— Лишь слегка, дорогой, — признался Шон. — Ты начал что-то такое плести, прямо как в ужасных статьях «Дневная женская одежда».

— Кстати, тебе было бы полезно почитать их. А то ты совсем дремучий. — Оги заморгал с напускной суровостью. — Больше всего они любят такую легальную деятельность, как вымогательство займов, если это можно назвать легальной деятельностью. А меньше всего любят стабильный средний доход. Для них существует лишь высокодоходное дело, все остальное — проигрыш.

— Им нравится проигрывать? — спросил Шон, чувствуя, как напряглись мышцы на его шее.

— Они любят проигрыши. На этом специализируется Тони Фиш. Он собирает компанию, ну, скажем, под открытие маленького кафе. Или под одну гостиницу английского типа, или ресторан французского типа, или что-нибудь еще в таком же роде. Он открывает дело с легальными накладными расходами и капитальными вложениями на тысячи долларов, рентой, оборудованием, жалованьем, ну и все такое. А потом делает так, что предприятие разоряется.

— Ого! — ахнул Шон. — Ты хочешь сказать, что то же самое происходит с «Мод Моудс»?

— Вот ты и сообразил, малыш. Когда «Мод Моудс» разорится, Тони Фиш понесет легальных потерь около двух тысяч долларов. Он возместит эти потери через полдюжину других, не столь легальных операций, которые он пропустит через «Мод Моудс». Весь доход от других операций пойдет на уплату налогов государству, исключая такие потери легального бизнеса, как «Мод Моудс».

— Иными словами, — заключил Шон, — я — это сплошной убыток для компании наркоманов, которых я даже никогда не видел. — Его шея напряглась, буквально одеревенела.

— Наркоманов?

Шон сделал неопределенный жест.

— Забудь.

Он уставился на свой бокал.

— На что ты обижаешься, малыш? — спросил Оги. — С тобой еще не кончено. У тебя же все есть, любимый, — деньги, фотографии, твое имя, статьи; женщины и мужчины падают на колени всякий раз, когда ты со свистом проносишься мимо. Чего еще ты хочешь, малыш? Ежегодной ренты? Пенсии? Ты самый неблагодарный сукин сын, какого я когда-либо видел, это факт.

Шон вымученно улыбнулся Оги.

— Если подходить с этой точки зрения, то я — битая карта, любимый. А что дальше меня ждет?

— У тебя есть в запасе еще шесть месяцев, прежде чем Тони Фиш затянет петлю на «Мод Моудс». К тому времени мы вдвоем, может, что-нибудь придумаем.

— Например?

Оги притворился, что на минутку задумался. Но когда он заговорил, для Шона было совершенно очевидно, что эта идея родилась не сию минуту.

— У тебя есть имя, малыш, — сказал Оги, — а у меня есть связи. Я думаю, нам просто следует под именем Шона О’Малли организовать совсем другую компанию. Та же реклама, та же верхняя одежда. Но только мы расширим границы. О’Малли пусть продолжает заниматься своими дешевыми образцами, а мы начнем моду дель Годео: вечернее платье, спортивные товары. Понимаешь?

Теперь они говорили очень тихо. Их головы соприкасались, когда они обсуждали детали цен, распространения, посредничества. Оги достал из внутреннего кармана потрепанный конверт и начал что-то царапать на нем. Шону полегчало. Мышцы шеи и рук были все еще напряжены, но они уже не болели от этого напряжения.

Как хорошо иметь такого друга, как Оги, думал он, лишь краем уха улавливая те детали, о которых тот вещал ему. Кроме Типпи, Оги был его единственным другом в этом огромном, лживом городе. Оги готов для него на все, точно так же, как он сам — для Типпи. Интересно, подумал Шон, для кого Типпи готова пойти на что угодно?

Спустя некоторое время Оги почувствовал, что, хотя Шон и не потерял полностью интереса к разговору, он отвлекся от обсуждения деталей. Оги замолчал и отложил конверт в сторону. Он подозвал светловолосого официанта и заказал еще две порции вина.

— Я думал, что ты никогда не закончишь, старик, — признался Шон.

— Финансовые детали нагоняют на тебя скуку, малыш? — спросил Оги.

— Ужасную.

— А вот я никогда не скучаю, когда речь идет о деньгах.

— Я поймал себя на том, что думал о дорогом, любимом мистере Фискетти, — сказал Шон. — Вот уж кому не наскучили деньги. — Он одним глотком допил вино. — Он небось баснословно богат.

