— Задержатся в Каане, я тоже решила остаться и немного отдохнуть.

— У господина Ралия с собой искусный лекарь, — с сочувствием проговорил собеседник. — Быть может, прислать его к вам, госпожа Юлиса?

— Не нужно беспокоиться, господин Тулин, — заверила девушка наёмника. — Я нуждаюсь только в покое.

— Как пожелаете, — пожал затянутыми в кожу плечами мужчина. — Тогда прощайте, и пусть Пелкс пошлёт вам выздоровление!

— Прощайте, господин Тулин, — отозвалась путешественница. — Надеюсь, что небожители и вас не оставят своими милостями.

Развернув коня, всадник погнал его к повозкам каравана.

— Тун Ралий — богатый и влиятельный человек, госпожа Юлиса, — тихо пробормотал Гу Менсин. — Говорят, у него есть знатные друзья в Империи.

— Даже если это так, господин Гу Менсин, — девушка пристально взглянула на толстяка. — Я действительно неважно себя чувствую.

Неопределённо хмыкнув, собеседник обернулся к артистам, и махнув рукой, направился в деревню, важно выпятив брюхо. За ним, прихватив корзины, поспешили Ун Керат и Анний Мар.

А к хозяйке робко приблизилась Риата.

— Вы из-за меня не поехали с ними, госпожа? — пролепетала она, опустив глаза.

— Не только, — покачала головой Ника. — Не хочу иметь дел с работорговцами.

Она хотела добавить, что Глар Сасс тоже не внушает ей доверия, но замерла, знаком велев рабыне помолчать.

Актёры, неспешно шагавшие к деревне, вдруг бросились бежать, криками и взмахами рук стараясь привлечь внимание пассажиров выехавшей из ворот повозки, в которых девушка с удивлением узнала старейшину и его сына. Видимо, повинуясь приказу отца, тот натянул поводья, остановив торопливо трусившего ослика.

Между Хромым Хемоном и артистами завязался оживлённый разговор, сопровождавшийся энергичными жестами и тряской бород. Внезапно Гу Менсин, как-то резко успокоившись, поклонился, а тележка покатила догонять удалявшийся купеческий караван.

"Странно, — хмыкнула про себя путешественница. — У людей свадьба на носу, а они куда-то покатили ни свет, ни заря?"

Глава урбы вернулся примерно через час. Пока Ун Керат и Анний Мар выкладывали из корзин сушёную рыбу, лук, чеснок, капусту и прочие продукты, Гу Менсин щедро потчевал артистов новостями.

Хромой Хемон с Мапатом отправились в Меведу за невестой и её родителями, пообещав вернуться завтра к вечеру. Подтвердив все вчерашние договорённости, каанский старейшина категорически отказался платить деньгами, пообещав щедро кормить артистов и снабдить их едой в дорогу.

Не всем пришёлся по душе подобный гонорар. Корин Палл заявил, что деревенские получили от купцов и наёмников кучу серебра, а для служителей Нолипа, небесного покровителя театров, даже меди пожалели. Распаляясь все больше и больше, артист кричал, что лишь невольники работают только за еду. На что Гу Менсин резонно возражал, что полученные здесь продукты помогут им сэкономить деньги в Меведе.

Слушая их страстный диалог, Ника отчаянно зевала. Едва не вывернув в очередной раз челюсть, она громко осведомилась:

— Мы так и будем здесь стоять или переедем в деревню?

— Хромой Хемон сказал, что вечером за нами придут и разведут по домам, — поспешно сообщил толстяк, весьма довольный тем, что может отвлечься от перебранки. — Там мы будем ночевать, но питаться из своего котла.

Понимающе кивнув, девушка вспомнила убогую обстановку жилища старейшины и решила спать в фургоне, а вот Риата пусть воспользуется гостеприимством добрых жителей Кааны.

Всё ещё не угомонившись, Корин Палл хотел ещё что-то сказать, но Гу Менсин его опередил:

— Превий, найди свиток со "Змеёй и кувшином". Мы недавно её представляли, но все-таки надо повторить слова. Нам нельзя опозориться даже перед жителями этой деревни.

С трудом дождавшись обеда, Ника проглотила пару ложек каши и завалилась спать. Ближе к вечеру из деревни явился представительный мужчина, назвавшийся Ламотом, младшим братом Хромого Хемона.

