Глаза Сибиллы сузились.

– Я ничего не смыслю в кабельном телевидении.

– На этот счет не беспокойся, главное, что я смыслю, – бросив свирепый взгляд на официанта, который подошел к столику, чтобы наполнить бокалы вином, Эндербай пробурчал:

– Долго же вас приходится ждать!

Снова повернувшись к Сибилле, он продолжал свою мысль:

– Я научу тебя делать все необходимое.

Охваченная паникой, она отрицательно покачала головой. Медленная музыка уступила место более тяжелым ритмам, громкие звуки чуть не оглушили Сибиллу. У нее голова шла кругом при виде скучающих и прыгающих, подобно сумасшедшим марионеткам, танцующих. «Произошло что-то серьезное. Я не буду молчать».

– Какого черта ты опять что-то задумал?

– Ты можешь говорить потише? Тебе, наверное, очень хочется, чтобы о нашем скандале сообщили во всех утренних газетах. Я отвечу на твой вопрос завтра, в своем офисе, который считаю весьма подходящим местом для нашей беседы.

– Никаких завтра! Только сейчас! Это касается моей новой передачи, не так ли? Ты что-то сделал с ней, – она снова не дождалась ответа и сбавила тон. – Квентин, ты же не снял меня с роли ведущего в моей новой передаче?

– Этот вопрос уже решен, – надув щеки, ответил он.

– Решен? – передразнивая его, выпалила Сибилла. – Кто же это его решил?

– Все было предрешено, – ответил он и, резко оттолкнув стул, встал. – Ты знаешь, какой рейтинг у передачи. Он настолько низкий, что можно считать, что его практически нет. Но мы поговорим об этом завтра на собрании. Никто не старается убрать тебя, Сиб. И тебе это хорошо известно.

– Многим бы этого хотелось.

Пожав плечами, он ответил:

– Ты сама заварила эту кашу. Помнишь, как однажды ты посетовала на то, что твоя фамилия не фигурирует в списке популярных людей. Ты очень хотела попасть в этот список и добилась своего. Теперь тебя знают многие. Ты нас вывела вперед с «Обзором событий в мире» и другими подготовленными тобой передачами. Благодаря тебе так сильно возросла популярность нашей телестанции. Всем в городе известно, что этим мы обязаны только тебе. Ты хочешь потанцевать?

– Нет.

– Ну ладно, как хочешь… – он бросил взгляд на танцующие пары и начал отбивать каблуком в ритм танцу. – Ну тогда пойдем вместе. Дурхэмсы ждут нас. Будь с ними умницей, ладно?

Сибилла посмотрела на Эндербая и, стиснув зубы, едва удержалась, чтобы не закричать на него. «Когда-нибудь он умрет. Может быть, даже завтра. И тогда я завладею всем», – подумала ока и ответила:

– Конечно. С ними довольно легко общаться. Дай мне только знать, когда мне их выпроводить, и я об этом позабочусь сама.

– Вот и умница, – сказал он низким довольным голосом.

Она встала со стула, и они поспешили из зала, а по дороге, как бы между прочим, Эндербай ущипнул Сибиллу и загоготал.

Этим летом новый ведущий передачи «Финансовое обозрение» готовился к своей осенней премьере. Звали его Уолт Годдарт. Он вел передачи последних известий в Сент-Луисе, Финиксе и Сиетле. Широкоплечий, с умными глазами на красивом и строгом лице, Уолт Годдарт завоевал симпатии и доверие телезрителей, как мужчин, так и женщин.

Сибилла с ним почти не разговаривала. Перепоручив его своему ассистенту и взяв отпуск, она сняла на два месяца домик в Хэмптонзе.

– Будешь ты меня провожать или нет, – сказала она Эндербаю, – но я все равно уеду.

– Мы поедем в Мэйн, – заявил он, – так же, как ездили раньше.

– Я оставила свой адрес и номер телефона на твоем столе. Если тебе захочется ко мне приехать, можешь меня заранее не оповещать, твоя постель будет стоять всегда готовой. А я хочу побыть одна. Надеюсь, ты прекрасно проведешь летний сезон.

Не обращая внимания на его рычание, Сибилла, разъяренная и раздосадованная, с тяжелым сердцем, уехала в Лонг-Айлэнд. Ведь она старалась изо всех сил и хотела сниматься на телевидении больше всего на свете. Каждый раз, поворачиваясь лицом к камере и чувствуя нервный спазм в области живота, она, несмотря ни на что, испытывала приятное возбуждение, экстаз, потому что знала, что на нее смотрят тысячи людских глаз. И в течение этих тридцати эфирных минут она не хотела ничего другого.

