отозвалась:

— А то!

Каково же было её разочарование, когда, искоса глянув на парня, чтобы

полюбоваться произведённым эффектом, она обнаружила, что он

разглядывает вовсе не её прекрасную фигуру, а дырку на своей рубахе.

Вернее, то место, где она вчера находилась.

Маша глянула на свою кофточку. Та тоже оказалась вполне целой. В

принципе, девушка должна была обнаружить это раньше, чем молодой

человек, но он начал отряхиваться сверху, а она сначала погладила Пушка, а

потом, не разгибаясь, занялась джинсами.

— А я хотела с утра у хозяйки иголку с нитками попросить… — растерянно

пробормотала она, заглядывая под кофточку. Дракончик никуда не делся, всё

так же уютно устроился на левой груди. Только сегодня он был уже не

жёлтым.

— Мой сегодня красный! — с удивлением сообщил Витя, — А твой?

— Приятного зелёного цвета, — сообщила девушка, застёгивая пуговицу.

— Интересно, теперь у нас на одежде все дырки будут сами зарастать? -

поинтересовался Витя у окружающего пространства, ощупывая абсолютно

целую рубашку.

— Сделай на своей дырку, а завтра посмотрим, — подала идею находчивая

Маша, стряхивая с одежды последние соломинки.

— Не-е… А вдруг не зарастёт, — отказался Витя от эксперимента после

относительно недолгих размышлений. К тому времени Маша уже достала из

сумочки расчёску, и бормоча вполголоса 'Я упала с сеновала, тормозила

головой…' принялась приводить свою причёску в порядок.

Вите было проще. Во-первых: его волосы были короче, а во-вторых, у него

не было расчёски. Поэтому, пригладив волосы руками, он оставил Машу

вносить последние штрихи в картину её неотразимой красоты, и вышел на

залитый утренним солнцем двор.

Своё рабочее место он увидел сразу: Возле поленницы в одном из углов

двора стоял большой дубовый кругляк с прислонённым к нему немаленьким

топором. А рядом были раскиданы, так сказать, полуфабрикаты, которые

предстояло, гм… измельчить и сложить в ту самую поленницу.

— Картина Репина 'Дрова', - невесело пробормотал парень, и направился к

вышеописанной композиции. Рубить дрова — это не то занятие, которым

следует заниматься прогрессивному и продвинутому челу, но — голод не

тётка.

Подойдя к топору, Витя решительно засучил рукава, поплевал на ладони,

как делали все рубильщики (или рубальщики?) дров, виденные им в кино,

когда собирались брать в руки топор, и взялся за отполированную до блеска

длинную рукоять.

Топор оказался тяжёлым. Витя размахнулся, и обрушил на несчастный

чурбак молодецкий удар. Сразу же выяснилось, что красивого размаха для

того, чтобы расколоть чурбак пополам, явно недостаточно. Топор застрял, и

вылазить обратно никак не хотел. В конце-концов Вите удалось извлечь

топор на белый свет, и, водрузив чурбак в исходную позицию, нанести по

нему ещё один удар. Получилось… Чурбак раскололся на две половинки, с

которыми справиться было уже легче.

За первым чурбаком последовал второй, третий…..пятый. Дела шли ни

шатко, ни валко, но куча 'сырья' потихоньку уменьшалась, а кучка 'готового

продукта', наоборот, увеличивалась. Так продолжалось до тех пор, пока Вите

не подвернулся дубовый чурбак…

Маша вышла во двор как раз когда Витя боролся с первым чурбаком.

Полюбовавшись с минуту его страданиями, она решительно направилась в

сторону двери, несомненно ведущей на кухню. Ибо именно из-за этой двери

по всему двору распространялись всякие вкусные запахи. Сглотнув слюну,

Маша толкнула дверь и решительно шагнула вперёд…

Оглядев открывшуюся её взору картину под названием 'Вид кухни

изнутри', она сразу вспомнила неизвестно где и когда услышанную умную

мысль: 'Тому, кто любит колбасу и уважает законы, лучше не знать, как

делается то и другое'.