— Во всяком случае, богат, это уж точно.

— Богат? Его сын, Бен, вот тот просто богат. Я думал, что отец — настоящий Крез.

Оги нахмурился.

— Начинаешь свою болтовню. — Принесли напитки. Он молчал, пока официант не отошел от стола. — Твой приятель, Тони Фиш, лишь мелкая рыбешка, любимый. Вот тесть Бена, это крупная рыба. Винни Большая Рыба, Винни Биг, — Оги хихикнул.

— Знаешь, я просто не понимаю, о чем ты, любимый. Мне ясно лишь одно: каждый, у кого есть такие деньги, как у мистера Фискетти, высоко летает.

— Тони Фиш лишь на две ступеньки выше рядового, — заметил Оги.

— Кого?

— Солдата, того, который в самом низу.

— А этот Винни, как его там, он наверху? — спросил Шон.

Оги покачал головой.

— Ты что, совсем не читаешь газет, малыш? Кроме, конечно, странички «Только для женщин»?

— Это нагоняет тоску.

— Да, Винни Биг наверху, но и он не на самой вершине. — Оги отхлебнул из своего бокала. — Над ним тоже кто-то есть, кто-то над всеми нами.

— Таинственная личность?

Кислая улыбка искривила губы Оги.

— Далеко-далеко, в чаще лесов на Гаити, живут старики. Они умеют творить чудеса. Они насылают проклятия на людей. Превращают людей в зомби. О, это очень плохие негры. — Он опять хихикнул, но на этот раз тише. — Так вот, этот самый хозяин Винни, он тоже живет далеко в лесах. Он тоже умеет творить чудеса, будь уверен.

— Большой босс, да?

Оги сильно выпучил глаза и усилил свой ужасный акцент.

— Господи, да он просто Великий Волшебник.

— Ах, перестань, дорогуша.

Оги спокойно сложил руки и вернулся к своему обычному голосу Огосто дель Годео.

— Не бойся, Оги рядом.

Он похлопал Шона по руке.

Шон протянул руку и ответил Оги быстрым пожатием. На людях ничего больше они себе не позволяли.

Глава семнадцатая

Весь вечер Палмер предавался воспоминаниям о различных событиях семейной жизни. Это правда, что я люблю их, понял он, наблюдая за детьми в их общей комнате на третьем этаже. Это должно быть правдой, иначе все остальное не имеет никакого смысла. Его постоянно терзала эта мысль.

Он должен любить их, повторял он самому себе, иначе все остальное не имеет смысла. Но это было не совсем так.

Палмер посмотрел на Джерри, которая листала шесть последних номеров журнала «Панч», она взяла их в публичной библиотеке на Пятьдесят третьей улице. Он наблюдал, как ее глаза летают по страницам, задерживаются на картинках, скользят дальше. Она могла читать по девятьсот слов в минуту без всякой специальной подготовки, и Палмер упрямо отказывался подвергать ее тестированию, потому что боялся, что результаты будут слишком высокими. Он считал, что то, что желательно для мальчика, девочке не следует уметь.

И тут Палмер понял, что заблуждался относительно своей любви к детям. Это было очевидно. Он не любил своих детей одинаково, это было далеко не так. Он с трудом выносил Вуди, его флегматичное самодовольство. Он чувствовал, что Том был слишком ласковым, чтобы быть искренним, он постоянно был недоволен другими. Но Джерри, с ее остроумием и находчивостью, ее фантастической наблюдательностью, язвительным умом, определенно была его любимицей. Джерри становилась именно такой девушкой, на которой Палмеру надо было бы жениться.

Он нахмурился при мысли о фрейдистском подтексте его чувств и переключился на Вуди, который забился в угол. Его губы шевелились: он выполнял задание, которое должен был закончить еще месяц назад. В июне, если Господь Бог поможет, он, может, закончит среднюю школу. Скорее всего, если верить его репетитору, диплом он получит позже, если пройдет летний курс обучения… благополучно.

Палмер был в ужасе от того, что его сын в свои восемнадцать лет все еще в средней школе. Сам он закончил школу в Уиннетке в шестнадцать, и ему казалось, что и всем его одноклассникам было по шестнадцать. Впрочем, он знал, что сейчас часто заканчивают школу в восемнадцать. Но это все равно было для него дико, особенно после того, как он убедился, что Вуди и Джерри учили в средней школе тому, чему его учили еще в начальной.