... странная пациентка Линнарда:

«Джедаи не имели права жениться. Не имели права растить детей. Твой отец, если ты и на самом деле сын Энекина Скайуокера, нарушил устав. Странно, никогда не думала, что он может перешагнуть через законы. Такой правильный юноша: Энекин Скайуокер казался таким безупречным. Настоящим воплощением рыцаря:», «...не знаю, какую игру затеял Вейдер, но, скорее всего, ты унаследовал от отца необычные способности. Те, которые были у джедаев. А твой отец был сильнейшим. В десять лет он мог уже управлять истребителем»...

...и, наконец, Лея:

«Так ты не знаешь, что связывает Энекина Скайуокера и Дарта Вейдера»?

Она ничего не скрывала – но от этого становилось еще тревожнее.

«Ты знаешь:»

Он чувствовал, что истина – проста, и на самом деле, можно было самому догадаться. Но противоречивые намеки, полуправда, связывали и заводили в тупик. И вот, наконец-то, сегодня, он поймет, о чем же ему говорили.

Каждой клеточкой тела прочувствовать эйфорию: наконец-то!

До аппарата несколько метров, но что-то заставляет юношу медлить. Словно гурман, растягивающий удовольствие, он присел на кровать и полуприкрыл глаза.

Отец. Мальчонкой он выбегал на горячие дюны, чтобы заглянуть за линию горизонта: вдруг кто приедет к ним в гости. Как правило, его предчувствия сбывались, и спустя какое-то время, действительно, показывался расплывающийся в мареве горячего воздуха летательный аппарат. И в ту минуту Люку отчаянно хотелось, чтобы его вел незнакомец. Чтобы он вышел из спидера и, скрутив Люка, подбросил бы так же высоко, как подбрасывал, возвращаясь с работы пропахший потом и машинным маслом, старик Дарклайтер Биггса. Чтобы прилетевший к нему в гости незнакомец, потрепав его за непослушные вихры, сказал: «Как ты подрос, СЫН!». Чтобы он, наконец, забрал его с собой.

Люк знал, что родители мертвы, и что этим желаниям не суждено сбыться, знал, что в показавшемся на горизонте спидере – сосед, даже угадывал, кто это к ним пожаловал, еще до того, как можно было различить модель транспортного средства. Но безумно хотел ошибиться, хоть раз.

Кристалл с данными, хранящими историю жизни одного человека, зажатый в правой ладони. Человека, которого Люк не знал, но всегда хотел узнать. Человека, умершего несколько десятилетий назад.

И снова как в детстве возникло иррациональное желание: ошибиться. Пусть он не погибнет.

Более того, Люк верил в это, вопреки рассудку.

Ладонь разжалась. Люк открыл глаза, почувствовав, что кристалла на ней нет.

Он вскочил и первым делом оглядел пол. Лихорадочно развернулся, шаря глазами вокруг – и внезапно заметил кристалл, уже в гнезде устройства.

«Когда это я вставил его туда? Я что – сплю на ходу?» – Люк провел рукой по лицу, словно пытаясь снять наваждение. Но кристалл был реальностью.

«Наверное, я поставил его туда машинально, а сам думал, что он у меня зажат в руке. Ходил как дурак с пустым кулаком».

И это был не первый подобный случай. На Татуине он изредка не мог понять, что произошло, потому что не помнил, удивляя всех кругом своей машинальностью.

Так же, как и с дишкой... Он не мог сказать, что делал. Просто выполнял команды на автомате, особо не думая.

«А раз так, может, это не наваждение, не забывчивость, не машинальность, а те самые способности? Та самая Сила, которую я совсем не понимаю.

Если я смог мысленно разговаривать с Леей, и даже читать ее мысли, почему бы мне так же мысленно не перенести предмет? Кристалл, например?

Я хочу узнать правду. Как бы горько мне бы не было. Пусть я снова потеряю отца, пусть я узнаю как он погиб и пойму, что все мои ожидания глупы и беспочвенны, но я прочитаю все. Вопреки предчувствиям».

А предчувствия и впрямь были необычны: таких противоречивых эмоций у него, пожалуй, никогда и не было. Тут была и радость, что, наконец, сегодня он узнает правду, непонятно откуда взявшаяся тревога и перебивающее всё разом предвкушение новой жизни.