Нет, здесь не готовили колбасу и не писали законы, но все эти закопчёные

стены, плохо помытые полы, люди, шныряющие туда-сюда, одетые совсем не

в белые халаты, а в не очень чистые кожаные фартуки, сочащееся кровью

свежее мясо и полуразделанная рыба… В общем, только заглянув в это

помещение одним глазом, любой санинспектор из Машиного мира сразу

закрыл бы эту кухню навсегда. То есть до получения ну очень большой

взятки от её владельцев…

Не успела Маша толком разглядеть окрестности, как перед ней со словами

'Пришла, наконец!', материализовалась та самая разбудившая их с Витей

девица. Она сразу же взяла быка за рога, задав бедной девушке тот самый

вопрос, над ответом на который она мучалась не далее, как вчера вечером:

— Что ты умеешь?

Со вчерашнего вечера никаких новых умений у Маши не появилось, так

что она только беспомощно развела руками, надеясь, что в таком случае её

определят на самую неквалифицированную работы — уборщицы. А уж там

она как-нибудь справится, тем более что, судя по всему, к качеству уборки

здесь особых требований никто не предъявляет.

Однако Судьба в лице хозяйской дочки распорядилась иначе, и отвела

бедное дитя (это Маша так себя называла, когда надо было что-то делать.

Когда надо оправдываться перед родителями по поводу очередного, мягко

говоря, позднего возращения домой она, наоборот, напирала на то, что

является уже вполне взрослым половозрелым индивидуумом) к мойке. На

деревянном столе у которой были сложены громадные закопчёные снаружи и

измазанные жиром внутри сковородки. Получив спецодежду — кожаный

фартук, и инструменты — скребок, тряпку и ведро речного песка, девушка

тяжело вздохнула, и приступила у работе. В дополнение к своим громадным

размерам, сковородки оказались ещё и очень тяжёлыми. Уже через

пятнадцать минут девушке стало понятно, почему в деревнях Вилла Рибо и

Вилла Баджо похожую по размерам и степени загрязнения посуду было

принято чистить всем миром…

В это время Витя мучился с дубовым чурбаком. Топор застрял в нём

намертво, и вылезать обратно на белый свет не хотел, не смотря на все

Витины старания. Парень даже умудрился пару раз поднять топор вместе с

упрямым куском дерева. Но безрезультатно. Пот заливал глаза, руки

тряслись, на ладонях натёрлись красные мозоли, грозящие вот-вот

превратиться в волдыри… Хотя, с мозолями Витя никогда раньше дела не

имел, так что о надвигающейся опасности и связанных с ней неприятностях

даже не подозревал… Парень с радостью отбросил бы строптивый чурбак в

сторону и рубил другие — более податливые, но, увы… Очень не хотелось

позориться перед местным населением и Машей — оказаться неспособным

даже на то, чтобы нарубить дрова… Отсюда-то, скорее всего, придётся скоро,

возможно сегодня, уйти, но вот Маша… Та потом будет долго вспоминать.

В общем, Витя разозлился и обиделся на всех: На гнома с эльфом, не

пожелавших чуть помочь финансами будущим спутникам, на дочь хозяйки,

давшую ему это задание, на Машу с её острым язычком, на непонятно кого,

забросившего его сюда, в этот неуютный мир… И на этот чурбак, черти б его

взяли!

Злость, бурлившая в груди, искала выхода… И нашла его. Неосознанным

движением Витя поднял правую руку, и направил указательный палец на

чёртов пенёк. С пальца сорвалась яркая оранжевая искра….

Раздался гулкий удар. Дубовый чурбак разорвался на мелкие щепки, тут же

разлетевшиеся далеко по двору. Каким то чудом ни одна из них Витю не

задела. Топор тоже благополучно просвистел над ухом, и скрылся где-то за

спиной. Витя ошеломлённо опустился на пятую точку.

Из состояния транса его вывело громкое 'Ик!', послышавшийся сзади.

Обернувшись, Витя увидел ту самую хозяйкину дочку, выглянувшую из