— Тише ты! — шепотом “прикрикнула” на него тетя Вера. — Спит Лиза! Агния сказала: испуг был у ней сильный. Теперь все нормально будет, заговорила ее Агния и травки выпить дала. Спит теперь Лиза, не будите!

“Опять травка, — невольно подумал Алексей. — Как все-таки много смыслов у такого простого слова!”

— И чего ее так напугало? — пожала плечами женщина, продолжая собираться в хлев. — Колька ерунду какую-то про голову отрубленную треплет! Что там было-то, Пашка? — обратилась она к внуку.

Алексей заранее договорился с Пашкой, что правду они пока рассказывать не будут, чтобы не напугать пожилую женщину и вообще не посеять раньше времени паники и слухов на селе. Хотя, похоже, слухи уже распространились, хотя бы от того же Кольки. Поэтому он не дал ответить племяннику, а сказал сам, шепотом:

— Тетя Вера, что там случилось, пока непонятно. Тут бы ученые нужны... Не подскажете, кстати, где можно похранить в холоде одну очень вонючую и скоропортящуюся вещь?

— Что еще за вещь? Рыбы что ль наловил? Так ложи в холодильник!

— Нет, не рыбу... — Алексей решил не пугать пока тетку страшной находкой. — Так, экспонат один, для науки очень важный. Но он воняет — жуть! В холодильник его нельзя.

— Ну, не знаю тогда. — Тетя Вера задумалась. — В погребе — холодно, но тебе ведь, поди, не такой холод, тебе лед нужен?

— Да, лучше бы лед! — кивнул Алексей.

— Не знаю... У Митрича погреб глубокий, с ледником. Только он, пьяница старый, без бутылки не пустит!

— Да хоть две бутылки! — обрадовался Алексей, но тут же вспомнил, что отдал деньги тете Вере, а она уже подозрительно нахмурила брови.

— Опять тоску заливать собрался? — вздохнула тетка.

Пожилая женщина, много повидавшая и пережившая на своем веку, не любила и не умела хитрить и лукавить. Она очень жалела своего племянника и понимала его. Но сколько раз она уже видела в жизни, как горе ломало и не таких мужиков. Горе и водка. Правда, она видела и то, что Алексей перестал тянуться к бутылке постоянно, как к единственной панацее. Но он и вообще стал каким-то другим в последнее дни. Он словно бы успокоился. Но она-то видела, что спокойствие это — кажущееся, что боль его никуда не ушла, а лишь спряталась внутрь. И тень какого-то решения, как соломонова печать проступила в эти дни на лице Алексея. Нехорошего решения, это Вера Васильевна чувствовала всем своим женским сердцем! Уж лучше бы пил да плакал. Может, действительно — напьется, да выбросит из головы то худое, что в ней сейчас бродит?

Тетя Вера скрылась на минутку в своей спаленке и вернулась с деньгами в руке.

— На держи. Да смотри, Митрич хоть и старый, а любого молодого перепьет! За ним не гонись, а то свалишься!

— Тетя Вера! Да не собираюсь я пить! — убежденно зашептал Алексей.

— А ты выпей! — неожиданно сказала тетка, и по тому, как это было сказано, Алексей понял, что она не шутит.

Глава 4

Митрич считался в Никольском мужиком странноватым, немного “не от мира сего”. Он появился в селе лет двадцать назад. Было ему тогда пятьдесят с хвостиком, а может — и все шестьдесят. Михаил Дмитриевич был нелюдим и молчалив, а таких на селе не особенно любят. Даже то, откуда он прибыл, любопытные бабки узнали только через сельсовет. Оказалось, что из Ленинграда, что было более чем странно: народ наоборот мечтал выбраться из села поближе к цивилизации, а тут — из самого Ленинграда и в глушь!