Что он узнает? Что, если окажется, что прав Бен? Что тогда? Он на Имперском корабле, во власти Главкома. Бежать вместе с Леей и Соло? А если прав Сид? Тогда получится, что лгал Бен. Но зачем?

Клубок вопросов, разрешить которые можно, только протянув руку к консоли.

И Люк, активировав кристалл, дождавшись на экране вывода информации, сел удобнее, чтобы начать читать. Как:

Татуин! Он вскочил и нервно взъерошил волосы: так Энекин Скайуокер родом с Татуина!

Хоть тут ему дядя и тетя не лгали.

Его отец тоже родом с выжженной пустыни.

Люк попытался представить отца в столь раннем возрасте. Но не смог.

Наверное, он пропадал все время в мастерской. И, наверное, он делал все то же самое, что и Люк: они смотрели на одни и те же звезды, ходили по одним и тем же улицам. Татуин – неизменен, та же пыль, жара и песок, как темное небо с россыпью огней. Манящее небо.

Отец, видимо, тоже когда-то смотрел на закат и мечтал улететь. Где-где, а там, надо признаться, закат был очень красив: два солнца, оранжевое и красноватое садились почти одновременно, окрашивая небосвод в насыщенно алые тона. И приходила прохлада, так любимая всеми.

Прохлада, которая была в космосе. За что Люк его дополнительно любил.

Интересно, а отец?

Наверное, да. Ведь он был пилотом.

Или джедаем?

Люк вернулся к чтению.

Первая информация – конфликт на Набу. Читая по диагонали всё, что не касалось отца напрямую, пропуская описания двора Падме Амидалы Наберрие и разобранный отчет ее плана переворота, он жадно выхватывал только факты об Энекине Скайуокере. Слова той женщины в белом – подтверждались.

В других обстоятельствах он счел бы подобное – фантастикой, но в уголках страниц маячила сине-зеленая эмблема СИБ. А такие люди не занимаются выдумками. К тому же, кроме текстов, там были голограммы. И на них юноша впервые в жизни увидел своего родителя: сначала – мальчиком, затем – юношей, его ровесником. Молодой человек приостановил воспроизведение, прошелся по каюте и остановился у зеркала. Да: они, и правда, очень похожи. Волосы, глаза, губы, упрямая линия подбородка. Сразу можно сказать – близкие родственники. Но Энекин казался более энергичным, что ли, порывистым: сверкающим, как комета, в то время как он, Люк: ну, скорее, напоминал спокойную гладь озера. Он видел такие водоемы на картинках. Наверное, поэтому у него в жизни все происходит гораздо медленнее? Энекин делал – и побеждал. А он, его сын, слишком медлителен и задумчив.

Люк снова вернул первый отчет – Набу. Вывел изображение и долго смотрел на него, пока светловолосый и мечтательный мальчишка не ожил, не глянул в ответ. И вот тут горло свело от потери, так, что стало трудно дышать. Он вспомнил ту острую боль, о которой успел забыть, чуть повзрослев. Боль приемыша и безотцовщины. Отличного от другой ребятни, потому, что не было у него никогда отца. Отца, которым можно было гордиться. Отца, с которым можно было вечерами возиться в мастерской и слушать истории из разряда небылиц. Верить им и хвастать перед друзьями, обещая, что папа всем покажет, что он самый-самый. А потом, повзрослев, скептично улыбаться над фантастичностью сюжетов и раздраженно отмахиваться от новых фантазий родителя.

Стало душно. Люк мог бы выставить себе более комфортный микроклимат, но не стал этого делать. Вместо этого он дошел до освежителя и плеснул себе в лицо холодной воды.

Вода – драгоценность, что на Татуине, что здесь, в космосе. Зато есть миры, где она разлита по поверхности и еще и падает с неба.

«Я обязательно там побываю!» – пообещал он себе.

Интересно, а на Дагобе бывают дожди?

Дагоба. Место, где живет еще один джедай. Интересно, чтобы тот наврал Люку, говоря полуправдами?

Но мой отец был джедаем. Об этом говорил Бен. И та женщина. И данные с кристалла.

Да, был. А дальше. Когда он с ними разошелся?

Люк вернулся в комнату и снова сел за чтение, пытаясь вникнуть сходу в официальные строчки и сконцентрироваться на новой информации. Поначалу мысли и эмоции сбивали его, но чтение становилось увлекательней, и он совсем потерял счет времени, ощущая, что разом проживает сто жизней.