Мои родители любили ее, а она — их. Мы были счастливы в течение двух лет, а затем произошло непредвиденное. Вернулся мой дядя Раду. Он все еще был зол из-за того, что я растоптал его счастье. Я ничего не мог поделать. Он был и остался неуравновешенным. Я не мог позволить своей лучшей подруге обручиться с ним. Я был себялюбив; я не видел для нее необходимости жить такой жизнью, только не с ним. Она заслуживала лучшего.

Я представил его Кенне. Я планировал покинуть дом. Пришло время вернуться на родину, в мой замок. Я видел блеск в глазах дяди, когда он встретился с ней. Я внутренне содрогнулся, потому что знал — его заверения о мести сбудутся.

Однажды ночью я услышал крик за замком. Мои родители и я выбежали посмотреть, кто так кричал. Но я уже знал. Кенна стояла на коленях. Она держалась за запястье и кричала от боли. Я схватил ее руку и увидел два довольно больших следа от укуса.

— Кто это сделал?

— Это была крыса.

Я осмотрел траву, и, в самом деле, на земле лежала большая крыса, одеревеневшая, как сходни. Я подхватил Кенну на руки и отнес в замок. Она чувствовала недомогание. Ей не хватало воздуха. Ее лицо почернело, как уголь. Она уходила из жизни, извиваясь в странном танце. Вскоре она умерла на моих руках. Я посмотрел на дядю, он слегка улыбнулся и вышел из комнаты. Я побежал за ним, схватил за грудки и потребовал ответа. Ухмыльнувшись, он произнес: «Промысел Божий».

Я отшвырнул его к противоположной стене, выбив из него дух. Меня остановил мой дед. Он поднял меня в воздух своей силой и потребовал, чтобы мы больше не дрались. После он отослал Раду своей дорогой, а я остался хоронить свою жену. Необращенные слуги заболели и вскоре умерли подобно Кенне. Сейчас люди называют это бубонной чумой.

Две ночи спустя Алек и Таня ожесточенно спорили о целесообразности ее нахождения в больнице. Она была рассудительна, а он не был готов к такому шквалу вопросов.

— Таня, я в состоянии позаботиться о тебе здесь.

— Что ты скрываешь?

— Много вещей, которых ты не поймешь.

— Я юрист по специальности. Ты не будешь обвинен в… — ее спину обожгла боль, — убийстве.

Боль, которую она почувствовала, охватила всю спину.

— Тебе необходимо прилечь, сейчас же. — Алек принудительно уложил ее на гору подушек.

— Неужели ты его убил?

Он вздохнул.

— Сейчас это не важно.

— Все так туманно, я не в силах вспомнить.

— Со временем память вернется. — « И да поможет тебе бог, когда это случится», — хотелось ему добавить. — Отдыхай! Мы поговорим об этом позже.

— Нет, я не хочу спать. Я постоянно только это и делаю. Пожалуйста, ты должен со мной поговорить… — Ее голос умолк, глаза закрылись.

— Теперь спи.

Ее веки, встрепенувшись, открылись, и Таня взглянула на него. Момент сопротивления. Он вновь послал ей безмолвный приказ. Это было легко. Ее разум представлял собой беспорядочную и хаотично запутанную мешанину, терпеливо ожидающую того, кто возьмется в ней разобраться. А сейчас Тане хотелось спокойствия.

— По-моему, я сейчас усну, — сонно пробормотала она. Ее глаза медленно закрылись, дыхание стало глубоким.

Бежали минуты.

Летели часы.

Таня слышала собственное дыхание. Тяжелое и учащенное. Сердце колотилось в груди. Огромный кулак все бил и бил ее. Она потянулась к мужчине, чтобы остановить его. Он схватил ее за плечи. Перед ее глазами предстало лицо. Ее звали по имени и просили проснуться.

— Таня. Это кошмар. Ты в безопасности. Он больше не сможет причинить тебе боль.

— Я видела сон? — она тяжело дышала. — Я спала, не так ли?

— Да, но сейчас ты проснулась. — Алек положил руку ей на грудь. — Успокойся.

Невероятно, ее сердцебиение замедлилось до более тихого и спокойного ритма. Она не понимала, что он сделал. Таня схватила его за руку.

— Какой сегодня день?

— Ночь пятницы.

— Ночь пятницы? Мне скоро будет звонить Лидия.

