взорвались не во рту сенатора Сантоса, а снесли голову его ассистенту, поскольку тот отвечал за влагоподдерживающую установку для сигар сенатора.

– Так это дело рук Эдисона?

– Я считаю, да.

Он повторил то, что однажды уже говорил Гонсалесу.

– Вот почему они забегали в ФБР насчет этой Рэнделл! Знаешь, они хотят забрать ее себе.

Малчек напрягся.

– Это нашедело, а не их.

– Пока да, – ровно проговорил Реддесдэйл.

В лице и голосе Малчека начала проявляться резкость.

– Нам все еще приходится у них спрашивать? Они не имеют права указывать нам, что делать, пока все касается только нашего штата, так ведь?

Реддесдэйл неожиданно улыбнулся, вмиг молодея лет на десять. Коротко стриженые седые волосы на его голове сидели вроде шапочки, загорелая кожа лица осветилась сиянием ровных белых зубов.

– Похоже, у них есть навязчивая идея, что деятельность Эдисона может быть расценена как федеральное преступление.

Реддесдэйл встал, подошел к кофеварке и занялся разливанием дымящегося кофе по чашкам. Он не потерял еще извечный полицейский вкус к постоянному кофе, но добавил во все чашки щедрые порции жидкости из бутылки с наклейкой, которая заставила Малчека слегка поднять брови.

– Они это серьезно? – спросил Халливелл маленького комиссара, когда тот вернулся к своему большому, прибранному столу. Стол был тщательно отполирован, за исключением пятна в виде нескольких пересекающихся белых колец, которое виднелось рядом с правым локтем комиссара. Он, не глядя, поставил на них кружку.

– Они всегда серьезно, Том. На первой же неделе работы в Бюро им делают пластическую операцию. Отсекают мускулы для улыбки. Поэтому-то я туда и не пошел – не хотел расстаться со своей очаровательной ухмылкой, – Реддесдэйл продемонстрировал ее.

Малчек решил, что он был прав. Действительно, не стоило с ней расставаться.

Реддесдэйл посерьезнел и обратился к Малчеку:

– Так ты, значит, считаешь, что можешь выманить Эдисона, ударив по его репутации и тщеславию?

– Да, сэр, – Малчек отхлебнул кофе из чашки. – По моему мнению, Эдисон полон самомнения. Это уязвит его, если станет известно, что он сработал неряшливо. Даже если ему удастся быстро опровергнуть слухи, это будет означать, что о нем говориликак о сделавшем работу неряшливо. Появятся сомнения. Ему это не понравится.

– И тогда он кинется за Рэнделл? А ты уверен, что он кинется?

– Я уверен.

– Тогда он не просто захочет ее убрать, но сделать это впечатляюще, с размахом. Чтобы заставить нас выглядеть последними ослами, так?

– Скорее всего.

Реддесдэйл крутанулся в кресле, сделав полный оборот, как мальчишка на карусели. Его лицо показалось и исчезло во втором круге. Никто из присутствующих не улыбнулся, хотя Реддесдэйл явно наслаждался ездой. Он резко остановил кресло.

– Скажи мне, что Майк на это годится! – прикрикнул он на Халливелла.

Капитан слегка побледнел, не желая брать на себя ответственность.

– Он может, – наконец произнес он.

– Я тебя не спрашиваю, может ли он. Я знаю, что он может. Я бы не стал вылезать из теплой постели, если бы не знал этого о нем. Я спрашиваю тебя, сможет ли он?

Халливелл нервно облизнул губы.

– Он сможет, – раздался лаконичный голос Гонсалеса с другой стороны, первый раз за весь разговор.

Взгляд Реддесдэйла моментально уперся в него.

– Ты его друг, – это прозвучало как обвинение.

Гонсалес не поддался:

– Я пойду вместе с ним куда угодно, – сказал он тихо, – а свою пушку оставлю на столе.

Это было потрясающее заявление.

Комиссар безоговорочно поверил в него до последнего слова, так как знал, что Гонсалес никогда не видел засекреченное личное дело Малчека. А он видел. Не афишируя в департаменте, Реддесдэйл, в специальной комнате, которую оборудовал в подвале через неделю после вступления в должность, хранил копии полныхличных дел всех, кто имел звание выше сержанта, в специальной комнате, которую оборудовал в подвале через неделю после вступления в должность.

Малчек не знал, что и думать о словах Гонсалеса, сказанных негромким голосом. Он решил поразмышлять над ними позже.

– Ты понимаешь, что придется добиться от нее согласия в письменном виде? Она не обязана подставлять свою шею под удар подобным образом, – задумчиво проговорил Реддесдэйл.

Малчек вздохнул:

– У нее нет выбора. Мы можем держать ее под защитой, но как долго? Недели? Месяцы? Или мы отпускаем ее и надеемся, что все население Сан-Франциско будет держаться от нее подальше. Или даем ей ружье и уповаем, что ей хватит времени выстрелить.

– В то время как ты предлагаешь комбинацию всех трех на блюдечке с голубой каемочкой, так? – усмехнулся Реддесдэйл.