«Ты хочешь прежде времени израсходовать кислород? — строго напомнила себе манипулария. — Стыдись, Фортуната!»

— Модификация превосходная, — подтвердил тот и снова приложился к своему «бокалу». По второму разу пошло легче. Не цекубское, конечно… но тоже заставляет смотреть на жизнь позитивней. Расширяет, так сказать, горизонты.

— А вообще, — заметил Ацилий, — не все так плохо. Часа через два… или три… пиратам надоест нас искать. Мне бы уже надоело. И тогда… — он сделал еще глоток, а потом, повинуясь потребности прислонить к чему-то голову, прижался щекой к напарнице. — Кто мешает нам… э-э… раскочегарить то, что тут еще можно раскочегарить?

Кассия задумалась над смыслом его речей и осторожно предположила:

— Мы можем спеть что-то… м… оптимистическое, для поднятия духа.

— О! — оживился Ацилий, приподнимая голову. — Давай! Какой-нибудь воодушевляющий марш, а? Меня всегда весьма занимал легионерский фольклор. Он такой… искренний, незамутненный… Начинай!

Вот это правильно! Вот это по-нашенски! Кассия покрепче обняла Ацилия за шею, расправила плечи и заорала любимую песню родной центурии «Дождем златым Фортуна осыплет нас, ребята, прям с головы до ног». Куплетов было много, и почти все они прославляли знаменитую квинквирему, хотя и становились с каждым новым припевом все более и более фривольными. Разнузданная фантазия манипулариев смело наделила флагманский корабль сугубо человеческими наклонностями. И чего только не вытворяла грозная «Фортуна» с этими грязными пунами!

Еще никогда прежде Гаю Ацилию не доводилось держать в объятиях столь воинственно настроенную… э-э… деву. И все бы ничего, но энергичная Кассия, воодушевившись исполнением легионерской песенки, принялась размахивать руками в такт и ритмично подпрыгивать, а вот это уже было совсем некстати. Будь в рубке достаточно кислорода… или в крови Гая Ацилия — больше алкоголя, тогда, возможно… Но разделять участь зарезанного лихой манипуларией пирата Куриону не хотелось. Поэтому… нужно либо деву утихомирить, либо выяснить ее намерения… ненавязчиво. Занятый этой непростой дилеммой, Гай не на шутку призадумался.

Вся красота хорового пения, по искреннему мнению Кассии, заключалась в громкости исполнения и соблюдении четкого ритма. Что и говорить, пела она здоровски, напарнику нравилось, настроение у обоих сохранялось боевое, и умирать было совсем не страшно. А что еще надо?

— Ты знаешь, — осторожно молвил Ацилий, когда манипулария, проорав последний куплет, на миг притихла, возбужденно дыша и слегка ерзая, — мне тоже вспомнилось кое-что… Право, не знаю, стоит ли, но настроение кажется подходящим… Как насчет лирики?

— Лирику? Давай лирику! — обрадовалась распаленная собственными успехами Кассия.

Вблизи, в полумраке и во власти алкогольных паров выражение лица напарника уже не казалось ей чрезмерно надменным, а взгляд — исполненным презрения.

«А он ведь компанейский парень, этот Блондинчик. Надо же! И нос у него не слишком длинный, и глазки не поросячьи вовсе. Симпатичный он и… умный».

—  Кажется мне тот богоравным или

— коли сказать не грех — божества счастливей,

кто сидит с тобой, постоянно может

видеть и слышать

сладостный твой смех… — начал Ацилий, решив, что старые методы — самые лучшие, а поэзия слишком древней не бывает.

— Ух ты! — восхитилась девушка. Ритм стиха её завораживал, не говоря уж о смысле. — А дальше?

Ободренный реакцией слушательницы, Гай мысленно благословил давно почившего поэта и свою хорошую память, глотнул для храбрости еще и продолжил, внеся, впрочем, в стихи маленькую корректировку соответственно случаю:

 - … сладостный твой смех; у меня, бедняги,
 Кассия, он все отнимает чувства:
 вижу лишь тебя, пропадает сразу
 голос мой звонкий…

Манипулария была не просто растрогана, но потрясена до глубины души.

— Это так… мило. Спасибо, Ацилий! Таких чудесных стихов мне никогда не читали! — пролепетала она и крепко стиснула напарника в объятиях. Едва не удушив, от нахлынувшей благодарности.

