— Я что-то не пойму, как же вы могли найти девушку из третьей категории, если даже не подходите к ним?

— Нет, раньше, конечно, но теперь…, видишь ли, тут такой же секрет, если в первых двух категориях, ей всё равно с кем общаться, то третья капризная. Ей нужен только тот, единственный, суженый. Тебе мало найти девушку из третьей категории, надо чтобы ты был именно тот, который ей нужен.

— Ну, тогда вообще. По теории вероятности такое событие может произойти с вероятностью десятых, а то и тысячных долей процента.

— А ты как думал, мало найти, надо ей еще доказать, что ты именно тот один единственный. Некоторые всю жизнь доказывают и ничего, даже счастливы, так что тут математические теории не работают.

— Как же их определить?

Петр Андреевич рассмеялся:

— У них на лбу написано, учись читать.

Они снова выпили, Ян уже не замечал, сколько он пил, глотал стакан за стаканом. Откровения Петра Андреевича о собственной личной жизни его удивили. Он вспоминал, сравнивал свою семью. Раньше Ян и не задумывался о взаимоотношениях родителей, иногда они ссорились, но старались, чтобы дети не замечали этого. Отец выпивал не часто, но бывало сильно — мать его ругала. Что стояло за этим, Ян не имел понятия, даже не догадывался. Их с сестрой воспитывала мама, отец часто ездил в командировки и очень редко играл с детьми и вообще ними занимался. Он нередко ходил хмурый и задумчивый, при первой возможности уходил из дома, даже в те нечастые дни, когда у него были выходные. Он шел пить пиво с друзьями, играть в карты, на рыбалку, куда угодно, только бы из дому.

У Яна, как у каждого человека, а у подростка тем более, хватало собственных проблем, поэтому он не обращал внимания на отношения родителей. Только сейчас ему в голову пришел вопрос: «У них вообще есть любовь, и была она когда-нибудь, из какой категории его мама»?

Он не знал истории знакомства родителей, как они поженились, а что если сам Ян — продукт случайности из категории номер один или два?

Петр Андреевич открыл третью бутылку и снова налил по половинке стаканчика.

— О чем задумался, мыслитель? Жизнь это тебе не шахматы, тут действительно думать надо. Вот расскажи мне от чего ты сегодня на работу пришел такой невеселый, точнее сказать надутый?

— Да так, случай дурацкий. Я влюблен в одну девушку, но она далеко, — Ян подбирал слова, ему не хотелось рассказывать Петру Андреевичу про параллельные миры, про Броню. — Здесь есть другая девушка. Она мне не нравиться, но я с ней чуть не переспал.

— Интересно ты рассказываешь, главное всё понятно, — иронично усмехнулся наставник. — У меня только с терминологией туго, что значит «чуть не переспал»?

— Ну, чуть, это значит «чуть». — Ян занервничал. — Дело дошло уже до прямого контакта, но тут…

— Что подвел тебя?

— Кто?

— Дружок твой.

Ян смутился:

— Нет, ну не совсем так. Я не то чтобы совсем не смог, просто, как только вспомнил про Броню…, — Ян понял, что проговорился.

— Про какую Броню?

— Ну, не про Колину же, она мне в матери годиться. Просто мою девушку тоже зовут Бронислава, Броня.

— Ну, слава богу, а то я подумал, что вы с Колей на пару, тоже не всё в порядке с головой и что?

— Всё, мне уже больше ничего не хотелось и более того, эта девушка стала мне даже неприятна. Мне сразу захотелось уйти, я сильно разозлился, наверное, в первую очередь на себя.

— Понятно. Было бы неплохо, если бы эта Броня, как раз из третьей категории была, если ты о ней вспоминаешь в такие неудобные моменты.

— Для меня не это важно, я её действительно люблю, я это знаю. Я только не понимаю, как я полез к этой Верке в постель. Зачем!?

— Не переживай. Ты думаешь ты один такой? Тут причин много. Выпил, приключений захотелось, самоутверждения, как мужчины. Она тебя, наверное, провоцировала. Женские чары — это неисследованная субстанция. Иная так голову задурит мужику, что кажется — у него психическое заболевание. Потом за голову хватается, ничего понять не может, как он дошел до такой жизни, а поздно, всё уже свершилось. Хозяйственная?

