― И вы считаете, что в этот раз они ошибаются?

Уиклоу покачал головой.

― Я умираю, ― подтвердил он. ― Они просто не знают, когда, ― он безрадостно рассмеялся. ― Так что вам лучше поспешить и сказать мне, чего вы хотите, пока не стало слишком поздно.

― Вы знаете, чего я хочу.

Уиклоу вздохнул.

― Вы бы хотели услышать о Сьюзан Верити и хотите, знать, где погребены тела. Это хотят знать все полицейские. Врачи, криминологи, психиатры, по крайней мере, я могу с интересом поговорить с ними о моих мотивах, моем прошлом: даже с отцом Нунаном нам удается провести интересный час вместе. Мы обсуждаем веру, Бога, загробную жизнь. Но с такими, как вы, все не так. Офицеры полиции такие скучные.

― Я здесь не для вашего развлечения.

― Те дети умерли и пропали. Обнаружение их сгнивших трупов не вернет их обратно и не принесет покой их семьям. Они думают, что принесет, но нет.

― Может помочь, ― сказал Брэдшоу, ― если они похоронят их по-христиански. Вы бы поняли это, если были бы по-настоящему религиозны, а не просто водили за нос отца Нунана.

Уиклоу усмехнулся.

― У меня есть вера, ― сказал он, но не стал вдаваться в подробности. ― А отцу Нунану нравится приходить сюда. Он пытается спасти мою бессмертную душу. Это тяжелая работа, и это прославит его. Бог поместит его на специальное облако, когда он умрет: красивое и большое, с видом на море. А что же насчет вас? Вы не хотите сделать имя и себе?

― Не особо.

― Разве не поэтому вы здесь? Вы утверждаете, что это ради семей, но на самом деле все дело в том, что вы и вышестоящие можете сделать себе карьеру. Если вы откопаете тех детей, вы, вероятно, получите повышение, чуть больше шиллингов в кармане в день зарплаты, свое имя во всех газетах. Это ведь настоящая причина?

Брэдшоу ничего не ответил.

Уиклоу вздохнул.

― Вы настоящая ходячая бомба.

Сейчас он выглядел скучающим, будто игра ему поднадоела.

― Сьюзан Верити, ― сказал Брэдшоу. ― Расскажи мне о ней.

Уиклоу тотчас же вновь заинтересовался им.

― Почему о ней? Почему именно о Сьюзан, а не о других?

― Потому что некоторые люди утверждают, что ты не совершал этого, но опять же, ты много чего говорил.

― Ну, если вы мне не поверите, зачем мне вообще что-либо рассказывать?

― Потому что ты умираешь, ― напомнил ему Брэдшоу, ― и это последняя игра, в которую тебе доведется сыграть. Если ты умрешь до того, как выдашь нам тела или признаешься в том, что случилось с Сьюзан, будешь пылиться в архиве, как нераскрытое дело, а ты этого не хочешь. Лучше уладить незаконченные дела, ты так не считаешь?

― Может быть, я останусь тайной, ― он улыбнулся. ― Как Джек Потрошитель. Все до сих пор говорят о Джеке, потому что никто не знает, кем он на самом деле был.

Брэдшоу кивнул.

― Но даже настоящий Джек умер, не получив признания за свою дурную славу. Его собственные соседи не знали, кем он был. В чем смысл всего этого? Тебя поймали и держат в тюрьме пятнадцать лет, и ты признался, что убивал детей. Ты не пытаешься отстоять свою невиновность или получить досрочное освобождение. Ни один министр внутренних дел никогда не выпустит Эдриана Уиклоу. Мы оба знаем, что такого никогда не произойдет, даже до твоего смертельного диагноза, который гарантирует, что такого не случится. Если мы поставим точку в твоей истории сегодня, тогда все ведущие врачи и студенты-криминологи будут продолжать говорить о тебе годами...

― В любом случае будут.

Уиклоу, казалось, снова заскучал, или, по крайней мере, был разочарован тем, что это все, что может предложить ему Брэдшоу.

― Да, но они никогда не поймут, ― сказал Брэдшоу.

Уиклоу слегка повернул голову, так что они снова встретились взглядом. Он заинтересовался этим, Брэдшоу это было очевидно.

― Играй по-крупному, Уиклоу, ― побудил его Брэдшоу. ― Выдай нам тела детей и расскажи нам о том, что случилось со Сьюзан, можешь записать это от начала и до конца. Расскажи им свою историю, чтобы никто не смог исказить ее. Разве ты бы этого не хотел? Разве это не стало бы идеальным завершением истории?

― Забавно, что вы это говорите, ― сказал Уиклоу, ― но я работал над своей историей, день за днем, в своей камере.

― Ты написал книгу?

― Не написал, ― поправил его Уиклоу. ― Они не позволили бы мне иметь ручку.

― Потому что одной из них ты заколол сокамерника, ― напомнил ему Брэдшоу. ― В шею.

Уиклоу отмахнулся от этого. ― То было годы назад, когда я впервые прибыл сюда и все еще контактировал с другими заключенными: в очереди на ужин, по пути назад из душевой. Он хотел убить меня, ― он пожал плечами. ― Это была самооборона.

― Он пытался убить тебя? ― надавил Брэдшоу. ― В раппорте о таком не говорилось.

― Он хотел убить меня, ― снова произнес Уиклоу, в этот раз более твердо, и Брэдшоу задумался, мог ли убийца убедить себя в этом в своем сумасшедшем уме, а затем ударить первым. Не удивительно, что с тех пор они держат его в одиночном заключении. Брэдшоу полагал, что это сделано для безопасности Уиклоу, но, вероятно, это другие заключенные были теми, кто находился бы в опасности, если бы Уиклоу разрешили находиться с ними рядом.