— Ты дослушай, — хрипло пробормотал слегка обескураженный Курион, чувствуя, что результат воздействия высокой поэзии на душу напарницы может превзойти его ожидания. И продолжил, сам поражаясь, как кстати ему вспомнились именно эти строки:

 - Тотчас мой язык цепенеет, пламя
 пробегает вдруг в ослабевших членах;
 звон стоит в ушах, покрывает очи
 мрак непроглядный… [26]

«Ecastor! — выругал он сам себя: — Да что же я, в самом деле, теряюсь? Всё равно же подыхать, так хотя бы…» Додумывать дальше Ацилий не стал, чувствуя, что его колебания не одобрил бы ни автор стихов, ни доблестные предки, да и манипуларии, должно быть, не поняли бы. Решив больше не тянуть, он зажмурился для храбрости и отважно запечатлел на губах Кассии очень дружеский и целомудренный поцелуй. Ну, почти на губах. В общем, куда достал, там и запечатлел.

«А может, ну его, этот кислород?» — растерянно подумала ошеломленная Кассия, колеблясь между двумя родственными желаниями: незамедлительно овладеть его телом, и… как следует врезать патрицию локтем прямо в породистую переносицу. И то, и другое было бы сейчас крайне уместно.

Ацилия от сексуальной агрессии и телесных повреждений, а Кассию от нового обвинительного приговора и трибунала очень вовремя спас сигнал, пришедший с республиканской биремы «Аквила». Их искали и нашли.

— Неизвестное судно! — в опасно раскалившееся пространство рубки ворвался холодный и резкий женский голос с металлическим оттенком. — Это патрульная бирема Республики «Аквила». Мы получаем ваш сигнал бедствия. Назовите себя и опишите характер ситуации.

«Характер ситуации… взрывоопасный!» — едва не заорал Ацилий, но вслух поспешил отозваться, не скрывая радости:

— «Аквила», слава богам, вы тут! Говорит миопарона «Танит». На борту двое. Я — Гай Ацилий Курион, со мной Кассия Фортуната. Мы — лигарии с «Вератрума». Мы были захвачены пиратами, но нам удалось взять под контроль их судно и скрыться. Однако нас преследуют…

— Вас поняли, «Танит», — прервал излияния Гая суровый голос с «Аквилы». — Оставайтесь на месте и сохраняйте спокойствие. Предоставьте пиратов нам.

— «Аквила», у нас неисправны системы! Кислорода осталось… максимум на шесть часов.

— Принято, «Танит». Скоро мы вас подберем. Конец связи! — обнадежили с биремы и отключились.

— По-моему, мы не должны пропустить это зрелище, — пробормотал Курион и потянулся перенастроить сенсоры. — Вот… гляди! Так мы все увидим.

Ах, что это было за зрелище! Огромная, по сравнению с их крошечным живым осколком миопароны, «Аквила» орлицей надвинулась сверху, заслонив собой звезды. Кассия прекрасно понимала, что бирема, на самом деле, не так уж велика и могуча, если сравнивать её с той же «Фортуной», но со стороны республиканский корабль производил незабываемое впечатление. Её защитное поле переливалось всеми цветами спектра, но преобладали в основном густые ультрамариновые оттенки синего. И яркие слепящие молнии расчерчивали невидимую силовую скорлупу во время каждого залпа.

Никогда прежде Кассия не была пассивной наблюдательницей космического сражения, ни разу не видела она свою родную «Фортуну» в сиянии боевой ярости. И, самое печальное, уже никогда не увидит. Но, как птенец на всю жизнь запечатлевает образ существа, ставшего свидетелем его появления на свет из яйца, так и Кассия Фортуната навеки влюбилась в «Аквилу». Не только потому, что бирема появилась удивительно вовремя и спасла их с Гаем Ацилием, но еще и за непередаваемую человеческим языком красоту и силу.

— Так их! Давай! Убивай! Убивай гадов! — визжала манипулария, не в состоянии сдержать бушевавшую в ней бурю эмоций, подогретую алкоголем и эротическим возбуждением. — Жги! Круши!

вернуться

26

[26] Стихотворение Г.Валерия Катулла в пер. Ф. Петровского


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: