Пришел вечер — холодный, ветреный, неспокойный. Принцесса, завернувшись в одеяло, перебралась к окну и смотрела в ненастное небо.

— Ну и пусть, — шептала она, прижимаясь ноющим лбом к стеклу. — Пусть, пусть, пусть. Пусть не видно Луну. Он все равно не пришел. Я скажу дядюшке, и он прикажет его разыскать. А потом я отправлю его на плаху. Просто ужасно как! Я злая, свирепая, страшная, кровавая, жестокая, мрачная, беспощадная, бесчеловечная... Пусть знает, как меня мучить.

И она шмыгала носом, и плакала, и слезы текли по щекам.

Потом побродила по комнате, не замечая слуг, пришедших гасить огни. Потом переоделась в любимую ночную рубашку — блестящую, тонкую, мягкую, с синими дракончиками по подолу. Потом улеглась на новые подушечки, обняла их, заплакала снова.

Потом долго лежала, не закрывая глаз. Потом в каминной часы на полке пробили десять. Потом — пол-одиннадцатого. Потом — полдвенадцатого, и пора было умирать.

Тар-Агне вздыхала, ворочалась, шмыгала носом, терла глаза, трогала шишку, которая заживала на лбу. И наконец стала проваливаться — засыпать.

Тут вдруг произошло очень странное.

В отдушине, в стене под потолком, что-то заворошилось. Узорная крышка отдушины отвалилась и мягко упала на толстый ковер. Образовалось отверстие, из которого выпало не очень большое, серое, непонятное и ужасно пыльное. Оно шмякнулось вслед за крышкой и стало чихать!

Принцесса взвизгнула, вспрыгнула на кровати, сгребла одеяло и спряталась за него. Серое, пыльное и чихающее стало разворачиваться. Наконец оно развернулось. Посреди опочивальни возник мальчик, и за спиной его была лютня.

— Ты пришел! — закричала принцесса шепотом. — Ты пришел, ты пришел, ты пришел!

— Ну да, мы ведь договорились?

— Я тебя дожидалась с утра! А ты все не приходил!

— Но я же сказал, что приду вечером.

— Ну и что! А вдруг?

— Хм... Я пришел бы раньше, но пришлось пробираться в обход. У тебя тут везде такие свирепые стражники. Всех грозятся отправить на плаху.

— Конечно! — радостно воскликнула Тар-Агне, спрыгнула с кровати и подбежала к мальчику. — А как тебя зовут?

— Меня называют Ведд-музыкант. Ты зови меня просто Ведде.

— Отлично! А меня как зовут, ты знаешь?

— Я буду звать тебя Агне.

— Отлично! Но, Ведде, как мы пойдем смотреть на Луну? Ты видел, какие тучи! Противные тучи съели Луну, как же нам быть?

— Там, куда мы пойдем, — сказал Ведде, — Луну видно всегда. Не переживай.

Он оглядел принцессу — Тар-Агне стояла рядом, в ночной рубашке, с сияющими в полумраке глазами.

— Там сыро и холодно, Агне. У тебя есть теплая куртка?

— А как мы пойдем? Мы что, полезем туда? — девочка указала на дыру отдушины.

— Да. Одевайся.

Тар-Агне сбегала в гардеробную и принесла свою любимую меховую накидку — длинную, мягкую, сверкающую.

— Нет, — Ведде оглядел и ощупал накидку. — Она там испачкается и порвется. Нужна какая-нибудь старая и, по возможности, грязная тряпка.

— А Луна?! Смотреть на Луну в грязной тряпке?!

— Луна не обидится. Она понимает.

— Но у меня нет грязной тряпки... — Тар-Агне собралась снова расстроиться, но Ведде положил руку ей на плечо.

— Я так и думал. И взял с собой это.

Он вытащил из-за пазухи мятый мешок. В мешке оказалась куртка — старая, затертая, штопанная, но все еще крепкая и вполне теплая, чтобы согреть маленькую принцессу в промозглую ночь.

— Конечно, — хныкнула девочка, разглядывая замечательную одежду. — У меня нет такой ловкой куртки! И такого мешка у меня нет еще больше. А если заведутся, то дядюшка заставит их выкинуть, точно. Нет чтобы повыкидывать весь этот хлам! Пику нельзя выкидывать, эту дурацкую вазу в углу тоже нельзя... Знаешь, как она меня бесит! Найти бы того, кто ее сделал, и отправить на плаху. Или хотя бы того, кто ее сюда запихал. А лучше обоих.

— Давай одеваться! — Ведде распахнул куртку. — Залезай.

