- А что стало с моей матерью?

- Ее не преследовали. После случившегося Император предоставил ей жить своей жизнью, а я не интересовался, что с ней стало. Боюсь, она тогда виделась мне слишком... предательницей. Что скрывать – в этой истории мы все выглядели далеко не героями. Но в итоге все заплатили – так или иначе.

- Как ее звали? – тихо спросил Люк.

- Вот об этом – спроси у Вейдера. Я и так слишком много тебе наболтал, – и Сид вышел, предоставив Скайуокеру и Линнарду осмысливать полученные сведения. Каждому по-своему.

«Почему у Вейдера? Причем тут Вейдер?! Почему он должен хорошо знать мою мать? Чьим другом он был? Моего отца или матери? Почему мне не показалось странным, что Вейдер сказал, что мой характер похож на её? Откуда он знал, какой у нее мог быть характер?»

Вереница вопросов. Ответить на которые мог бы тот, кто сейчас отсутствует. Хотя врач и Сид тоже могли бы, по крайней мере, сказать: причем здесь Вейдер, – но отчего-то не желали.

- Люк, – Линнард прикусил губу, с трудом подавив желание погладить юношу по волосам. Оттолкнет. На беднягу свалилось слишком много и сразу. От Императорских «откровений» чуть не впал в ступор даже он, хоть речь шла и не о его родственниках. Да и знал доктор побольше. После рассказа Вейдера о себе, врач и предполагал нечто подобное. Но подозревать одно, а услышать – другое. Истина избитая, но, тем не менее, верная.

На данный момент в спектре эмоций Зейна Линнарда доминировала жалость. Причем он не мог точно решить, кого ему жаль больше. Люка, столь искренне горюющего у него на глазах... или его отца, спрятавшего боль за маской прожженного циника.

- Вы же тоже знали, – было сложно понять, что это: утверждение или обвинение. Возможно, у него просто совесть нечиста? Как бы то ни было, на данный момент Линнард решил жалеть того, кто рядом, и мягко возразил:

- Почти все услышанное было для меня новостью, – в ответ мальчик поднял на врача глаза, как-то неожиданно сделавшиеся по-старчески усталыми.

- Значит, вы не знали Энекина? – Зейн мысленно поблагодарил юношу за такую формулировку, позволяющую избежать лжи. Возможно, он еще будет корить себя за недомолвки, но – Люку на сегодня хватит. Кроме того, это дело Вейдера. Непохоже, чтобы Милорд пришел в восторг от такого числа желающих влезть в его частную жизнь. У всякого терпения есть пределы, а Линнарду совсем не хотелось быть той каплей, которая выведет ситха из себя.

- Лично – нет. Строго говоря, я и мои коллеги имели дело не с самими военными, а с отдаленными последствиями их деятельности. Видишь ли, в то время я был гражданским врачом, не имеющим прямого отношения к боевым действиям. А твой отец сражался на передовой, – тут Линнард присел рядом с Люком, так чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Конечно, я слышал о нем. В то время Энекин был довольно известной личностью...

- Как Вейдер – сейчас? – перебил юноша. – Думаю, о нем не знают только в нашем захолустье.

- Ты скоро поймешь, что известность Милорда – весьма специфического рода. О нем предпочитают разговаривать шепотом. Главным образом – из суеверия, но... скажем так: его тоже есть в чем упрекнуть.

- Однако, те, кто так странно реагируют на мою фамилию, почему-то ставят его имя рядом с именем Энекина. В том или ином контексте. Милорд сказал, что они были дружны. Сид это косвенно подтвердил, но от его намеков все запуталось еще больше. А Бен Кеноби говорил, что Вейдер был его учеником и убил Энекина.

Вот как? «Интересная» точка зрения. И врач не утерпел:

- Неужели этот «Бен» сказал тебе много правды?

- Пожалуй, нет. Но я не могу отделаться от мысли, что и остальные меня просто путают. А на самом деле истина очень проста. Но я почему-то не могу ухватить суть намеков... такого раньше не было...

- Просто такой разговор будит в тебе слишком много эмоций. Речь ведь идет о твоем отце. Так что ты, уж прости, необъективен. Такие сильные чувства часто мешают не только логике, но и интуиции. Хочешь узнать мое мнение?

- Да.

- Похоже, что Вейдер действительно занял место Энекина. В силу обстоятельств, и – надо думать – без особой охоты. Мне кажется, что и Сид, и Милорд до сих пор переживают то, что случилось с твоим отцом. Каждый по-своему, но эмоции остались. Эти люди водят тебя за нос вовсе не из любви к искусству, а потому, что имя «Энекин» до сих пор не стало пустым звуком. Для них. Знаешь, порой сложно заговорить о чувствах. До такого надо дозреть. От себя скажу, что Скайуокер-старший был очень харизматичной фигурой. Прирожденным лидером. Вполне достойным стоять по правую руку от Императора – если принять на веру слова Сида о том, что твой отец поддерживал Империю. А Сиду ты веришь. В ЭТОМ – веришь, – тут Линнард поднялся на ноги и сделал пару шагов, продолжая рассуждения вслух: – Собственно, подобному раскладу мешал только Орден. И помешал, – Люк внимательно слушал доктора, как-то не торопясь с оценками. Так что пришлось продолжить: – Видимо, в этой истории не все ясно даже ее участникам – иначе разные ораторы не посылали бы тебя друг к другу за информацией. Ты слышал версию этого Бена. Слышал, что сказал Сид. Почему бы теперь не спросить Лорда Вейдера?

- Потому что его здесь нет.

- Люк... я очень, очень плохо отношусь к идее обсуждать людей за их спиной. Но мне почему-то кажется, что твой опекун и сам жаждет поговорить на эту тему.

- Тогда – почему он молчит? Ощущает себя в чем-то виновным?

- Скорее – затрудняется с подбором слов.

- Возможно. Но в итоге оказывается, что львиную часть информации о семье я получил от Сида, который, по его же собственным словам, тут вообще не при чем. Почти что «проходил мимо».

Ирония в словах мальчика была столь явной, что ее не заметил бы только слепой. Однако Зейн Линнард предпочел ответить на слова, а не на подтексты:

- Люк, ты напрасно спешишь с выводами.

«Глупости! Никуда он не спешит. Просто сомневается во всем, и во всех. Придется мальчику подыграть, озвучить вслух собственные догадки. Пусть уж сомневается по делу. В конкретных фактах. Тогда будет меньше обид на жизнь вообще и людей в частности».

- То, что Сид не принимал в тех событиях активного участия, еще не значит, что он ни при чем. Ты – умный мальчик, и наверняка понял, каков его стиль. Раздразнить. Подтолкнуть. Направить. Посмотри, что он сделал с тобой всего лишь несколькими намеками? Возможно, так было и тогда, – Зейн понял, что перестарался с критикой и попробовал по-иному: – Едва ли стоит ждать, что кто-то вот так возьмет и выложит тебе всю правду на блюдечке. Вероятнее всего, истина будет вырисовываться постепенно. Возможно, многое из того, что ты узнаешь, повергнет тебя в шок. Разозлит, расстроит, вызовет желание отомстить. Прошу тебя, запомни: каждый человек отвечает лишь за свои действия. Все участники тех событий принимали решение самостоятельно. И, как уже заметил покинувший нас рассказчик, за них заплатили.

- А я? Почему они не думали, каково будет мне... одному... – Люк задыхался от непролитых слез.

- Ты говоришь, как ребенок, – упрекнул его врач.

- Я и был ребенком! Почему, ввязываясь в эту авантюру, родители не думали обо мне? Я потерял их обоих!

- Люк, ты не справедлив. У меня тоже есть дети. И, как отец, авторитетно скажу: твои родители думали, прежде всего, о тебе. О мире, в котором тебе предстоит жить. О препятствиях, которые следует преодолеть, чтобы ты родился и вырос. Там была масса сложностей. Даже то, о чем ты уже слышал – слишком много для одной семьи. Джедаи были серьезной организацией. И слишком консервативной, чтобы легко отнестись к нарушению устава. А тут еще война и масса факторов, о которых мы вообще ничего не знаем.

- Итак, думая о моем благе, отец и мать оказались по разные стороны баррикад? Что же это за благо получается? Предел мечтаний, – выговорил Скайуокер с горьким сарказмом. И, помолчав, грустно добавил: – Почему они просто не могли договориться?

- Вопрос, лежащий в основе большинства конфликтов.