Фургон артистов поставили во дворике старейшины. Посовещавшись, они решили, что в нём будут спать женщины и дети. Мужчины разбрелись по домам, прихватив скудные постельные принадлежности.

Племянник Хромого Хемона отвёл повозку путешественницы на другой конец деревни почти к самому берегу моря и велел остановиться у небольшого домика с прогнувшейся, словно седло, крышей, поросшей зелёным лишайником.

Видимо, услышав скрип колёс, из покосившихся дверей выскочила сухопарая женщина в застиранном хитоне, с обвязанной тряпьём поясницей.

Даже не дав провожатому возразить, она тут же закричала:

— Куда мне этих бродяг девать! У меня детей двое, коза с козлёнком! Мужа Нутпен прибрал, так теперь Хромой Хемон покоя не даёт! Пусть твой отец их к себе забирает!

— Мы много места не займём, — попыталась немного успокоить разъярённую хозяйку Ника.

— А ты кто такая? — подозрительно щурясь, поинтересовалась та, как будто только что заметила гостью.

— Путешественница это, тётка Роза, — опередил её с ответом паренёк. — В Империю к родственникам пробирается.

Женщина подошла ближе, пристально вглядываясь в лицо Ники, так, словно плохо видела.

— Что же вы, госпожа, с этими бездельниками и бродягами в путь пустились? — чуть сбавила тон Роза.

— Так получилось, — виновато пожала плечами девушка, предупредив. — Я буду спать в фургоне, а вас попрошу приютить мою невольницу.

Заметив, что собеседница начинает хмуриться, заверила:

— Она не доставит вам неудобств.

Воспользовавшись их разговором, парнишка-провожатый поспешно скрылся, посчитав свою миссию выполненной.

— Ну, если так, — проворчала хозяйка дома. — Оставайтесь.

К счастью, в небогатом вдовьем хозяйстве отыскался полуразвалившийся сарайчик для недовольного ослика.

Риата к перспективе ночёвки в доме, переполненном людьми и скотиной, отнеслась без особого энтузиазма, но спорить не стала.

На следующий день Риата действительно выглядела лучше. С обычной для себя лёгкостью она умудрилась найти общий язык с Розой, узнав её трагическую, но такую типичную историю. Младшая дочь в семье, она рано вышла замуж за своего односельчанина. О покойном муже женщина говорила без особой любви или уважения, упрекая того за мотовство. Случалось, семья жила впроголодь, потому что деньги, вырученные за рыбу, супруг тратил по кабакам и борделям.

Но настоящую нужду Роза с детьми узнала, когда супруг погиб, выйдя в море в непогоду. Её родители к тому времени умерли, а обременённый многочисленным семейством брат помогать не спешил. Чтобы хоть как-то прокормиться, вдова бралась за любую работу: чинила сети, собирала хворост, пряла нитки из купленной овечьей шерсти, даже разбила огород, сорвав спину, возделывая местную каменистую почву.

Умываясь, хозяйка слушала рассказ рабыни и с пугающей ясностью поняла, что горести чужой жизни не находят отклика в сердце. Она сочувствовала несчастной женщине, но как-то лениво, не от души.

"Какой же я стала сухой и чёрствой, — удручённо думала Ника, вытираясь, и неожиданно для самой себя до боли сжала зубы. — А меня кто пожалел? Кто мне хотя бы раз искренне посочувствовал?! Кроме мамы…"

Воспоминание о прошлом стегнули, словно раскалённым бичом. Слишком много там такого, от чего горько и за что стыдно до сих пор.

Раздражённо бросив опасливо притихшей невольнице полотенце, Ника буркнула:

— Помоги причесаться.

Сама не ведая того, Риата своим рассказом всколыхнула скопившийся на дне души мрачный ил, который так и не превратился в равнодушные, холодные камни. Девушка, как могла, старалась отвлечься, заполнить голову другими более своевременными и актуальными проблемами, но снова и снова мысленно возвращалась в тот роковой день, когда она, измученная горем и пылающей совестью, решила свести счёты с жизнью, но вместо этого попала в новый мир.

Она погуляла по берегу, долго вглядываясь в светло-голубую гладь моря. Пытаясь забыться, спряталась от людей за густо разросшимися у реки кустами и многократно, до боли в мышцах и связках выполняла гимнастические упражнения, пока рабыня пасла осла.