Нет, Таня. Лидия больше никому не позвонит.

Затем, с мучительными стенаниями, она вспомнила и расплакалась по Лидии и ее нерожденному ребенку. Алек укачивал израненное тело Тани в своих объятиях. Казалось, что каждое ее содрогание и всхлип стремительно поглощались его телом. В ее голове пронеслась череда быстро сменяющихся, унылых мыслей. Почему в его сильных руках она ощущала себя защищенной и согретой? Как в шерстяном одеяле. Она не хотела, чтобы он ее отпускал.

— Сосредоточься на хорошем.

— Если бы я только…

— Нет, никто бы не смог предугадать. Ты сделала все, что было в твоих силах.

С ее глаз сорвались слезы и скатились по щекам. Небольшая слезинка упала на его шелковую рубашку, расплывшись пятном.

— Ты не мог бы пообнимать меня еще какое-то время, пожалуйста?

Объятия стали сильнее. Она прижалась лицом к его шее. Он тихо вздохнул.

— Мои объятия широко раскрыты в течение следующего тысячелетия.

От его ответа она заплакала еще сильнее.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Таня прекратила рыдать. Алек по-прежнему ее обнимал.

— Она была твоей подругой? — спросил он притягательным и нежным голосом.

— Мы почти стали хорошими друзьями. Она была беременна.

— Я знаю, — мрачно ответил он.

— Откуда?

Алек вздохнул. Его зеленые глаза, сравнимые по яркости со сверкающим на свету нефритом, омрачились печалью.

— Я видел…

— Я вспомнила, как ты ударил кулаком об пол.

— Да, я это сделал.

В голове промелькнули проблески воспоминаний о том, как он пробивает дыру в полу.

— Почему? — она продолжала пристально на него смотреть и вдруг смутилась, осознав, как много на ней бинтов. Таня дотронулась до повязки на левой стороне лица и отвернулась от Алека.

— Как и ты, я виню себя в том, что не появился там раньше.

— Как ты узнал? Как? Я не знаю тебя. Ты не знаешь меня. К-как?

Он удержал ее руку.

— Кто-то попал в беду, а я хотел помочь.

— Всего лишь кто-то? Уверена, что той ночью помощь была нужна не только мне. — Тактичней, Ти. Она не знает, кем является этот человек. Она была благодарна ему за спасение своей жизни, но это… это было уже чересчур. Ей стало еще неудобней под его взглядом. Это вам не заурядный взгляд. У нее возникло странное чувство, что он фотографирует черты ее лица. Но почему? Ее лицо было перебинтовано.

— Я до сих пор не знаю, кто ты такой.

— Я — Алек.

— Алек, а дальше?..

Она почувствовала, как он быстро сжал ее руку. Алек закрылся от нее, но несмотря на это, пожатие было… приятным.

— Давай пока придерживаться имен. Ты голодна?

— Я… я умираю с голоду. — Таня смотрела, как он выпрямился в полный рост. И чуть не захлебнулась от собственной слюны. Он был высокий и крепкий, словно секвойя [27].

— Я раздобуду тебе чего-нибудь поесть. На время моего отсутствия с тобой останется мой друг Луиза. Идет?

Таня пыталась подавить внезапную вспышку страха, но, как ни старалась, это ей не удалось.

— Да, идет.

На ее здоровое плечо опустилась его крепкая рука.

— Тебе нечего бояться меня или моих друзей.

— Ты уверен в этом?

Алек задумчиво постучал указательным пальцем по губе.

— Дай, угадаю: ты не вегетарианка?

— Верно. — Она покачала головой и посмотрела на свои перебинтованные руки. Его рука по-прежнему лежала на ее плече. Девушка боялась шевельнуться и разрушить связь. Изумительное ощущение — теплое прикосновение, но в то же время оно ее расстраивало. Почему ей было так уютно с ним? Уж лучше бы она вылетела из окна.

Вылетела?С какой стати ей на ум пришло слово « летать»?

Подняв руку с ее плеча, Алек беспечно поиграл с завитком ее волос.

— Я знаю всего лишь о твоих предпочтениях в еде. Вернусь через двадцать минут.

Таня подняла голову и произнесла:

— Алек… — Он исчез. Звуков шагов, свидетельствующих о том, что он ушел, не раздавалось, и дверь по-прежнему была закрыта.