Митрич, как окрестили его сельчане, купил у одной женщины, собравшейся уезжать к дочери в город, старый домишко и тут же начал строить себе новый. Деньги у Митрича, похоже, водились, и он, хоть и был одиноким (разведенным или вдовым — так и не удалось узнать), выстроил, помимо избы, добротный хлев, срубил баню, купил корову, поросят, кур. Чувствовалась в нем крепкая хозяйственная жилка! Но, кроме всего прочего, Митрич сделал еще и то, о чем жители Никольского и не помышляли — по инертности ли мышления, из-за лени ли... Так, он приспособил к колодцу электронасос и сделал себе собственный водопровод. Туалет он тоже обустроил на городской лад — не холодный нужник во дворе, а добротный, в теплой пристройке к избе, и даже с унитазом. Этот факт особенно потешал деревенских мужиков и баб. Вырыл себе Митрич и особенно глубокий погреб — такой, что на самом дне его круглогодично не таял лед. Огород приносил Митричу урожая тоже, пожалуй, больше, чем любому другому сельчанину. Он и журналы какие-то сельскохозяйственные выписывал, и книги по огородничеству читал. Даже картошку сажал и окучивал по книгам. Все видели, что у Митрича картофель и крупней, и больше его, чем у них, а все равно ржали-потешались! Мол, чего там читать-вычитывать, деды-прадеды неграмотными были, без книжек обходились, и мы уж картошку-то как-нибудь без учебников посадим! Вот именно, что как-нибудь...

Однако, несмотря на всю свою хозяйственность, Митрич слыл на селе пьяницей. Действительно, не реже одного раза в неделю он покупал в сельском магазине бутылку водки. А если кто обращался к нему за помощью, такса у Митрича тоже была всегда одна — бутылка. Правда, таким же платежным средством пользовались и все остальные сельчане, да и спиртным отоваривались в магазине не реже, а кое-кто и чаще Митрича, но... Пьяница, и все тут! В отместку, видать, за его скрытность и непохожесть на всех. А между тем, откровенно пьяным-то никто Митрича никогда и не видел. Вот такой вот парадокс!

Именно к Митричу, купив две бутылки “Столичной”, и пошел Алексей арендовать ледник для хранения головы.

У Митрича, в отличие от большинства сельских жителей, было заперто, хотя старик явно был дома: из печной трубы валил дым. А рядом с дверью имелась кнопка электрического звонка — вещь для села совсем чуждая.

Алексей позвонил, и через полминуты дверь отворилась. На пороге стоял Митрич — в футболке и застиранных джинсах, что странно сочеталось с его абсолютно лысой головой и марксовской седой бородой с усами.

— Здравствуйте, Михаил Дмитриевич! — поздоровался Алексей.

— Здравствуйте, Алексей Романович! — ответил старик.

Алексей даже растерялся: никак он не думал, что Митрич знает его отчество.

— Проходите, чего же вы? — вывел тот Алексея из невольного ступора.

Жилище старика, в котором Алексей был впервые, поразило его своей непохожестью на прочие сельские избы. Снаружи это был хоть и добротный, но вполне обычный бревенчатый пятистенок. А вот внутри... Внутри это была городская квартира типичного интеллигента! Недорогая, но современная мебель: шкаф для одежды вместо обычных гвоздей и крючков у входа, навесные шкафчики “под дерево” на кухне, мойка из нержавейки, стол, стулья — не дешевые и пошарпаные, а настоящий столовый гарнитур, пусть, опять же, и не из самых дорогих. Но самое главное — обилие книжных стеллажей и полок! Особенно много их было в “кабинете” Митрича, куда тот сразу провел гостя. Сам Митрич уселся в удобное кресло за шикарным письменным столом, а Алексею показал рукой на небольшой уютный диван.

— Слушаю вас, — сказал Митрич очень серьезно.

Алексей сидел на диване, сжав в руках лежащую на коленях сумку с двумя бутылками водки и завернутой в полиэтиленовый пакет головой. Он почему-то совсем растерялся в этой неожиданной обстановке и чувствовал себя совсем по-дурацки.

— Видите ли, Михаил Дмитриевич, — начал наконец Алексей, — я бы хотел вас попросить об одной услуге... Не могли бы вы на несколько дней, максимум на неделю, разрешить мне воспользоваться вашим ледником?

— Вот как? — удивился Митрич. — И что вы собрались там хранить?

Алексей замолчал. Он как-то и не подумал даже, когда шел сюда, что же он ответит старику на подобный вопрос. А ведь вопрос этот должен был возникнуть у любого человека, в погребе которого собираются что-то хранить посторонние.

— Что же вы молчите? — спросил старик. — Или это нечто запретное? Взрывчатка, наркотики? — тут он едва заметно, одними глазами, улыбнулся.