― Однако они разрешили мне иметь диктофон, ― сказал Уиклоу, ― чтобы я мог записывать свои мысли. Врачам это понравилось. Они подумали, что смогут оценивать меня, даже не находясь со мной в одной комнате. Я не возражал. Я хотел внести ясность, как вы и сказали, но они не позволят мне опубликовать это. Они не позволят мне даже отправить это на рассмотрение издателя.

― Ну, не позволят, но я уверен, что они позволят студентам и академикам прослушать запись.

― Позволили, ― подтвердил Уиклоу, ― но ни один из них не понял меня. Они были слишком академичны, они видели то, чего не было, как критики, рассматривающие современное искусство и видящие великое скрытое значение в пятне краски, ― он покачал головой. ― Вот, что получаешь, когда имеешь дело с кем-то, оторванным от реального мира.

Затем он хитро посмотрел на Брэдшоу.

― Вы другой, детектив... ну, вы знаете о том, что творится на улицах. Я уверен, что у вас есть, вероятно, парочка высших оценок, но вы не тратили годы своей жизни на получение докторской степени по серийным убийцам.

На его лице появилось хмурое выражение.

― А это мысль, знаете ли, ― он задумался об этом, прежде чем поделиться с Брэдшоу: ― Как вы смотрите на то, что я заключу с вами сделку?

― Никаких сделок, ― Брэдшоу ощущал растущую волну паники. Он догадывался, что последует дальше.

― Я расскажу вам то, что вы хотите знать, если вы расскажете мне то, что хочу слышать я. Как вам?

― Почему бы тебе просто не перестать тратить мое время, Уиклоу и не рассказать, что случилось со Сьюзан?

Сейчас Брэдшоу чувствовал отчаяние и отсутствие прогресса. Он знал, что проигрывает.

― Если ты вообще знаешь?

― О, я хорошо знаю, ― сказал Уиклоу, ― и я все вам об этом расскажу, но не так легко. Вы должны доказать, что заслуживаете этого. Я не могу просто так выдать свои самые большие тайны первому сержанту, входящему в эти двери. Это прославит вас, Брэдшоу, и все захотят быть вашим другом, но мне нужно знать, что вы достаточно хороши для этого. Вы должны заработать это право.

Брэдшоу не ответил. Он чувствовал себя загнанным в угол, из которого не было выхода. Уиклоу озвучил ему свое предложение.

― Выслушай мою историю.

Йен Брэдшоу покачал головой.

― Нет.

― Почему нет? Чего ты боишься? Это лишь слова. Что потенциально может находиться среди этих страниц, что может причинить вред тебе, взрослому мужчине, офицеру полиции, который утверждает, что хочет узнать правду? Ну, вся она там, большая часть ее, и, если ты сможешь сказать мне одну простую небольшую вещь, после того, как все прочитаешь, тогда я дам тебе то, что ты желаешь больше всего: правду, до самой последней крупицы.

По зловещей улыбке на лице Уиклоу Брэдшоу понял, что не все так просто. Он хотел узнать правду, но он был заинтересован в фактах, а не в трагическом, самооправдательном описании жизни монстра. Просто смотря здесь и сейчас на Уиклоу, он мог сказать, что автобиография будет переплетена с вещами, которых Йен Брэдшоу знать не хотел.

― Не интересно.

Уиклоу выглядел самодовольным.

― Ну, ты говоришь это сейчас, но у меня сложилось сильное впечатление, что ты вернешься, детектив, ― он улыбнулся. ― Потому что это единственный способ узнать, что на самом деле случилось с Сьюзан Верити.

Глава 16

― Итак, ― произнесла Хелен, когда они остались одни, ― очевидно, с Леной ты сорвал джекпот.

― Это было то, чего ты хотела, верно?

― Конечно, ― ответила она. ― Я рада за тебя.

― Ты не выглядишь обрадованной, ― заметил он. ― Ты практически бросила нас друг на друга, помнишь? Я даже не хотел подходить и здороваться, но ты это подстроила, ― затем он добавил: ― За что я, очевидно, благодарен.

― Она показалась приятной женщиной, ― чопорно заметила Хелен. ― Я лишь немного была удивлена...

― Чем?

― Увидеть ее этим утром.

― О, ― произнес он. ― Почему?

― Я думала, ты можешь спросить ее номер, пригласить на свидание. А не просто...

― Переспать с ней? ― сейчас Том был раздражен ее тоном. ― Так теперь ты разочарована во мне?

― Это твоя жизнь, ― ответила она с беззаботностью.

― Да, ― сказал он, ― моя, ты пилила меня, чтобы я завел подружку, и, когда я так и сделал...

― Она не совсем твоя подружка. Хотя...? Когда я сказала, что тебе кто-то нужен в жизни, я не имела в виду, что всего на несколько часов.

― Это не было интрижкой на одну ночь. Если хочешь знать, я увижусь с ней снова, ― сказал он.

― Ох, я подумала... ― она заколебалась. ― Я не знала.

― Давай поговорим о чем-нибудь другом, ― попросил он.

Он решил не рассказывать ей о пропавшей сестре Лены, предположив, что она не будет обрадована и этим, если это будет отвлекать его от работы, над которой они трудятся вместе.

― Хорошо, ― согласилась она с благодарностью. ― О чем ты хочешь поговорить?

― О книге, которую ты читаешь, ― сказал Том. ― Есть что интересное?