Через минуту он вдруг замер, уставясь в одну точку испуганным, недоуменным взглядом. Потом вдруг насторожился и, быстрым движением выхватив из кармана увеличительное стекло, припал к нему глазом, жадно разглядывая песок.
— Куда ты уставился? — искренне удивился Коко.
Лицо у сыщика было странное: наполовину Пафнутика, наполовину Тити Ктиффа, и они точно боролись между собой, и то одно, то другое одерживало верх.
Тити-Пафнутик, не отрываясь от песка, с беспомощным недоумением, почти со страхом проговорил:
— Я встречал этот след!.. Я знаю этот след! Давно-давно я его видел и запомнил!.. — Он говорил как в полузабытьи. — Отпечаток этой маленькой ладони в песке! Да… И этот запах мокрого песка я помню… Такой же точно утрамбованный туннель с этими отпечатками маленькой ладони на крыше… И потом остаётся песок между пальцев… Я всё помню: жестяной паровозик и вагоны из спичечных коробок, и кто-то вскрикнул от испуга… Пафнутик закричал: Паф!.. Неужели меня звали когда-то Пафнутик?.. И я испугался, что маленький человечек, который сидел верхом на паровозе, вместе со спичечным поездом попал в обвал. Я его вытащил, но он был весь в песке. Он был в шерстке… скорее, это был какой-то чёртик, а может быть, мартышка, а?..
Вдруг он вскочил на ноги и в бешенстве выхватил пистолет:
— А-а! Это какие-то мерзкие фокусы! Ты меня заставил вспомнить то, что я вовсе забыл… Хватит фокусов! Нет, ты очень опасный шут! Я чуть было…
— Ты чуть было не стал человеком, когда испугался за своего любимого игрушечного чёртика в туннеле. Но потом ты всё позабыл…
Но больше Коко никто не слушал.
— На комбинат! Прямо! Скорее! Без остановки! — задыхаясь от страха и злости, командовал Тити Ктифф.
Яростно сжимая в руке пистолет, помогавший ему снова почувствовать себя сыщиком, он топал от нетерпения ногой и сам подталкивал в спину охранников, толкавших в спину Коко.
Глава 36. ЛОМТИК КУПАЕТСЯ В ПИРОЖКАХ
Странное равнодушие, полное безразличие было на этом лице. Со скучающим видом он дождался, пока машина не отъехала, и тотчас, оживившись, почти бегом помчался по цирковому коридору, вернулся на пустынную арену и присел на корточки перед свежеутрамбованным туннелем для спичечных поездов.
Здесь он просидел довольно долго, напряжённо всматриваясь в отпечаток детских ладошек и стараясь понять, кто настоящий: Пафнутик, из которого получился знаменитый беспощадный сыщик Тити Ктифф, или наоборот — сыщик, внезапно превратившийся в давным-давно забытого мальчика Пафнутика.
Он подобрал спичечную коробку, к которой была привязана ниточка для проезда через туннель, и рассеянно сунул её в карман. Потом, внезапно злобно стиснув кулаки, он прыгнул и затоптал ногами песочное сооружение и, потирая лоб, без цели побрёл вдоль длинных безлюдных коридоров, пока не оказался снова в костюмерной.
Там он задумчиво примерил маску бородатого козла, посмотрелся в зеркало, сказал: «Бэ-э!» — и, пискливо засмеявшись, швырнул маску на пол.
Открыл шкаф и внимательно осмотрел ковёр-самолёт из «1001 ночи» с фабричной маркой «г. Багдад», и тут в голове у него слегка прояснилось. Он быстро повернулся на все стороны — не видел ли кто-нибудь его дурачеств? Кругом не было никого.
Широкими шагами он твердо двинулся к выходу, и, если бы полицейские теперь увидели его лицо, они убедились бы, что перед ними не кто иной, как знаменитый сыщик…
Через несколько минут он уже, отперев дверь, входил в съедобную пещеру Аладдина, где томился Ломтик.
— Ну, ты не лопнул? — насмешливо осведомился Тити Ктифф.
Ломтик, зажав двумя пальцами нос, сидел, как можно дальше отодвинувшись от пирожных, пирожков, пряников, кренделей и тортов, источавших одуряющие ароматы.
Ни одно пирожное, ни один пирожок, ни один орех или засахаренный ломтик ананаса не был тронут. Вид у Ломтика был такой, как будто его окружают злейшие враги, хотя всё сладкое, слоёное, рассыпчатое и солёное было до сих пор его самыми нежно любимыми друзьями.