— Да, очень, постоянно что-то убирает, подкладывает.

— Вторая категория, как моя Тимофеевна. Так что не переживай, ничего страшного не произошло. Иногда импотенция, как спасательный круг.

— Я не импотент.

— Кто бы сомневался, это я так заметил, вообще.

— Замечания у вас, Петр Андреевич, — Ян подбирал слово, — нелестные.

— Вот, опять закипятился. Пойми, что ты станешь уверенным в себе, только тогда, когда для тебя главным будет твоё собственное мнение, а не то, что кто-то о тебе сказал или не дай бог подумал. У тебя вся жизнь превращается в извинения, объяснения, доказательство своей невиновности. Не надо. Покажи всем, что ты сам знаешь чего стоишь. Своим спокойствием и уверенностью покажи. Тогда не придется никому ничего доказывать или объяснять.

— Я и не пытаюсь ничего доказывать.

— В том то и дело, что пытаешься, переживаешь.

— Значит, по-вашему, надо промолчать, на всё забить?

— Хороший метод, тогда от тебя точно отстанут. Молчун, всегда внушает опасения. Ты заметил, что молчуны никогда не суетятся, не объясняют своих поступков — это самые уверенные в себе люди, во всяком случае, с виду. Пока разберутся, какой он там внутри, на самом деле, уже никто и разбираться не захочет. Кстати женщины тоже больше молчунов любят, а не многословных.

— Хорошо, буду молчать, только вы почему-то не часто молчите с женщинами, чуть, что на ушко шепчете.

— Вот именно, на ушко, на ушко много не наговоришь.

Третью бутылку всё-таки допили. Домой ехали на трамвае, было уже темно. В вагоне продолжали разговор. Ян проехал свою остановку. Пришлось выйти там, где они с Андреем выходили, когда тот ехал к тетке. Яна, как магнитом потянуло вниз по улице в глубину Молдаванки. Он вышел на «ту» улицу. Нашел дом номер семь, даже нашел «то» дерево, к которому он «тогда» прислонился.

Они таки здорово напились. Яна качало, он оперся о старый тополь, смотрел в окна, дом ему казался другим, окна нежилыми. Вдруг за занавеской мелькнуло лицо, Яну оно показалось знакомым.

«Молодой человек, молодой человек, вам плохо»? — голос раздавался откуда-то сверху. Ян поднял глаза. Над ним стояла ветхая старушка в странной старомодной шляпке с вуалью. «Вам плохо»? — снова повторила она. Ян не спешил отвечать, он вроде бы помнил, где находился, просто осел под деревом, устав от вина и «впечатлений».

— Нет, спасибо, со мной всё хорошо, а вы кто?

— Я? — старушка удивленно и смешно сдвинула плечи, — Я, Жанна Михайловна, — тон был такой, как будто вся Одесса должна была её знать и последним, кто не был с ней знаком, оказывался Ян.

Под кроной дерева было совсем темно. У Яна не выветрился хмель, поэтому была несколько нарушена ориентация в пространстве, мысли проворачивались в мозгу туго, со скрипом. Он не мог понять толком, где находится.

— Очень приятно, а вы не подскажите, где дом Йоси Самуэльсона? — также сидя спросил Ян. Он не хотел в прямую спрашивать про Марь Ивановну.

— Что? — Голос старушки стал еще удивленнее, — вы спрашиваете про Самуэльсона?

— Нет, только про его дом, — Ян старался не конфликтовать с пожилыми дамами.

— Может вам еще рассказать про его родственников? — голос бабушки был уже просто возмущенным.

— Нет, про родственников не надо, только покажите дом, а то я немного заблудился.

— Зачем он вам нужен, ведь он давно умер?

— Бабушка, дом не может умереть, вы хотите сказать, его снесли?

— Какая я вам бабушка, молодой человек.

— Простите, мадам.

— Между прочим, мадемуазель, если вам это что-то говорит, потому что мне кажется, что вы немножечко сошли с ума. Что вам до Иосифа Самуэльсона, когда он давно лежит на приличном еврейском кладбище?

— Мне до него? — Ян нетрезво сосредоточился, — мне до него ничего и до его родственников тоже. Мне бы дом его показать, даже если он уже помер, в смысле не дом, а он сам.