Тар-Агне облачилась в куртку.

— Какая ловкая куртка! Какая уютная! Я хочу приказать себе такую же.

— Это моя старая куртка. В ней я первый раз тебя увидел, и в ней ты мне сразу понравилась. В смысле, я был в ней, а ты мне понравилась.

Тар-Агне погладила куртку.

— Теперь это, — Ведде раскрыл мешок.

— То есть как? — испугалась Тар-Агне. — В мешок? Зачем?

— Там очень пыльно. Если ты не наденешь мешок, твои волосы превратятся в паклю, а ночная рубашка — в сухую половую тряпку. И вообще, принцессам нельзя быть пыльными. По-моему, это должно быть ясно без объяснений.

— Ну хорошо, хорошо, хорошо. Я надену страшный мешок. Только как я там все увижу? Вдруг я заблужусь не в ту сторону? Куда-нибудь выпаду и потеряюсь? А Луна?

— Я прослежу, чтобы все было в порядке, — сказал Ведде. — Давай, надевай мешок, и я затолкну тебя в дырку.

Принцесса тщательно надела мешок. Ведде поставил друг на друга три пуфика, стал на них, взял принцессу, поднял и пропихнул в отверстие. Потом взял в зубы свой, ухватился руками за край, подтянулся, пролез, оделся в мешок и позвал:

— Ты как?

— Неуютно, — призналась из мешка принцесса. — Колется. И угол какой-то в спину.

— Потерпи. Нам нужно увидеть Луну. А чтобы увидеть Луну, часто нужно терпеть. Сейчас я буду тебя волочь. Ты лежи в мешке как лежится, не волнуйся.

— Ну так давай, волоки! Луна ведь уйдет, она ведь не будет нас ждать!

— Не бойся, нас она сегодня дождется.

Он потянул за собой сверток с принцессой. Тар-Агне принимала мучения мужественно и даже старалась не хныкать (когда тебя волокут в мешке по трубе, совсем, оказывается, не приятно). В мешок пробивалась пыль, и девочка постоянно чихала. Ведде старался волочь маленькую королеву с самым возможным королевским комфортом, но один раз Тар-Агне так стукнулась, что даже вскрикнула.

— Ты что? — спросил Ведде. — Ударилась?

— Моя бедная шишка! — захныкала девочка. — Шишка! Больно ужасно! Заживало, заживало, и все напрасно... Как же смотреть на Луну, с шишкой?

— Не переживай, — сказал Ведде. — Это нормально. Говорю ведь, часто Луну без шишки вообще не заметишь. Ну, осталось чуть-чуть.

Ведде проволок принцессу в мешке еще немножко — и рухнул в дыру.

— Я упал! — сообщил он снизу. — Лежи и не двигайся.

— Ты не сломал лютню? — воскликнула в ответ принцесса. — А то как же ты будешь играть мне музыку?

— С лютней ничего не случится, не переживай. Сейчас я поднимусь к тебе и развяжу, а потом мы спустимся по веревке. Ты умеешь спускаться по веревкам?

— Не знаю, — растерялась принцесса. — Я никогда не спускалась по веревкам. А что делать?

— Пробовать. Я поднимаюсь.

Ведде поднялся к дыре, вернулся в трубу, развязал принцессу и выручил ее из мешка.

— Держись за меня. Обними, например, за шею.

Девочка так и сделала. Они благополучно спустились, и Ведде достал из кармана фонарик. Луч заплясал по непонятным предметам.

— Мы где?! — принцесса вцепилась мальчику в локоть.

— Это старая кухня. Ее закрыли еще до того, как ты родилась — и я тоже, — потому что полы начали подмокать.

Фонарик выхватывал из темноты котлы, сковороды и кастрюли — черные, огромные, страшные.

— Агне, иди за мной! Не отставай, тут запросто потеряешься.

Они прошли в непонятную комнату. В середине стояла большая деревянная плаха. Рядом валялись черные кости, ржавые крючья, топорики, топоры.

— А что это, Ведде? — спросила принцесса, когда луч света остановился на огромном ноже. — Вот это вот — что такое?

Ведде наклонился и поднял железку.

— Мясной нож.

Он передал девочке нож, и она приняла его дрожащими пальчиками.

— А что это на нем такое? Черное, липкое, отвратительное?

— Кровь. Только она тут, в сыром подвале, склеилась в какую-то гадость. А была кровь.

— Настоящая?! — принцесса побелела так, что было видно даже в отсвете фонарика.

— Здесь разделывали животных, всяких там коров, свиней и баранов, чтобы потом готовить из них мясные блюда.