— Не скажу! — с ненавистью выпалил Ломтик, едва появился Тити Ктифф на пороге. — Сам можешь лопнуть, а я не скажу, паршивое ты Пафнутище! И не желаю твоих вонючих пирожков!
— Странно, — без особого интереса, рассеянно заметил Тити-Пафнутик. — Я был уверен, что ты отчаянная жадина. Неужели я ошибся?
— Нет, — со слезами заорал Ломтик, — ты не ошибся! Жадина и есть! Но когда все они… сидят сейчас голодные… Выпусти меня отсюда! Не желаю! Всё равно не скажу!
Тити лениво усмехнулся:
— Да, собственно, ты мне теперь уже и не нужен! Все заговорщики собраны в мышеловку, окружены на пустыре. И где-нибудь невдалеке найдутся и сбежавшие животные и звери… Мы не пропустили к ним ни одного ломтика колбасы, ни одного пирожка. От голода они начнут лаять, мяукать, стонать, хныкать и хрюкать, и мы переловим их голыми руками! Шутя! Стоит только дать сигнал!
— А… кто это… должен дать сигнал? — замирая от ужаса, спросил Ломтик.
— Не твоё дело… — загадочно усмехнулся сыщик и вдруг, совершенно позабыв о присутствии Ломтика, озабоченно пробормотал: — Да, да, сигнал… время идёт… пора! — и, быстро повернувшись, бросился вон из холодильника.
В полном отчаянии Ломтик кинулся за ним следом, и отброшенная дверь с силой ударила его по ноге, но не защёлкнулась.
Тогда Ломтик обеими руками стал хватать пирожки и пихать их себе в карманы. Когда карманы раздулись, он набил себе за пазуху сколько мог, но и этого показалось ему ещё очень мало, как только он вспомнил про всех голодных львов и собак. Тогда он достал из своих карманных запасов два обрывка бечёвки, крепко завязал себе штаны повыше щиколоток, оттянул резинку на поясе и стал повыше щиколоток бросать пирожки себе в штаны, набивая их, как два мешка…
Когда он выбрался из холодильного склада на улицу, прохожие оглядывали его с сожалением и думали: «До чего же неуклюжее, нелепое чучело сделали из этого мальчика! Глядеть больно. Бедняга едва может двигаться. На комбинате совсем взбесились, что стали второпях выпускать такой брак!»
А несчастный Ломтик действительно едва двигался, так был битком набит пирожками. Он был похож на необыкновенно пухлого, лопающегося, еле дышащего от толщины мальчика. Колени у него вовсе не сгибались, и, чтоб шагнуть, ему нужно было каждый раз немножко поворачиваться боком.
К счастью, уже начинало темнеть, и его нелепая фигура мало привлекала внимание. Шаг за шагом он добрался до знакомого спуска к реке, где стояли лодки.
Пирожки сначала холодили его, потом они согрелись и стали греть его самого. Он шёл как будто в пирожковой шубе.
Лодочка, на которую он рассчитывал, оказалась на месте. Обломок весла плавал в грязной воде на дне лодки. Он был коротковат, но грести всё-таки было можно. Ломтик, весь обложенный своими возлюбленными пирожками, стараясь не дышать носом, чтоб не слышать их искушающего запаха, оттолкнулся от мостков и потихоньку стал выгребать на середину тёмной реки, подальше от берега, со страхом оглядываясь, не гонится ли за ним паршивый Пафнутик, которого он боялся теперь хуже любого взрослого.
А что делал в это время Пафнутик — Тити Ктифф? Этого никто не знал, даже сам Шеф полиции, дожидавшийся его сигнала на осаждённом пустыре.
Пафнутик, тихо улыбаясь от приятного жужжания в голове, позвонил на комбинат и распорядился приготовить фургоны для перевозки зверей и детей.
Ему казалось очень забавным и приятным это предстоящее завершение блестящей операции по раскрытию заговора.
Теперь, собственно, ему нужно было ехать на пустырь, но в голове у него так странно оживлённо играли и вспыхивали цветные искорки и пузырьки, точно он ещё купался в «укоротине», что ему почему-то не хотелось торопиться. У него засело в голове одно дельце, которое сейчас его интересовало просто неудержимо! И он, вместо того чтобы отправиться на пустырь, опять помчался в цирк.