«Но они лишили меня этой радости, фактически вышвырнули вон. Пусть будут прокляты все, кто способствовал тому, чтобы меня отстранили от работы ведущей!» Никто не встал на ее защиту. Никто даже не поднял вопрос о том, что ей неплохо бы еще полгодика поучиться, как вести себя перед камерой. Никто не встал на ее сторону.

Движение стало менее интенсивным, и она прибавила скорость. Чем дальше она отъезжала, тем красивее становился расстилавшийся вокруг ландшафт. Время от времени ее взору открывалась залитая солнцем водяная гладь, которую бороздили следовавшие за лодками лыжники; то там, то здесь мелькали полоски пляжа.

Никто на телестанции не встал на ее сторону. Она работала с ними уже больше двух лет, но ни один из них не попытался ее защитить. Она не имела в виду дружеское участие, на это ей всегда было наплевать. Речь шла о профессиональном уважении и выручке, когда репутация одного из членов их большого коллектива находилась под угрозой. Здесь они всегда защищали друг друга, но только не ее. Все они настроены против нее, враждебные и завистливые, они не хотели ее успеха.

Добравшись до Амагансетта, она поехала совсем медленно, оглядываясь по сторонам в поисках нужного ей адреса.

Они выкинули ее из передачи, ничего ей не оставив, кроме работы продюсера и мужа, танцевавшего так, как будто он намеревался прожить еще семьдесят восемь лет. «Но мне этого мало. Мне нужно больше, намного больше. Я что-нибудь придумаю, именно за этим я приехала сюда. Здесь, наедине сама с собой, я решу, что мне следует предпринять дальше».

Расположенный на возвышенности, с видом на океан, домик был заранее подготовлен к ее приезду прислугой, которая покинула это место до прибытия Сибиллы. Каждое лето местечко Хэмптонз становилось центром светской жизни, и, оказавшись здесь, Сибилла с головой окунулась в эту жизнь. Ежедневно она посещала ланчи и по три-четыре раза в неделю вечеринки, на которые ее приглашали знакомые как жену Квентина и как ведущую телевизионной передачи, понятия не имея о том, что Сибиллу уже отстранили от этой работы. Никто не нарушал ее уединения, когда она хотела остаться одна. Она продолжала заниматься уроками верховой езды и совершенствоваться в стрельбе по тарелкам.

– Моя заветная мечта – научиться охотиться, – говорила она своему инструктору. – Я хочу приступить к этому осенью.

– Вы хотите научиться охотиться на какого-то определенного зверя? – засмеялся он.

– Я пока еще не решила.

– Ну, это шутка. Понимаете, шутка. Вы, наверное, мечтаете поохотиться на лис где-нибудь в графстве Датчес?

– Конечно, – ответила она, направляясь в сторону мишеней для стрельбы, которые выпускались, как ракеты, прокладывая дугообразную траекторию.

Она редко промахивалась.

К началу сентября она снова появилась на станции и занялась подготовкой нового выпуска «Обзора событий в мире» и двух других программ.

– Моя хладнокровная коллега нашла в себе силы побороть свою раздражительность, – говорил Эндербай, довольный тем, что спокойно пережил ее агрессивность, не досаждая ей своими визитами и предоставив ей возможность быть одной в течение целого лета.

Было очевидно, что ничего не изменилось. Сибилла, как всегда, надменно, но достаточно квалифицированно и с большим умением выполняла свою работу, по-прежнему не заводила каких-то близких знакомств и оставалась одним из лучших продюсеров в Нью-Йорке.

Но она так и не приступила больше к созданию нового выпуска «Финансового обозрения».

В октябре Эндербай купил у Дурхэмса станцию кабельного телевидения, и Сибилла отправилась вместе со своим мужем в Вашингтон для заключительного подписания необходимых документов. Впервые за все время, не считая отпуска в Хэмптонзе, она покинула Нью-Йорк. Все происходящие на телевидении события не могли долго оставаться тайной за семью печатями. Ходили слухи, что проблема заключалась именно в ней самой, а не в передаче, и что ее отстранили от работы ведущей из-за ее крайне низкого рейтинга. Каждый спрашивал ее об этом либо с удивлением, либо с напускным участием, и ей уже совершенно не хотелось появляться в обществе. Светская жизнь для нее была временно окончена.